Гитлер представил разработанный Цейтлером план командующим армиями 3-4 мая. Фон Манштейн заявил, что "Цитадель" могла принести прорыв в апреле, когда Гитлер подписал боевой приказ, однако теперь "ее успех сомнителен". Командующий 9-й армией фельдмаршал Вальтер Модель заявил, что этот план опасно очевиден и что Советы уже наращивают оборону в глубину, создавая мощные защитные позиции.
Фон Клюге, известный своим стремлением выслужиться перед Гитлером, но всегда старавшийся выжидать, поддержал операцию, однако выступил против любых дальнейших задержек, сделав это на тот случай, чтобы его не обвиняли в случае ее провала. Генерал-полковник Гейнц Гудериан, занимавший должность генерал-инспектора бронетанковых войск, назвал план бессмысленным, заявив, что замысел непременно приведет к тяжелым танковым потерям. Далее он указал на то, что ни "Пантеры", ни "Фердинанды" к боевым действиям пока не готовы.
Когда Вильгельм Кейтель, занимавший должность начальника штаба Верховного командования вермахта, высказался за наступление по политическим соображением, Гудериан резко возразил ему: "Как вы считаете, сколько людей вообще знает, где находится Курск?" Гитлер признавал, что идея наступления тоже вызывала у него "расстройство", однако в итоге он не только принял решение в пользу проведения "Цитадели", но и отложил ее на два месяца до готовности новых танков.
Историк Чарльз Винчестер (Charles Winchester) метко отметил: "Идея о том, что судьбу наступления с участием миллионов человек, сражающихся на поле битвы размером с половину Англии, могут решить несколько сотен танков, демонстрирует трогательную веру в технику".
Гитлеровская отсрочка была на руку Советам. Сталин внял рекомендациям заместителя верховного главнокомандующего Красной Армией Георгия Жукова и начальника Генштаба Александра Василевского, которые хотели отложить наступление до тех пор, пока немцы не истощат свои силы под Курском, пытаясь прорвать подготовленную советскую оборону. А эта оборона внушала благоговение и страх. На Курский выступ прибыло полмиллиона железнодорожных вагонов, которые доставляли туда дивизию за дивизией. Были эвакуированы целые города и передовые районы. 300 тысяч человек из числа гражданского населения, в основном женщины и дети, помогали рыть окопы и защитные сооружения. На одном только южном плече выступа было выкопано более 4 тысяч километров траншей. Плотность минирования составляла 3,1 тысячу мин на километр фронта, а расположены поля были так, чтобы направлять танки противника под перекрестный огонь противотанковых укреплений.
Начальник штаба 48-го танкового корпуса генерал-майор Фридрих Вильгельм фон Меллентин очень проницательно сказал о затруднительном положении немецких войск: "Русские знали о том, что будет, и превратили Курский фронт во второй Верден. Немецкая армия отбросила все свои преимущества мобильной тактики и встретилась с русскими на той местности, которую они сами выбрали. Вместо того, чтобы создавать условия для маневра... германское Верховного командование ничего лучше не придумало, кроме как швырнуть наши великолепные танковые дивизии на Курск, который стал самой мощной крепостью в мире". В дополнение к этому, у русских было в два раза больше живой силы, в два с половиной раза больше артиллерии и минометов, их авиация на 900 самолетов превосходила немецкую, а танков у них было на 750 больше, чем у германской армии.
Накануне сражения солдат СС думал в кромешной тьме возле командного бункера: "Грязь может замедлить наше продвижение, но она нас не остановит. Нас ничто не остановит". Такого же мнения придерживался солдат из дивизии "Великая Германия" Альфред Новотный: "Мы как солдаты были абсолютно уверены в том, что Курск снова изменит ход войны в пользу Германии. И это сделаем мы, стрелки и гранатометчики!" Высокий моральный дух отчасти объяснялся тем, что солдаты не понимали, какая перед ними стоит группировка. Войска были готовы "нести любые потери и выполнять любые поставленные им задачи", однако "русские мастерски владели искусством маскировки. Естественно, их силы были серьезно недооценены", отмечал Меллентин.
Два безжалостных тоталитарных режима ввели в бой друг против друга свыше 2 миллионов человек, 35 тысяч артиллерийских орудий, 6 250 танков и самоходно-артиллерийских установок. Каждый из них был полон решимости наголову разгромить своего противника. Немецкое наступление на юге началось в три часа утра 4 июля 1943 года, а спустя 12 часов последовал удар с севера. Предупрежденные агентурной разведкой о точном времени начала нападения советские командиры приказали своим артиллеристам начать обстрел передовых позиций Моделя до того, как приступит к огневой подготовке немецкая артиллерия. Немцы ответили авиаударами и коротким, но интенсивным артобстрелом.
