Казалось бы, мигранты из нестабильных стран «третьего мира», приезжая на временное или постоянное место жительства в страны Европы, обретают долгожданное сравнительное благополучие. Чем же тогда объясняется тот факт, что они становятся наиболее взрывоопасной массой, обладающей высоким социально-деструктивным потенциалом? Дело в том, что, во-первых, европейские рынки труда имеют тенденции к снижению спроса на рабочую силу. Мигрантов из Африки и Азии в Европу прибывает больше, чем требуется для заполнения существующих вакансий. Тем более, что производства многих корпораций давно перенесены в «третий мир», где рабочая сила дешевле, чем даже труд мигрантов в Европе.

Во-вторых, многие мигранты и не помышляют о трудоустройстве — им хорошо известно от ранее прибывших земляков о социальных пособиях в богатой Европе, либо о многочисленных путях криминального заработка. Не менее важна и проблема социальной дискриминации. В Европе мигранты, несмотря на все заявления леволиберальных политиков о толерантном к ним отношении, встречают явно негативную реакцию на свое присутствие со стороны значительной части местного населения. В совокупности с вынужденной занятостью в непрестижных и низкооплачиваемых сферах труда, либо с безработицей и маргинальным положением, это культурное отчуждение способствует социальной изоляции мигрантов от «принимающего общества». В большинстве европейских городов давно сформировались настоящие анклавы и гетто мигрантов, где последние живут в достаточно замкнутой среде, воспроизводя модели поведения и образ жизни, характерный для их родных стран. Происходит феномен, называемый в социологии «этнической анклавизацией» или «сегрегацией» мигрантов. В свою очередь, сегрегация существенно затрудняет механизмы интеграции мигрантов в «принимающее общество», способствует дальнейшей консервации в мигрантской среде архаичных моделей поведения и мировоззренческих установок. Отсюда — многочисленные проявления роста фундаменталистских и экстремистских настроений в мигрантской среде.

Вред мультикультурализма

Непрекращающемуся росту мигрантов и отсутствию сколько-нибудь адекватных программ решения миграционной проблемы Европа обязана пресловутой политике мультикультурализма. Концепция мультикультурализма была сформулирована еще в 1970-е годы и первоначально нашла свое воплощение в Соединенных Штатах Америки и Канаде. Однако эти страны изначально и создавались мигрантами, причем вытеснившими, а частично и уничтожившими коренное население Северной Америки. Сегодня индейцы в США и Канаде не имеют реального политического и экономического веса, в значительной степени загнаны в резервации и намеренно превращены в «живой экспонат» для привлечения туристов. Это — трагедия коренного населения Северной Америки. Суть концепции мультикультурализма заключается в сосуществовании различных, порой противоречивых, типов культур в рамках одного конкретного общества. Более того, мультикультурализм нацелен на укрепление культурных различий, предполагающих сохранение национальных культур и их особенностей в «принимающих обществах». Однако сосуществование различных и даже противоречащих друг другу культур в мультикультуралистском обществе фактически отвергает ассимиляцию, а значит и интеграцию мигрантов в «принимающее общество». Мигранты получают возможность оставаться такими, какие они есть, не приспосабливаясь к условиям жизни, традициям и поведенческим установкам, принятым в «принимающем обществе».
Проживающая в США философ — феминистка Сейла Бенхабиб, родом из Стамбула, выдвинула собственную концепцию «мозаичного мультикультурализма», который предусматривает возможность сосуществования в рамках одного отдельно взятого государства бесчисленного количества этноконфессиональных общностей. Каждая из этих общностей сохраняет собственную идентичность и не объединяется с другими общностями. Таким образом, фактически эта концепция одобряет и поддерживает анклавизацию и сегрегацию мигрантских сообществ. Более того, предполагается, что на практике ни одна из национальных и культурных общностей в рамках конкретного государства не должна обладать большими привилегиями по сравнению с другими общностями, даже если последние появились на этой территории не столь давно. То есть, сомалийцы в Норвегии или сенегальцы во Франции должны рассматриваться как не менее значимые для этих стран общности, чем, соответственно, норвежцы или французы. Не важно, что Норвегия или Франция столетиями существовали и развивались без присутствия указанных народов — они должны обладать на территории этих стран всей полнотой прав и иметь возможность отстаивать свою правоту.

Подобные концепции европейской леволиберальной общественности были взяты на вооружение политиками, представлявшими левые партии. Кстати, современные европейские левые в большинстве своем давно не защищают интересы людей труда. Более того — активно их подрывают, поддерживая массовый завоз более дешевой рабочей силы из стран «третьего мира». Получается, что поддерживая миграцию, европейские социалисты не удовлетворяют интересы рабочего класса, а играют на руку крупным корпорациям, олигархам, бюрократическим структурам, которым выгодно присутствие многомиллионной дешевой рабочей силы, к тому же частично находящейся в принимающих государствах нелегально и, соответственно, бесправной. Идеи европейских левых, реализуемые на практике в форме утверждения мультикультуралистских концепций, и привели в конечном итоге к тем плачевным последствиям, которые сегодня мы видим на примере Франции, да и многих других европейских государств. Стремление к сохранению мигрантами собственных идентичностей, в соответствии с концепцией мультикультурализма, вылилось в появление на территории европейских государств «маленьких Алжиров / Марокко / Сомали и т.д.».

Однако если европейские правительства, придерживаясь концепции мультикультурализма, создали режим максимального благоприятствования для прибытия на территории европейских государств миллионных масс мигрантов, то последние отнюдь не собирались подстраиваться под образ жизни и традиции коренного населения. Более того — если первые поколения мигрантов еще представляли собой тихих гастарбайтеров, безропотно трудившихся на низкооплачиваемых работах и почитавших за счастье проживать в богатых и спокойных европейских государствах, то спустя несколько десятилетий после начала в послевоенные годы массовой миграции многие европейские государства столкнулись с массовой этнической преступностью, уличными волнениями, наркоторговлей и целым рядом других «прелестей» недальновидной миграционной политики. Причем оказалось, что не столько мигранты первой волны, сколько дети мигрантов, родившиеся и выросшие во Франции, Германии, Норвегии и других странах представляют собой наиболее проблемную и конфликтогенную среду.
В настоящее время страны Западной Европы стали пристанищем для многих миллионов мигрантов, преимущественно из стран Азии и Африки, а также Латинской Америки и государств Карибского бассейна. Среди наиболее заметных групп мигрантов в западноевропейских государствах можно отметить, прежде всего, выходцев из мусульманских стран Ближнего Востока и Северной Африки. Это многомиллионные турецкая и курдская диаспоры (наиболее многочисленны в Федеративной Республике Германии, Австрии, Франции и Нидерландах); арабо-берберская диаспора из Алжира, Марокко и Туниса (наиболее многочисленна во Франции, Испании, Швеции); африканские диаспоры (наиболее многочисленны во Франции, Испании, Италии, Великобритании, Нидерландах и Германии); индо-пакистанские диаспоры (наиболее многочисленны в Великобритании, пакистанцы также в скандинавских странах); индонезийские диаспоры (наиболее многочисленны в Нидерландах); афро-карибские диаспоры (наиболее многочисленны в Великобритании, Нидерландах, Франции); латиноамериканские диаспоры (наиболее многочисленны в Испании, Португалии, Италии).

