Тогда как генеральное перемирие обыкновенно является плодом политического решения, распространяется на весь театр военных действий, а не только на его узкий участок и является условием для окончательных мирных переговоров. В идеале — для подписания мира, каковое подписание, конечно, может состояться, а может и нет. Но это уже вопрос не к военным, а к дипломатам и верховным политикам.

Классическим примером генерального перемирия может служить 11 ноября 1918 г. Еще затемно, в десять минут шестого в штабном вагоне в Компьенском лесу было подписано перемирие, и уже в 11.00 — спустя менее, чем шесть часов, — гигантская молотилка остановилась. На всем протяжении Западного фронта от швейцарской границы до Северного моря пушки замолчали. Первая мировая война закончилась.

Иногда генеральное перемирие срывается. Боевые действия между Францией и антифранцузской коалицией прекратились 4 июня 1813 г., чтобы опять возобновиться 11 августа. Наполеон и Меттерних не сошлись в условиях мира. Кстати, если бы Германия в 1919 г. не согласилась на условия Версальского мира, то и тогда война бы пошла по новой. Другое дело, что хотя мир для Германии был страшно тяжел, воевать уже не было сил. Но, конечно, и в 1813 и в 1918-19 гг. продолжение или окончательное прекращение войны всецело зависело от политического руководства. Невозможно представить себе, чтобы тогдашнее перемирие было сорвано и война возобновилась вследствие неуправляемых действий какого-нибудь батальона.

Сегодня представить это легче легкого. Напротив, чтобы предположить, что новое минское перемирие окажется долгосрочным и даже послужит предпосылкой к заключению форменного мира, нужно обладать изрядным оптимизмом. При том, что в прежние времена генеральное перемирие было именно шагом к заключительно мирной конференции — а как же иначе?

Одна из причин того, что "век нынешний и век минувший — свежо предание, а верится с трудом", заключается в том, что перемирия былых времен, как правило, заключались самими воюющими сторонами. Практика нынешнего времени, столь ярко проявившаяся в Минске, где формально нейтральная Россия понуждала к подписанию перемирия ДНР и ЛНР, а формально нейтральные Франция и Германией — Украину, прежде отсутствовала. Договаривались между собой сами неприятели и по собственному почину, внешнее принуждение к миру отсутствовало.

При отсутствии внешнего принуждения кровопролитие, с одной стороны могло идти дольше, но если уж было принято решение договариваться, то оно являлось следствием внутреннего убеждения, что дальше драться уже в самом деле силы нет. А внутреннее убеждение всегда сильнее внешнего принуждения.

Другая причина в том, что где-то начиная с XVIII до середины XX века. (по II мировую войну включительно) воевали между собой (по крайней мере, в Европе) регулярные армии централизованных государств, подчиняющиеся воле своих державных вождей. Если главнокомандующий отдал приказ о перемирии — приказ не обсуждается, а исполняется.

Такое, кстати, было не всегда, XVIII век действительно был веком прогресса — по крайней мере, в данном отношении. Еще в XVII веке (Тридцатилетняя война) и в более ранние эпохи (XVI век — религиозные войны во Франции и Германии, XIV-XV века — Столетняя война) основной боевой единицей были достаточно автономные отряды, подчинявшиеся верховным вождям постольку поскольку, а то и вовсе не подчинявшиеся. В частности, еще и этим объясняется и крайняя жестокость этих войн, и их протяженность: державной воли, могущей покончить с кровопролитием, не было. А добрая воля ландскнехтов переменчива. Не говоря о том, что чем же им заниматься в мирное время? Земледелием и ремеслами?

Слабость государственной власти — как киевской, так и новороссийской, — очень велика и отдает скорее веком XVII-м, нежели столетиями последующего регулярства. Отчего и надежда на прочность перемирия довольно слаба. Звучит крайне неприятно и цинично, дай Бог, чтобы это суждение было ошибочным, но к миру, являющемуся следствием общей усталости, обе стороны еще не готовы.

В 1919 году, ознакомившись с условиями Версальского мира, французский командующий маршал Фош сказал: "Это не мир, это перемирие на двадцать лет". Угадал тютелька в тютельку.

Обыкновенно эта фраза Фоша цитируется, чтобы подчеркнуть недальновидность версальских миротворцев, что, конечно, верно. Они посеяли зубы дракона, да еще какого. Но посмотрим на это высказывание и с другой стороны. Если бы по поводу минских соглашений 2015 г. было бы сказано: "Это не мир, это перемирие на двадцать лет", такая оценка по нынешним временам показалась бы всем необычайно лестной и оптимистической. Какие там двадцать лет — хотя бы полгода без ужасов войны продержаться.