Танки "Тигр", истребители танков "Фердинанд" и батальоны самоходных артиллерийских установок "Бруммбэр" (Медведь) из состава 9-й армии пробили бреши в советской обороне и отразили контратаки советского Центрального фронта. В эти бреши двинулись танки и пехотные дивизии, которые, однако, обнаружили, что перед ними очередной из восьми тщательно и умело подготовленных рубежей обороны.
Советская защита оказалась намного глубже, чем ожидалось, а любимые "Фердинанды" Гитлера, приданные группе армий "Центр", не оправдали возложенных на них надежд. Хотя их мощные и длинные 88-миллиметровые пушки L/71 оказались смертельными для красноармейских танков, 67-тонным "Фердинандам" не хватало мощности двигателей, и у них не было пулеметов для защиты от пехоты противника. Когда советские противотанковые подразделения из состава пехоты атаковали "Фердинанды" в ближнем бою, некоторые экипажи пытались отразить их нападения, ведя огонь из своих пулеметов MG-42 через орудийные стволы.
Еще одной неприятной неожиданностью стали самоходно-артиллерийские установки Су-152, прибывшие на Центральный фронт. Фронтовое подразделение в составе 12 152-миллиметровых установок уничтожило семь "Фердинандов" и 12 "Тигров" из числа наступавших частей Моделя, благодаря чему получили прозвище "Зверобой". Спустя неделю непрерывных боев измотанная 9-я армия Моделя так и не смогла выйти на оперативный простор, продвинувшись лишь на 14 километров.
СССР нес тяжелые потери, но это не помешало Жукову начать 11 июля наступление на северный фланг Моделя в районе Орла. С того момента Модель был вынужден сдерживать советский прорыв. Жуков, которому не удалось уничтожить группу армий "Центр" в ходе двух предыдущих зимних наступлений, просто зациклился на необходимости ее разгрома. Ему надо было уделить больше внимания южному флангу Курского выступа, где Манштейн успешно и весьма опасно продвигался вперед.
Альфред Новотный на всю жизнь запомнил, как 4-я танковая армия открыла артиллерийский заградительный огонь и какая отвратительная тогда стояла погода: "Первые часы наступления под Курском даже спустя полвека вызывают яркие воспоминания. Иногда мне кажется, что я до сих пор слышу невероятно громкий рев немецких орудий... зенитный, артиллерийский, минометный огонь, „Юнкерсы“ и реактивные минометы Nebelwerfer („Ванюша“). Я не могу забыть бесконечный, ужасный дождь, дождь, дождь. Мы вымокли до нитки, действуя с полной боевой выкладкой, а повсюду была грязь по колено".
Советские оборонительные позиции, находившиеся напротив Новотного и его товарищей, были такие же мощные, как и на севере, однако оборонявшимся войскам приходилось прикрывать более протяженный участок фронта, и, в отличие от Моделя, фон Манштейн с самого начала ввел в бой массированные танковые силы. Артиллерийский обстрел, в ходе которого было выпущено больше снарядов, чем во время польской и французской кампаний вместе взятых, проложил путь 4-й танковой армии Гота. Это было соединение с самой мощной концентрацией немецких танков под единым командованием за все годы Второй мировой войны.
4-я танковая армия прорвала оборону 1-й танковой армии и 6-й гвардейской армии русских. Звание гвардейской говорило о ее элитном статусе, боевом опыте, а также о наличии там более качественных вооружений. Под Курском было много гвардейских дивизий, большая часть которых получила это звание за Сталинград.
Действовавшие под Курском в составе 48-го танкового корпуса 4-й танковой армии 200 "Пантер" вызвали не меньшее разочарование, чем "Фердинанды" на севере. Хотя со временем "Пантеру" стали кое-где называть лучшим танком времен Второй мировой войны, в боях под Курском у этой машины возникало много проблем с механикой, а экипажи оказались недостаточно подготовленными. Ко второму дню сражения число "Пантер", которые были вооружены 75-миллиметровыми пушками с высокой начальной скоростью снаряда, сократилось до 50. А через пять дней боев их осталось всего десять.
Основная часть боевой работы по уничтожению советских танков выпала на долю старых рабочих лошадок германской армии — танков Mark III и Mark IVG с улучшенной защитой от снарядов, самоходно-артиллерийских установок, а также небольшого количества грозных тяжелых "Тигров" с 88-миллиметровыми орудиями. С их помощью закаленные в боях ветераны из 48-го танкового корпуса генерала Отто фон Кнобельсдорфа преодолевали болота и реки и с боями пробивались через линии траншей с многочисленными минными полями. Но немецкие танки поджидали разместившаяся в опорных пунктах советская пехота с противотанковыми ружьями, саперы со взрывчаткой, мощные противотанковые орудия в укрытиях, средние советские танки Т-34 и самоходно-артиллерийские установки.