Однако, несмотря на то, что в целом на территории стран Западной Европы присутствуют мигранты из большинства стран мира, наибольшие проблемы возникают с выходцами из стран Ближнего Востока и Африканского континента. Сказываются серьезные культурные различия между европейцами и выходцами из Северной, Западной, Северо-Восточной Африки, Передней и Южной Азии. Именно выходцы из этих регионов чаще всего фигурируют в криминальных сводках правоохранительных органов европейских государств, а также участвуют во всевозможных массовых волнениях, пополняют ряды экстремистских группировок.

Так, среди граждан Франции, совершивших в начале января 2015 г. нашумевшие теракты против сатирического журнала и кошерного магазина, были люди алжирского и западноафриканского происхождения. Среда мигрантов из перечисленных регионов обладает повышенной конфликтогенностью и в силу религиозного фактора. Учитывая, что сами по себе категории мигрантов социально депривированы, многие представители мигрантской молодежи в силу отсутствия работы и нормального образования и воспитания склонны к криминальной деятельности, вполне понятно, что среди них активно работают эмиссары международных террористических организаций, экстремистски настроенные религиозные проповедники. Масса обездоленных мигрантов становится для них прекрасной находкой в плане поиска молодых и не очень людей, которых можно использовать в качестве «солдат» и даже «смертников».

От колонизации Африки к африканизации Франции

Франция является одной из тех европейских стран, где проблема миграции ощутима в наибольшей степени. Ситуация усложняется тем, что большая часть мигрантов прибывает во Францию из бывших африканских колоний, имеющих давние исторические счеты к вчерашним колонизаторам. Во-вторых, большинство мигрантов исповедует ислам, то есть представляет кардинально отличный от французского тип культуры, этических ценностей. Начало арабо-африканской иммиграции во Францию приходится на конец XIX — первые десятилетия ХХ вв. Именно в этот период Франция окончательно утвердила господство в Северной и Западной Африке, подчинив своей власти огромные территории от Средиземного моря на севере до Гвинейского залива на юге и от побережья Атлантического океана на западе до границы с Суданом на востоке. Таким образом, практически вся Северная и Западная Африка, за исключением нескольких британских, испанских, португальских и итальянских колоний, оказалась под властью Франции. На территории региона французские колониальные власти утверждали новые порядки огнем и мечом. В войнах с колонизаторами, а также от расправ над мирным населением со стороны французских войск погибли сотни тысяч африканцев. Однако, с другой стороны, французские власти не отказывались от привлечения дешевой рабочей силы из колоний на территорию метрополии.

Особенно возросла потребность в гастарбайтерах после Первой мировой войны, что было вызвано людскими потерями Франции. Так, в стране появились многочисленные группы алжирских и тунисских рабочих. После Второй мировой войны количество привлекаемых из стран Магриба рабочих стало возрастать. Следующий многочисленный поток мигрантов в 1960-е гг. был связан с деколонизацией государств Африки. В первую очередь из Алжира во Францию стали переселяться те алжирцы, кто имел основания опасаться каких-либо карательных мер со стороны новой суверенной власти. Это были бывшие служащие колониальных войск и правоохранительных органов, просто алжирцы, сотрудничавшие с колониальными властями, представители берберских этносов. Однако с первыми волнами миграции особых проблем не возникало. Более того — многие алжирцы стремились поскорее интегрироваться во французское общество, демонстрируя отказ от традиционного образа жизни и перенимая европейские традиции. Впрочем, среди вынужденных мигрантов из Алжира действительно было много представителей европеизированной части алжирского населения.
Начиная с 1970-х — 1980-х гг. стали возрастать потоки трудовых мигрантов, которые прибывали во Францию сначала из стран Магриба, а затем и со всей Западной Африки. В отличие от алжирских мигрантов периода войны за независимость Алжира, новая волна мигрантов не стремилась раствориться во французском обществе. Причин к этому у нее не было — это были обычные алжирские, марокканские, сенегальские, малийские крестьяне, рабочие и маргиналы, перебирающиеся во Францию в поисках лучшей жизни. Причем далеко не всегда повышение благосостояния ставилось ими в зависимость исключительно от результатов собственного труда. Именно с появлением этой волны мигрантов начались и серьезные проблемы с их адаптацией к условиям жизни во французском обществе. Значительная часть новых мигрантов демонстрировала нежелание интегрироваться во французское общество и держалась обособленно, создавая свои этнические анклавы во французских городах.

Настоящие последствия миграционных потоков французское общество ощутило в 1990-е — 2000-е гг., когда арабо-берберское и африканское население в стране многократно возросло не только за счет прибытия новых мигрантов, но и за счет рождения и взросления детей предыдущих волн миграции. Появились франко-алжирцы, франко-сенегальцы, франко-малийцы, для которых Франция уже была родиной — ведь они здесь родились, выросли и могли никогда и не бывать на своей «исторической родине» — в Алжире, Мали или Сенегале. Однако французское общество упорно не желало признавать этих людей своими. Нет, все они являлись гражданами Франции, получали образование во французских школах, официально французское правительство призывало к толерантности по отношению к мигрантам и их потомкам. Но в действительности массы обитателей заселенных арабами и африканцами кварталов чувствовали свою социальную отчужденность во французском обществе. Социальная поляризация стала фундаментом для формирования негативистских и деструктивных настроений мигрантов и их потомков. А уже в виде надстройки появились и пышно расцвели националистические и религиозно-фундаменталистские настроения. Как здесь было не вспомнить и о том, что Франция более столетия нещадно эксплуатировала Северную и Западную Африку, вывозя природные ресурсы и десятками тысяч уничтожая местное население.

