По словам Кофмана, «переговоры уже проведены», согласились приехать баски, представители Фландрии, Венеции, Техаса. Позже в этот список добавились Шотландия, Каталония и почему-то Ирландия (видимо, все же имеется в виду Северная). Постепенно уточнялись в сторону расширения и статусы участников: «частично признанные государства», непризнанные вовсе и «территории без государственного статуса». В Донецке также озвучили план создания новой «лиги новейших государств» на базе Организации наций и народов, не имеющих представительства (UNPO).

Местом рождения этой малоизвестной широкой публике структуры считается Тарту, где в сентябре 1990 года собрались представители в основном советских национальных республик, полным ходом несшихся к независимости, – прибалтийских и закавказских. А 11 февраля уже в Гааге был подписан устав Организации непредставленных народов. Свои подписи поставили уже не только эстонцы, грузины, латыши и армяне, но также и курды, делегаты с островов Палау, из Тибета, австралийские аборигены, филиппинские горцы, греки Албании, крымские татары и даже кто-то с Тайваня. Собственно, Кофман изначально и предлагал провести в Донецке именно съезд «ко дню рождения» организации «непредставленных», но помешала военная обстановка. ДНР не может сейчас гарантировать в простреливаемом Донецке безопасность делегатам съезда, и многие из них (не понаслышке знакомые с войнами) не захотели рисковать. В результате съезд решено было передвинуть на март и продолжить переговоры с потенциальными участниками.

Вообще, в 1990 году прибалтийские делегаты просто подхватили и организационно оформили идею, которую все 80-е годы проталкивали Далай-лама, еще несколько тибетских активистов, лидеры уйгурского движения и примкнувшие к ним голландские борцы «за все хорошее». В Советской Эстонии просто нашелся человек с организаторскими способностями, тартуский профессор-востоковед, признанный знаток буддизма и языка санскрит Линнарт Мялль. Он, собственно, и довел до ума медитативно-буддистскую идею объединения народов, не имеющих своей государственности и, следовательно, не признанных ООН.

Хрупкость критериев, по которым народы вступали в эту сперва виртуальную организацию, определила постоянную смену ее членов. В разное время в ОНН входили, например, Восточный Тимор и Палау, получившие реальную независимость, Ачех и албанцы Македонии, достигшие соглашений о своем признании у «материнских государств», а также многочисленные националистические организации на российской территории, массово приостановившие свое виртуальное членство по естественным причинам («Кумыкистан», Саха, башкирские, татарские, лезгинские, бурятские, тувинские, коми и марийские оппозиционные движения). По разным причинам из ОНН выпали Таити, Бугенвиль, Гагаузия, Талыш-Муган, русины. Сербская Краина «вышла» в связи со своей трагической гибелью в результате хорватского контрнаступления. Индейское «государство Лакота» тоже покинуло ОНН, провозгласив свою виртуальную независимость от США, чем до сих пор и веселит, и раздражает окружающий мир, особенно учитывая незаурядную личность ее «президента» Рассела Минса – бывшего левацкого активиста и партизана, впоследствии сыгравшего роль Чингачгука в самой известной голливудской экранизации «Последнего из могикан».

Новое дыхание жизни ОНН получила в последние два года на волне «европейского распада», когда массово стали набирать вес и силу сепаратистские движения в нескольких регионах Северной Италии, а также в Каталонии и Шотландии. Сейчас состав ОНН настолько неоднороден, что и впрямь назрела необходимость как-то «пересмотреть» всю эту систему по формальному признаку. Так, наиболее серьезные в политическом плане движения басков, шотландцев и каталонцев в организации официально не представлены, но регулярно шлют своих представителей на разного рода съезды и форумы. Бывшие «локомотивы» движения –Нагорный Карабах, Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия, а также всё та же Баскония и турецкий Северный Кипр – в деятельности ОНН практически не участвуют. Абхазия и Южная Осетия в подобном формате уже не особо заинтересованы, а вот лет двадцать назад это для Цхинвала был едва ли не единственный «выход в мир». Тогда югоосетинская делегация в Голландию состояла из одного-единственного человека, а деньги на поездку собирались «с ларька по три копейки», то есть не всегда методологически цивилизованными способами.