Таким образом, отчасти корни негативного поведения арабо-берберских и африканских мигрантов во Франции можно усмотреть в исторической плоскости, но как быть тогда с аналогичным поведением турецких и курдских мигрантов в Германии? Ведь Германия никогда не колонизировала Турцию, более того — всегда выступала ее историческим союзником, оказывала значительную помощь в плане вооружения турецкой армии и флота, подготовки военнослужащих и так далее. Соответственно, скорее всего, все же не исторические обиды, а культурная несовместимость мигрантов и коренного населения является одним из основных факторов, способствующих росту в мигрантской среде противоправного и экстремистского поведения.

Провал мультикультурализма

Но основную роль играют социальные факторы. Мигранты, несмотря на то, что европейские правительства вроде как поддерживают их, выплачивая социальные пособия, позволяющие сводить концы с концами, не работая, находятся преимущественно в самом низу европейской социальной иерархии. Это обосновывается тем, что подавляющее большинство мигрантов не имеет нормального образования, профессиональной квалификации, что способствует их неизбежной маргинализации в принимающем обществе. Следствием этого является массовая безработица, которая в кварталах французских городов, населенных арабо-берберскими и африканскими мигрантами достигает 30-40% от общей численности населения. Безработица и социокультурные различия способствуют криминализации мигрантской среды. Среди мигрантов — очень много реальных или потенциальных преступников. Многие из них попадают в поле зрения полиции еще в подростковом и юношеском возрасте. Известно, что в большинстве крупных городов Франции орудуют молодежные банды, созданные мигрантами арабо-берберского и африканского происхождения, которые не только занимаются традиционными видами криминальной деятельности — уличными грабежами, кражами, угонами автомобилей, торговлей наркотиками, но и в случае массовых беспорядков выступают как ударная сила, авангард многотысячных мигрантских и маргинальных масс, вываливающихся на улицы французских городов.
Наличие серьезных проблем, вызванных ошибочной политикой в сфере миграции, основывавшейся долгое время на мультикультуралистских принципах, в конечном итоге были вынуждены признать и многие европейские политики, на которых лежит немалая доля вины за текущую ситуацию. Так, еще пять лет назад, характеризуя политику мультикультурализма, германский канцлер Ангела Меркель заявила, что «… суть подхода состояла в мультикультурализме, в способности жить рядом и относиться друг к другу с уважением. Но этот подход провалился, абсолютно провалился» (Меркель заявила о провале мультикультурализма // http://www.bbc.co.uk/russian/internatio … iled.shtml). Не случайно симпатии европейского населения в последние годы все в большей степени обращаются к националистическим правым партиям, которые обещают решение наболевших проблем неконтролируемой миграции, этнической преступности, наркоторговли, распространения идей религиозного фундаментализма. Об этом свидетельствует успех того же Национального фронта во Франции, партии «Йоббик» в Венгрии. Можно по-разному относиться к политическим платформам данных организаций, однако факт остается фактом — кроме националистических сил более никто из партий другого политического спектра не ставит вопрос о дальнейших перспективах миграционной политики столь остро. В свою очередь, у европейского леволиберального истеблишмента есть испытанный временем козырь против националистических партий. Они обвиняют своих идейных оппонентов в фашизме, расизме, нарушении прав человека. Получается, что интересы мигрантов, значительная часть которых откровенно ненавидит коренное население принимающих стран, оказываются для леволиберальных политиков важнее, чем интересы собственных граждан.

Противоречия идеологии мультикультурализма, между тем, и приносят все те негативные плоды, которые уже много лет собирает европейское население. Январь 2015 г. во Франции был окрашен в кроваво-красный цвет не только и не столько исламскими экстремистами, убившими журналистов сатирического журнала и захватившими в заложники посетителей кошерного магазина. Именно мультикультурализм стал тем оружием, которое выстрелило по французским гражданам. Причем по той их части, которая как раз и поддерживала леволиберальные идеалы «свободы, понимаемой как вседозволенность». Журналисты сатирического журнала смеялись над традиционными ценностями и мусульман, и христиан, не понимая, что для многих жителей планеты Земля религия имеет очень большое значение. Некоторые за глумление над своей верой готовы убить. И здесь встает другой вопрос — журналисты находились на своей земле и могли, в принципе, делать то, что хотят — ведь Франция является светским государством и уж, тем более, не исламским. Это так. И еще можно сказать, что в Саудовской Аравии или Пакистане местное население не испытывает пиетета в отношении христиан или иудеев. Более того — вряд ли в случае глумления над религиозными символами христиан или иудеев глумящиеся понесут какое-то серьезное наказание. Но Саудовская Аравия и Пакистан создали такую модель сами. Они не приняли идеологию мультикультурализма, предписывающую равенство всех групп населения в их различиях. А леволиберальная Франция эту идеологию приняла — за что и поплатилась. Ведь Франция теперь не только светская страна, и не только христианская, но и мусульманская тоже. Миллионы ее жителей исповедуют ислам. И нет ничего удивительного в том, что кто-то из них решил наказать журналистов, издевающихся над исламскими ценностями.

Пути решения проблемы

Есть ли выход из сложившейся ситуации? Безусловно, что в этническом, конфессиональном, культурном отношении Европа более уже никогда не станет прежней. Когда два года назад, в мае 2013 года, французский писатель Доминик Веннер покончил с собой у алтаря Собора Парижской Богоматери, он хотел своим действием показать «самоубийство старушки — Европы». Доминику Веннеру было семьдесят восемь лет, свою жизнь он, по большому счету, прожил. Европейские страны тоже не юны. Но есть ли надежда на то, что Европа избежит суицида, сможет вылезти из петли? Этим вопросом задаются многие европейские философы, социологи и политики. Лидеры европейских правых партий видят выход из ситуации в ограничении миграционных потоков, усилении контроля за мигрантами, ускоренных темпах интеграции уже проживающих в европейских странах мигрантов в местные общества. Лидер Национального фронта Франции Марин Ле Пен видит в числе одного из действенных шагов в направлении решения существующей проблемы отказ от практики предоставления двойного гражданства. Большинство «двойных граждан», по мнению Ле Пен, не хотят интегрироваться во французское общество. В этом и нет ничего удивительного — они рассматривают Францию как «дойную корову», где можно в лучшем случае заработать, а в худшем — поторговать наркотиками, ограбить прохожих. В случае всего всегда можно сбежать на родину.
Но если отказ от практики предоставления двойного гражданства и даже полный запрет на въезд мигрантам из некоторых государств — меры вполне возможные, особенно в условиях прихода того же Национального фронта к власти во Франции, то как быть с потомками мигрантов, которые являются уроженцами и гражданами Франции? Их депортировать невозможно, лишить гражданства — тоже. И, более того, они имеют все основания проживать во Франции, поскольку здесь родились (а у многих здесь родились и их родители). Между тем, далеко не все в данной категории успешно интегрируются во французское общество. Наличие этнических анклавов позволяет существовать в замкнутых сообществах, там же находить себе брачных партнеров, получать, помимо школьного образования от французского государства, еще домашнее воспитание в духе традиционных ценностей. Когда они попадают в среду недавних мигрантов, среди которых есть и проповедники радикальных течений, то очень быстро происходит восприятие определенного комплекса ценностей, после чего, стремясь утвердиться и показать себя перед соплеменниками «своими», потомки мигрантов могут и совершать преступления, и участвовать в деятельности религиозно-экстремистских и даже террористических организаций.

Как известно, есть несколько возможных путей адаптации индивида к условиям жизни в новой и чужой в культурном отношении среде. Об этом пишет известный социолог Дж. Берри. Первый путь — приспособление. Он заключается в том, что мигрант стремится минимизировать свои отличия от населения принимающего общества, воспринимая модели поведения и культурные ценности, принятые в последнем. Он изучает язык, культуру. В некоторых случаях — целенаправленно вступает в брачный союз с представителем или представительницей местного населения, может даже сменить вероисповедание или отказаться от догматичного соблюдения религиозных предписаний. Второй путь — реакция. Она заключается во взаимном влиянии мигрантов и принимающей среды друг на друга, что позволяет сблизить и обогатить культуры, сформировать на их основе единую культуру с привнесенными компонентами. Отказ подразумевает стремление к тотальной изоляции мигранта от принимающего общества. Именно последняя стратегия ориентирована на создание этнических анклавов с замкнутым образом жизни, минимизацию контактов с населением принимающей страны, возрождение традиционных ценностей, в том числе в искаженных формах.

Естественно, что то, что мы наблюдаем сегодня в европейских странах — это последствия отказа от интеграции в принимающее общество. И если путь ассимиляции и приспособления выгоден европейским обществам, поскольку позволяет повысить демографию и решить проблемы рабочих рук, не рискуя собственной культурой и идентичностью, то путь сегрегации, отказа для современной Европы крайне опасен и может привести если не к фатальным, то к очень разрушительным последствиям. Но приспособление к принимающему обществу имеет смысл тогда, когда оно обладает более высокими ценностями, являет собой пример организации и поведения для приезжающего мигранта. И если мигрант видит перед собой вакханалию вседозволенности, глумления над религиозными символами, утверждение приоритета сексуальных меньшинств над лицами нормальной ориентации, разрушения семьи и семейных ценностей и отбирания детей у родителей, видит политическое лицемерие, прикрывающее бомбежки мирных жителей рассуждениями о гуманизме и демократии, то он неизбежно задается вопросом: а стоит ли в такое общество интегрироваться? В итоге путь отказа становится для него наиболее оптимальным. Со всеми вытекающими…
Автор Илья Полонский
Источник: topwar.ru.

В ходе посвящённой российским гуманитарным конвоям встрече с представителями украинских СМИ, спикер СНБО Андрей Лысенко заявил об обнаружении таинственной и ужасной системы «Чебурашка», уничтожающей всё живое «вылетающими снарядами, которые не просто взрываются, а выжигают местность с эффектом сжигания кислорода и воздуха, то есть называется — огнемёт».

В нормальных условиях нашей планеты любой процесс горения предполагает участие кислорода в качестве окислителя. Относительно неизвестного военным специалистам «Чебурашки» — по всей видимости, запутавшийся в сказочных героях представитель силовиков Украины имел в виду тяжёлую огнемётную систему (ТОС) «Буратино».

Расстрел в Париже — трагедия, которая находится за гранью человеческого понимания. Без всякого сомнения, после этого возобновятся с новой силой дебаты о «кончине мультикультурализма», и опять в их основании окажутся ложные и вводящие в заблуждение предсылки и допущения.

Террористы, расстрелявшие редакцию парижского сатирического журнала — исламофашисты. Тот факт, что эти нелюди имеют арабо-мусульманские корни, не делает их меньшими фашистами, меньшими европейцами, ровно как и не освобождает Европу от ответственности за случившееся.

Фашизм и его злой близнец нацизм являются на сто процентов европейскими идеологиями. Неонацизм также расцветает сейчас бурным цветом из ростков, проклюнувшихся преимущественно в Европе.

Старый свет пытается отвлечься от своих экономических и демографических проблем, постоянно вмешиваясь в дела периферийных регионов, особенно это касается Балкан, стран Чёрного моря, Кавказа, а также Среднего Востока и Северной Африки (регион MENA).

И что они получили в результате? Острый кризис демократии. Кто виноват в этом структурном и длительном цивилизационном «отступлении», которое происходит по всей Европе в настоящее время? Верно ли (а может, просто удобно?) обвинять горстку идиотов в том, что они вернулись домой с решимостью бороться за свою «правду» при помощи оружия?

Мой голос — только один из многих, включая таких выдающихся людей, как Умберто Эко или Кишор Махбубани. Они призывают к умеренности, диалогу, терпимости, мудрости и пониманию. К тому, чтобы прекратить поддерживать и способствовать развитию этно-фашизма в бывшей Югославии и Украине.

Эти голоса по-прежнему либо высмеиваются, либо (в лучшем случае) игнорируются. В результате то, что Евросоюз непрестанно продвигал при помощи своих советников, финансовых вливаний и гуманитарной помощи, начиная с Боснии 25 лет назад, Ближнего Востока и заканчивая сегодняшней Украиной, оказалось не столько конструктивным стратегическим сотрудничеством, сколько вынашиванием культа смерти, разрушения, разделения, травли и фашизма.

Некоторые из наиболее жестоких режимов на планете в Европе прославляются, хотя эти наследственные теократии считают (подобно европейским нацистам в 30-х годах) серьёзным криминальным преступлением, если кто-то не следует канонам их государственной религии как единственной, имеющей право на существование.

С другой стороны европейский храм мультикультурализма — Сараево был самым варварским образом осаждён и подвергался бомбёжкам на протяжении тысячи дней. И это всего за час лёта до Брюсселя.