Серьезная проблема – это степень маргинальности и виртуальности некоторых входящих в ОНН движений. Например, Союз венгров Трансильвании – вполне себе уважаемая, крупная и богатая организация, представляющая интересы почти двух миллионов человек в центре Европы. А вот чего ждать от представителей национально-освободительных движений народов тва, оромо, хмонги и рехоботских бастеров, никто толком не знает и даже как-то побаивается спрашивать. Курды представлены сразу двумя фракциями – иракской и иранской (к слову, недолюбливающими друг друга). Та же история с белуджами. С недавних пор к ОНН присоединились африканеры Южной Африки, объявившие себя непредставленным и угнетаемым народом, масаи, Занзибар, венда и индейцы Мапуче. И уж совсем сложно себе представить степень влияния на политическую жизнь США движения «Ка Лахуи Гавайи», которое, скорее всего, дальше интернет-сайта, поддерживаемого непосредственно с пляжа, не идет. Похоже, что и движение за независимость Нормандии состоит из пары-тройки любителей на Юрьев день переодеваться друидами. А на другом полюсе по степени влиятельности – сторонники независимости бельгийской Фландрии, вполне способные уже сейчас развалить королевство на волне бытового национализма и антиисламизма.

Все эти движения подчас находятся на прямо противоположных политических позициях (большинство индейских, африканских и папуасских организаций возглавляют крайние леваки-«чегеваристы», которые плохо сочетаются в одном помещении с респектабельными членами парламента из Шотландии и Каталонии), да и степень их влияния на местности не всегда сопоставима. Например, с подачи итальянской полиции принято считать, что движение за независимость Венеции – кучка радикалов и инвалидов умственного труда, которые совместно не то что бомбу, а скворечник построить не смогут. Между тем идею независимости региона Венеция на недавнем опросе-референдуме поддержало подавляющее большинство пришедших на голосование. То есть заявленной территории несколько радикалов и впрямь не контролируют (тем более многих переловили карабинеры), но сама идея – жива, ей не хватает лишь достойного оформления.

Сильно отличается и политический опыт членов ОНН. Привыкшие к парламентской форме борьбы шотландцы и каталонцы с некоторым подозрением смотрят даже на своих «европейских соседей» – басков, а теперь и на венецианцев, уличенных в попытках собрать в гараже танк на базе «Катерпиллера». Но те же баски, в свою очередь, были охарактеризованы автору этих строк членами югоосетинской делегации как «дети малые». Дополнительная проблема – степень внешней управляемости ряда движений. Никто не поручится, что за борцами за независимость Хузестана и теми же белуджами не стоит ЦРУ, еще совсем недавно пытавшееся опираться на национальные меньшинства в борьбе против «большого» Ирана. А движениями за независимость Синда или «Читтагонгского горного района» – великая и ужасная пакистанская разведка, таким образом «троллящая» Индию.

Для ДНР такое нестандартное решение, как организация на своей территории «съезда непредставленных» – бесценный и политический, и пропагандистский маневр. Во-первых, это первое и пока единственное реальное внешнеполитическое действие Донецка. Во-вторых, его пропагандистский эффект может быть необыкновенно сильным. Мало того, что это мероприятие обойдет СМИ всего мира, многие из которых не будут просто иронизировать «над убогими», оно привлечет дополнительное внимание и к самой организации, и к отдельным ее членам. В-третьих, если Кофману удастся «переформатировать» ОНН (хоть в «Лигу новейших государств», хоть в черта лысого) при некотором моральном и, возможно, финансовом доминировании Новороссии, то можно будет говорить о выходе Донецка и Луганска на новый политический уровень. Важно, как они смогут распорядиться этой возможностью на уровне пропаганды, работы со СМИ и пиара, потому что пока, к сожалению, особых достижений на этом поприще у официального Донецка нет.

Далеко идущие стратегические надежды еще в начале 90-х годов формировали питательную почву для утопических бесед в духе «вскоре ОНН составит конкуренцию официальной ООН». Не составит, конечно, никогда, но сейчас, когда ялтинско-потсдамская система мироустройства полетела к чертям, а международное право образца ХХ века превращается в застывший, почти мертвый обычай, из «переформатированной» ОНН может выйти некий толк. Национальные движения постепенно перестают быть «партизанами от политики», вмешиваясь в реальный расклад сил даже в «старой» Европе. С ними приходится считаться в глобальном масштабе, а, учитывая определенные «дефекты» международного права и национальных законодательств, у многих из них есть реальная политико-историческая перспектива.

Включение в эту игру ДНР и ЛНР – интересный и многообещающий ход, способный видоизменить саму обстановку на политической арене. Другое дело, что в атмосфере глобальной напряженности и на фоне идеологической изоляции Новороссии нужно приложить немало усилий, чтобы этим воспользоваться. У Донецка для этого достаточно харизмы, но почти совсем нет политического опыта, и ДНР, совершенно очевидно, потребуется профессиональная помощь, чтобы осуществить данную идею. Но похвально уже хотя бы то, что до неё додумались.