Европа до сих пор отрицает очевидное. В доме никогда не будет мира, если у соседей не прекращаются драки и разборки. Чудовищная трагедия в Париже — это только болезненное напоминание о том, насколько Евросоюз уже сам себя изолировал: на Ближнем Востоке они поддерживают именно ту версию ислама (или, лучше, сказать, фашизма), которую мы сейчас получаем в христианской Европе, и которую уже в полной мере ощутили на себе христиане Ирака, Сирии и Ливана.

То есть в ответ на возникающие кризисы на Балканах, в регионе MENA и на Украине, Евросоюз не сумел предложить единую консолидированную программу,  предполагающую участие в обсуждении проблем всех конфликтующих сторон.

Евросоюз не сумел справиться с этой задачей, несмотря на наличие необходимых институтов, уроки Второй мировой войны и внушительный опыт прежних ошибок. ЕС совершает в своём доме те же ошибки, которые ранее допустил за его пределами, предпочитая не отвечать на самые важные вопросы, касающиеся европейской идентичности, антифашизма и культурных различий. В результате оказались скомпрометированы сами базовые принципы Евросоюза.

Способы, которыми пользуется ЕС, сводятся к избирательной дипломатической делегитимизации и карательному военному вмешательству по своей прихоти (Балканы, Ливия, Сирия, Украина). Ностальгия по конфронтации опять взяла верх над двумя необходимыми для построения нормального будущего вещами: диалогом и поиском компромисса.

Ещё раз хочу подчеркнуть: сегодня Европа получает ту разновидность ислама, которую она сама поддерживала на Ближнем Востоке вчера, не смущаясь используемыми исламистами методами достижения своих целей.

Если мы действительно серьёзно беспокоимся о судьбе Европы, то нашей неотложной задачей должна стать денацификация. Давайте начнём с Боснии, Украины и Парижа прямо сейчас.

Автор: Анис Бажректаревич — профессор, специалист по международному праву и проблемам глобальной политики из Вены (Австрия)
Источник перевод для MixedNews — Полина Шелест
Источник: mixednews.ru.

В этих словах – суть необходимых изменений в развитии экономики России.
К тому же не приходится ожидать скорых внешнеэкономических сдвигов, благоприятствующих нашей стране. Вряд ли произойдет в близлежащем времени отмена санкций. Уповать на заявления ряда политических деятелей и представителей европейского бизнеса, высказывающихся против антироссийских санкций, нереалистично. Европа сейчас не в том положении, чтобы пойти наперекор позиции США. Экономика ЕС балансирует на грани рецессии и слишком зависима от американского рынка, показателем развития которого является рост ВВП США в 2014 году на 5%. Не последнюю роль играет и антироссийский настрой наднациональных структур Европейского Союза.
Что касается снижения мировых цен на нефть, то это тоже не быстро проходящее явление. Нужно серьезно относиться к тому, что США, оставаясь пока нетто-импортером нефти, увеличили ее добычу, почти достигнув уровня России. Можно констатировать также, что ОПЕК уже не является регулятором квот на добычу нефти и, следовательно, не влияет, как прежде, на динамику мировых цен. Сплоченность стран-участниц этой организации осталась в прошлом. Нельзя пройти мимо и того, что прогнозируется относительно невысокий уровень среднего роста мировой экономики.
Конечно, изменения внешнеэкономической для России обстановки в ее пользу – даже небольшие – нужно приветствовать и использовать. Незыблемым сохраняется курс, исключающий самоизоляцию нашей страны, в том числе в экономической области. Мы заинтересованы в сохранении или налаживании новых экономических отношений со всеми странами и зарубежными компаниями, которые проявляют в этом заинтересованность. Но при любой ситуации единственной альтернативой для России является опора в первую очередь на наши внутренние резервы и возможности для количественного и качественного роста экономики.
По словам Президента Путина, по худшему сценарию выход России из тяжелой экономической полосы произойдет в течение не более двух лет. Но это время обязательно должно быть наполнено нашей активностью в первую очередь для диверсификации экономики. Иными словами, поворот от ее сырьевой направленности к развитию обрабатывающей наукоемкой промышленности. Этому должно служить и импортозамещение. Мы пропустили много лет, четверть века, когда эта задача могла бы решаться. Но давайте не сосредотачиваться на критике прошлого, а обратим свой взор в будущее, на определение экономического маневра выхода из тяжелой экономической полосы.
Не буду останавливаться на конкретных предложениях Путина для исполнения правительством такого маневра. Однако, несмотря на привычно общие задания министерствам и ведомствам, нет оснований считать о готовности исполнительной власти предложить обоснованный, базирующийся на конкретно намечаемых действиях, проект разворота страны к диверсификации экономики и ее росту на этой основе.
А что это значит в нашей действительности? Если даже в массе своей мы понимаем, что нужно что-то делать, но что именно? Просто добросовестно трудиться на своем рабочем месте? Да, это необходимо. Но не менее необходимо знать – во имя чего трудиться. Такого, к сожалению, не происходит. Переход к чисто денежной мотивации труда не должно вытравлять из нашей жизни идею.
Медлительность правительства в принятии магистральных решений или простое созерцание того, что происходит, подчас объясняют тем, что изменение структуры экономики может нанести серьезный удар по бюджету, так как половина его доходов ныне имеет своим источником ТЭК. Между тем следует иметь в виду, что на большинстве месторождений приемлемую доходность уже обеспечивает цена в 60 долларов. "Лукойл" заявил, что на месторождениях Западной Сибири добыча рентабельна даже при 25 долларах. Однако для трудноизвлекаемой нефти ситуация сложнее. На арктическом шельфе рентабельность добычи обеспечивается только при цене 100-120 долларов за баррель. Стоит ли нам в таких условиях форсировать добычу на шельфе Ледового океана? Почему при всей важности этого региона для России не сделать паузу в освоении арктических нефтегазовых месторождений? Такую паузу уже сделали некоторые наши конкуренты. США пробурили последнюю скважину на арктическом шельфе в 2003 году, Канада – в 2005 году.
При такой паузе никто не противодействует, а напротив, поощряет рост добычи нефти и газа в Восточной Сибири, в других регионах страны. Речь идет не об этом, а об изменении структуры экономики, что вытащит Россию из прямой зависимости от сырьевого экспорта и позволит убыстрить технико-технологический прогресс. Для этого далеко не обязательно сокращать добычу и экспорт сырья. Но значительная часть доходов от сырьевого экспорта должна направляться на развитие российской экономики в целом, естественно, не забывая о социальных и других потребностях страны.
Другим "доводом" в пользу отсутствия или во всяком случае медлительных действий правительства по использованию всех ресурсов для роста экономики приводится озабоченность финансовым состоянием нашей страны, что проявляется в проблемах с курсом рубля. Конечно, финансовая стабильность должна оставаться в центре внимания. Но главная проблема в том, чтобы финансовая консолидация служила экономическому росту, а как показывает практика, этого не происходит, так как не обеспечено кредитование реального сектора экономики. Более того, как хирургическую меру можно расценивать доведение ключевой ставки Центрального банка до 17%. Но такое хирургическое вмешательство должно быть строго ограничено во времени. Никаких выводов о сроках предпринятой меры от ЦБ или правительства мы не знаем.
Одной из основных составляющих перехода к диверсификации российской экономики является эффективная экономическая децентрализация. Этому я посвятил свое выступление 19 мая прошлого года на заседании "Меркурий-клуба". Тогда подчеркивалось, что мы недооцениваем значение оптимизации отношений по линии центр-регионы. Такое положение в принципе сохраняется. Однако вряд ли можно выправить экономическое состояние России без децентрализации в этой области. И не только. Наши СМИ часто грешат перепечатками из западной прессы, где предсказывается "цветная революция" в России. Ее заготовителями и исполнителями называется оппозиция режиму Путина. Абсолютно не верю, что верх во внутриполитической обстановке в нашей стране способна взять кучка несистемных оппозиционеров, не пользующаяся поддержкой в массах населения. Но турбулентность в обстановку может внести ухудшение социального положения большинства населения и отсутствие радикальных перспектив повышения роли субъектов Федерации.
Отсутствие подвижек или крайняя медлительность в федеральном строительстве нашей страны стало причиной того, что заостряю эту важнейшую тему и в сегодняшнем выступлении. Значение оптимизаций отношений центра с субъектами РФ возрастает и на фоне событий на Украине. Еще контрастнее выглядит необходимость неразрывной связи между назревшей экономической децентрализацией и укреплением роли федерального центра, скрепляющего страну в единое целое.
Начну с вопроса: были ли позитивные сдвиги в бюджетном федерализме в 2014 году? Правительство еще в 2013 году заявило об отказе от перераспределения доходов в пользу субъектов Федерации, несмотря на то, что на практике мы явно отошли и продолжаем отходить от бюджетного Кодекса 1998 года, определившего раздел федерального бюджета между центром и субъектами Федерации 50 на 50 процентов. По мнению, высказанному председателем правительства, изменений консолидированного бюджета в пользу субъектов Федерации можно ожидать не раньше середины 20-ых годов, то есть с окончанием модификации российских вооруженных сил. От такой перспективы, по сути, отказался Президент Путин, по словам которого с нынешнего 2015 года запускается программа компенсации расходов субъектов Федерации на создание индустриальных парков. Это решение исключительно важно для развития собственного промышленного потенциала регионов. Но дело, конечно же, упирается и в реальное выделение средств центром и в способность регионов их использовать по назначению. Финансовая помощь и поддержка из центра должны идти параллельно региональным мерам по привлечению инвесторов, создания для них привлекательных условий. Есть вполне успешные в этом плане регионы. Но их практика привлечения инвесторов должна распространяться быстрее. Этого пока мы не наблюдаем.
Трудно игнорировать тот факт, что большинство субъектов Федерации и муниципалитетов могут выполнить свою роль в социально-экономическом развитии России лишь тогда, когда достигнут финансовой достаточности. Сохраняет свое особое значение реализация планов, намеченных в предвыборных статьях Президента Путина, включая увеличение зарплат врачей, учителей, работников культуры. Однако, как известно, правительство решило переложить решение этой задачи на плечи субъектов Федерации не только без адекватного финансирования из федерального бюджета, но и без учета реальных возможностей преобладающего большинства регионов. Можно считать, что в прошлом году правительство от этой линии не отошло.
Хотелось бы подчеркнуть, что отход от бухгалтерской позиции в отношении субъектов Федерации отнюдь не означает отрицания необходимости жесткого контроля за расходами региональных и местных бюджетов, пресечения коррупционной практики, развивающейся на местах. Но это следовало бы делать, опираясь на здоровые элементы в субъектах Федерации, а не путем подмены децентрализации установлением жесткого управления над осуществляемыми проектами на территории регионов. По сути, такой вывод, предлагаемый рядом экспертов, лишает субъекты Федерации их суверенных прав.
В этой связи вспоминаю, что на заседаниях правительства, которое я возглавлял, предлагалось, чтобы до дотационных субъектов Федерации доводилось, скажем, на период между выборами властей фиксированная ставка на пополнение федерального бюджета. Размеры ставки предусматривались в виде разницы между трансфертами из центра и налоговыми отчислениями регионов в федеральный бюджет. Разница определялась как средняя за предшествовавший межвыборный срок. Все заработанные и собранные сверх этого средства предполагалось оставлять в распоряжение регионов. Эту схему, которая могла бы ограничить и субъективизм центра и лоббирование субъектов Федерации, поддержал в беседах со мной целый ряд губернаторов. Из их высказываний следовало, что внедрение такой схемы создаст серьезный стимул для увеличения сборов налогов и, в конечном счете, стимулирования социально-экономического развития регионов.
Все это имеет отношение к бюджетному федерализму, который далеко еще не освоен в России. Большую роль в федеральном строительстве призваны сыграть также территории опережающего развития. Такие территории обозначены. Нам известна и их экономическая и стратегическая роль. Но это не означает, что планы, обеспечивающие более быстрое развитие этих территорий, уже претворялись в жизнь в полной мере в 2014 году. Как известно, Президент Путин назвал опережающее освоение Дальнего Востока и Восточной Сибири основным проектом XXI века. Но и сейчас эта задача решается не комплексно, звучит немало критики такого положения, следуют и кадровые изменения, но воз, как говорится, и ныне там. Вспоминаю заявление вновь назначенного руководителя минвостокразвития о том, что уже существуют 16 крупных вполне проработанных проектов, готовых к исполнению. Но это произойдет в том случае, если правительство даст под инфраструктуру средства из Федеральной целевой программы. Многие сочли, что наконец-то происходит переход от концепций, планов, слов к реальным действиям. Но после объявления о переходе к конкретным проектам, мы ничего о них уже не слышим.
Приведу также оценку гендиректора группы компаний "Русагро". По его словам, компания готова создать один из крупнейших в мире производственных кластеров в Приморье. Но там даже нет доступа к газу. Через весь Приморский край идет магистральная газовая труба до Владивостока, но от нее почти нет ответвлений. Никто не предлагает газопровод среднего давления.
Все большее значение будет иметь продуманная линия социально-экономического развития Крымского федерального округа. Это главное условие адаптации Крыма в системе Российской Федерации. Опубликована Федеральная целевая программа развития новых субъектов Российской Федерации Крыма и Севастополя, которая имеет свою специфику: половина средств из 654 миллиардов рублей, которые ассигнуются из федерального бюджета до 2020 года, придется затратить на строительство дорожной инфраструктуры, соединяющий Крым через Керченский пролив с остальной Россией. Опять слова, опять телевизионные шоу, опять разговоры на тему: мост или тоннель, но исполнительный орган не спешит принимать решение.
Бесспорна ориентация федеральной целевой программы на строительство новых линий электропередач , дорог, больниц, туристско-рекреационных центров, реконструкцию газового хозяйства, налаживание водоснабжения. Но опять разговоры об активизации бизнеса в осуществление этих проектов, а не конкретные планы их исполнения.
Вместе с тем, судя по графику финансирования ФЦП по Крыму и Севастополю на первом этапе в 2014-2017 годах инвестиции будут иметь скорее подготовительный характер. Одновременно в число первоочередных задач развития Крыма и Севастополя правительством выдвигается для незамедлительного исполнения создание в Крыму Крымского федерального университета путем объединения 7 действующих научных организаций и 7 вузов. Объявлено, что финансирование начнется уже с 2015 года.
Создание нескольких "территориальных" министерств в правительстве для развития Дальнего Востока, Восточной Сибири, Крыма, Северного Кавказа могло бы изменить на правительственном уровне процесс принятия решений и их осуществления по стратегическим территориям. Очевидна целесообразность отказаться от такой практики, когда за федеральные целевые программы и другие государственные проекты отвечают все заинтересованные министерства и ведомства. Такой обезличенный подход даже в условиях координации на уровне заместителя председателя правительства оказался в прошлом году в немалой степени несостоятелен. Сложится ли иная система, покажет будущее.
Жизнь выдвигает требования изменить положение местного самоуправления. Для этого нужно четко определить его организационные и финансовые основы, распределить полномочия и финансовые ресурсы между местным самоуправлением и регионом. В России более, чем 22 тысячи муниципальных образования – от крупного города до небольшого сельского поселения.
Весьма важен отказ российского руководства от универсального подхода с определением тех социально-экономических функций, которые закрепляются за муниципалитетами. Это особенно относится к сельским поселениям, местные власти в которых практически не дееспособны.
Ко всему этому можно добавить и продолжающиеся в 2014 году конфликты между главами субъектов Федерации и мерами крупных городов – центров таких регионов. По всей видимости, они имеют не только субъективный, но и объективный характер. Но это не означает, что не следует предпринимать главным образом законодательные меры для их смягчения. В США, например, наряду с распределением функций между различными этажами власти обозначаются и совместные функции. К ним относятся налогообложение, регламентация деятельности корпораций, обеспечение благосостояние населения. К штатам отнесены такие функции как здравоохранение и социальное обеспечение, высшее образование на уровне штата, регулирования деятельности малого бизнеса, разработка природных ресурсов для внутреннего рынка и другие. Что касается местных органов власти, то они отвечают за начальное и среднее образование, местную полицию и пожарную охрану, муниципальный транспорт, городские налоги, строительство и поддержание дорог на своих территориях, общественные работы и социальное обеспечение населения. Важно отметить, что в США законодательно предусматриваются зоны, в которых федеральный центр, штаты и местные органы власти могут договариваться о перераспределении полномочий сторон.
Наша практика в отношении местных органов власти имеет свою специфику, вместе с тем необходимо ознакомиться с опытом федерального бюджетного строительства в других странах.
Естественно, одним лишь бюджетным федерализмом не исчерпываются взаимоотношения центра и субъектов Российской Федерации – страны многонациональной, многоконфессиональной. Сразу же оговорюсь, федерализм сам по себе не идентичен демократии. Государство с федеральным устройством не обязательно более демократично, чем унитарное. Но отсутствие федерализма в системе устройства многонационального государства признак его недемократичности. Об этом следует задуматься особенно в условиях существования тенденции построения федерации на базе территориального федерализма. Ряд политиков и экспертов даже ссылаются на такого высокого авторитета, как академик Никита Моисеев, который писал: "Для Российской Федерации было бы большим благом преобразование ее в федерацию штатов". Но для России такой выпрямленный подход, подрывающий стабильность в стране, абсолютно контрпродуктивен. Федерации в США совершенно другого рода, чем в России.
Население штатов состоит в основном из нескольких поколений иммигрантов, а не людей, предки которых сотни, тысячи лет обитали на этой земле.
Данные последней переписи населения в 2010 году свидетельствуют о серьезных различиях в численности лиц, принадлежащих к "титульной" нации в общем населении регионов. Эти различия носят этнический характер. Вместе с тем чрезвычайно высок процент лиц, обладающих общегосударственным русским языком в независимости от их этнической принадлежности. В 17 из 21 республик Российской Федерации этот процент не ниже 95. Очень высокий процент русскоязычного населения в автономных округах. Этот показатель весьма важен, так как нельзя отделять друг от друга язык и культуру в ее широком смысле.
Вывод из таких сопоставлений для развития российского федерализма неоднозначен. Во-первых, включение всех субъектов в административно-территориальные устройства фактически означало бы конец федерализма в многонациональной России. Во-вторых, очевидно существуют предпосылки для рассмотрения целесообразности присоединения отдельных национальных образований к субъектам Федерации, созданным на территориальной основе. Политическим анахронизмом является, например, существование Еврейской автономной области, где "титульная" нация составляет меньше 1 процента населения.
В 2000-ные годы имело место объединение некоторых административных национальных округов с территориальными субъектами Федерации. Образовался ряд краев. Смысл таких объединений безусловно заключается в поисках пути для более эффективного решения социально-экономических проблем. Однако при продолжении процесса вхождения некоторых национальных образований в административно-территориальные субъекты следовало бы твердо исходить, что дело касается тех национальных объединений, в которых "титульная" нация не только малочисленна, но занимает крайне небольшой процент населения. Вместе с тем объединение с другими субъектами Федерации ни в коем случае нельзя рассматривать как процесс отказа от этнических особенностей того или иного народа. Влияние на них русской культуры будет происходить без навязывания сверху.
Особое значение имеет разграничение между национализмом и патриотизмом. Национализм не ограничивается защитой культурно-исторических особенностей данной нации, необходимостью отстаивать ее интересы. Это было бы приемлемо, если бы суть национализма не заключалась в противопоставлении другим нациям, на которых националисты обычно смотрят свысока. Такое отношение свойственно не только крупным, но и малочисленным нациям.
Об истинном патриотизме, проявляющемся в любви к России, прекрасно сказал Николай Александрович Бердяев: "Любовь наша к России, как и всякая любовь, – произвольна, она не есть любовь за качество и достоинство, но любовь эта должна быть источником творческого созидания качеств и достоинств России. Любовь к своему народу должна быть творческой любовью, творческим инстинктом. И менее всего она означает вражду и ненависть к другим народам. Путь к всечеловечеству для каждого из нас лежит через Россию".
Весьма нелегко развить процесс перехода к общегражданскому самоопределению российского населения. Категорически нельзя вести дело к общегражданской идентификации через противопоставление русской культуре, искусству, истории национальных традиций, культуры этнических групп, населяющих нашу страну.
Перед нашими глазами развернулась трагедия во Франции. Нужно ли нам извлекать из нее уроки? Такая истина, что свобода печати необходима для построения демократического общества, неоспорима. Но кто сказал, что следует поддерживать в той или иной форме свободу публикаций в СМИ, если они направлены на унижение, оскорбление религиозных чувств. Призывы доказать свободу печати через публикацию карикатур, например, на Пророка Мухаммеда, задевают чувства мусульманской части населения – верующих и неверующих. А в России это не так уж мало – 18, а возможно и больше миллионов граждан. Естественно не все они, да и их большинство не придерживаются экстремистских взглядов. Но призывы, направленные на разжигание антиисламской истерии неизбежно приведут к увеличению числа тех, кто хотел бы изолироваться, остаться в стороне от общегражданского строительства, как в европейских государствах, так и в России.
Конечно, изложенная точка зрения не имеет ничего общего с попыткой обелить террористов. Кровавые террористические вылазки, где бы они и кем бы они ни осуществлялись, – страшное зло. Никакого им оправдания нет и не может быть. А мы, как представляется, снисходительно относимся к нашим псевдолибералам, которые в данном случае смыкаются с носителями ксенофобских настроений. Серьезное противодействие русофобии, возрождающемуся нацизму, антисемитизму имеет первостепенное значение, но на данном этапе, думаю, что к этому следует добавить решительную борьбу с теми, кто покушается на религиозные ценности мусульман. Однако мобилизация на борьбу против исламского экстремизма невозможна без включения местного населения, заинтересованного в серьезном противодействии не только террористам, но и коррупционерам. Не секрет, что именно коррупция является одним из основных факторов, увеличивающих сторонников отказа от светского характера власти.
Нельзя также пройти мимо того, что происходит усиление межнациональных и межконфессиональных противоречий в результате большего притока иммигрантов в Россию из государств Центральной Азии - бывших среднеазиатских республик СССР. По оценке Федеральной миграционной службы, большая часть иммигрантов неконтролируемые, предоставленные самим себе. Нелегалы находят работу в ряде фирм, заинтересованных в привлечении поразительно дешевой рабочей силы при невыплате за нее налогов. Нелегалы вливаются в этнические преступные группы и используется этими группами, зачастую сотрудничающими с полицией, для контроля, например, над торговыми рынками.
Большое значение несомненно имело принятие Закона об ответственности региональных и муниципальных властей за межнациональные конфликты. Меньше внимания, к сожалению, уделяется мерам, определяющим ответственность работодателей, а это сегодня, как представляется, должно стать одним из главных направлений ликвидации ущерба от нелегальной иммиграции.
Но миграционная политика не замыкается проблемой нелегалов. Немаловажное значение имеет закрепление тех приезжающих в Россию, которые становятся законопослушными специалистами. Недостаточно внимания мы уделяем и вовлечению молодежи из стран СНГ в обучение или стажировку в российских вузах.
Таковы некоторые проблемы российского федерализма, на которых хотел бы остановить ваше внимание.
Конечно, говорить о важных для России процессах в 2014 году и не сказать о международной обстановке было бы непонятно. Не хотел бы повторять все, что мною уже было сказано. Но мог бы выделить некоторые моменты, по которым в 2014 году проявились одиозные мнения некоторых политиков или экспертов. Пусть это и одиночки, но их слова становятся через наши СМИ достоянием общественности.
Итак, можно ли по-прежнему говорить о российской заинтересованности в том, чтобы юго-восток оставался частью Украины? Отвечаю: считаю, что нужно. Только на такой основе можно достичь урегулирования украинского кризиса. Другой вопрос: следует ли включать в число "уступок" США и их союзникам в Европе отказ от воссоединения Крыма и Севастополя с Россией? Отвечаю: нет, это не должно быть разменной монетой в переговорах. Следующий вопрос: в условиях несоблюдения минских соглашений, может ли Россия в крайней ситуации ввести свои регулярные воинские части в помощь ополченцам? Отвечаю: категорически нет. Если бы такое случилось, это было бы выгодно США, которые использовали бы такую ситуацию, чтобы держать под собой Европу на целый век. Вместе с тем такая позиция с нашей стороны не означает отказа от поддержки ополченцев, которые добиваются учета особенностей юго-востока Украины в структуре украинского государства.
Можно ли говорить о переориентации России на Восток? Отвечаю: это не так. Россия хотела бы нормализовать отношения с США и Европой, но игнорировать быстровозрастаемое значение Китая и других стран, входящих в Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество, было бы неразумно. Нас часто запугивают тем, что нам грозит стать сырьевым придатком Китая. Россия уже в силу своих возможностей никогда ни чьим сырьевым придатком быть не может и не будет.
И наконец, еще один немаловажный вопрос: должна ли Россия держать дверь открытой для совместных действий с США и их натовских союзников в том случае, если эти действия направлены против настоящих угроз человечеству – терроризма, наркоторговли, раздувания конфликтных ситуаций и так далее. Несомненно должна. Без этого, не говоря уже о заинтересованности россиян в ликвидации опасных международных явлений, мы потеряем свою страну как великую державу. Россия в таком случае не сможет занимать одно из главных мест среди тех государств, которые готовы пользоваться поддержкой России, но с учетом и ее собственных интересов.
Евгений Примаков на заседании "Меркурий-клуба" 13 января 2015 г.