У русских было еще одно преимущество. Местность в направлении Курска идет немного на подъем, что давало им хороший обзор. Тем не менее "Великая Германия" к 9 июля сумел выйти на окраину деревень Круглик и Новоселовка. Однако на левом фланге 48-го танкового корпуса 1-я танковая армия генерала Михаила Катукова сумела сдержать 3-ю танковую дивизию в лесах севернее Березовки. Чтобы развить этот ограниченный успех, командующий Воронежским фронтом генерал Николай Ватутин передал два танковых корпуса и одну стрелковую дивизию из своего резерва в подчинение Катукову.
Теперь, когда левый фланг "Великой Германии" опасно обнажился, дивизия прекратила продвижение в северном направлении и 10 июля повернула на юго-запад в попытке поймать в ловушку и уничтожить противника, находившегося между нею и 3-й танковой дивизией. Один солдат из дивизии "Великая Германия" сделал в своем дневнике следующую запись: "„Штуки“ эскадрилья за эскадрильей сбрасывали свой смертоносный груз на русские танки. Ослепительные языки белого пламени указывали на то, что загорелся очередной вражеский танк".
Майор Франц из дивизиона штурмовых орудий "Великой Германии" спешил к деревне Круглик, когда на расстоянии 300 метров от нее он "внезапно увидел летящие в нашем направлении с окраины деревни огненные красные стрелы. Прямо перед наступавшими штурмовыми орудиями начали рваться снаряды... мы оказались под огнем „сталинских органов“" (так немцы называли "Катюши", — прим. пер.).
А вот как эти дни вспоминает генерал Андрей Гетман: "Многие наши солдаты и командиры пали смертью храбрых в первые пять дней яростного сражения. Тем не менее корпус продолжал оказывать сопротивление противнику. Встретив организованное огневое противодействие, он к полуночи прекратил свои атаки".
В тот вечер 3-я танковая дивизия вступила в хаотичные боевые действия, которые едва не привели к полному уничтожению 6-й танковый корпус. 11 июля остатки 6-го танкового корпуса и потрепанная 90-я гвардейская стрелковая дивизия отошли на запад. 3-я танковая дивизия вышла вперед, заполнив передовые позиции "Великой Германии" и дав ей возможность подготовиться к дальнейшему продвижению на север. Но этому не суждено было произойти. Ночью 11 июля получившие подкрепления советские войска провели контрнаступление и выбили 3-ю танковую дивизию с захваченных ею позиций.
Пока "Великая Германия" разбиралась с проблемами на своем левом фланге, Кнобельсдорф приказал 11-й танковой дивизии нанести удар в северном направлении в сторону реки Псел вдоль дороги на Обоянь. Ее авангард находился на высшей точке по пути на Обоянь. Один солдат вспоминал: "Местность вдоль долины реки Псел просматривалась очень далеко, и это была последняя естественная преграда на пути к Курску. В бинокль в туманной дымке были видны дома Обояни. Обоянь была целью наступления. Казалось, что город находится на расстоянии вытянутой руки. Всего 19 километров".
Но обороняющиеся советские войска, обескровленные 11-й танковой дивизией, отказались пропустить немцев. Более того, Ватутин сосредоточил силы для мощного контрудара с целью "окружения и уничтожения главной немецкой группировки, продвигавшейся в сторону Обояни и Прохоровки". Победу могла одержать любая из сторон, потому что на правом фланге 4-й танковой армии 2-й танковый корпус СС был близок к решительному прорыву обороны противника.
Элита танковых войск СС под командованием генерала Пауля Хауссера (по прозвищу "Папа") достигла реки Псел. На ее левом фланге 3-я танковая дивизия СС "Мертвая голова" 10 июля преодолела реку Псел по понтонным мостам и с ходу вступила в бой с 52-й гвардейской стрелковой дивизией и с 11-й мотострелковой бригадой. Еще две дивизии Хауссера наступали южнее реки, не решаясь на переправу со своими тяжелыми танками.
1-я танковая дивизия "Лейбштандарт СС Адольф Гитлер" и 2-я танковая дивизия СС "Дас Райх" продвигались в восточном направлении сквозь плотный огонь советской артиллерии и спрятанных в укрытиях танков из состава 2-го танкового корпуса и частей 5-й гвардейской армии. Передовые части дивизии "Лейбштандарт" 9 июля были уже на окраине Прохоровки. Войскам СС помогали первоначальное превосходство немецкой авиации в воздухе, а также массированная и беспорядочная перегруппировка войск, которую осуществлял Ватутин и из-за которой советские части в некоторых районах были вынуждены отойти.
К 11 июля на своих позициях закрепились советские десантники, усилив оборону. Боец из 9-й гвардейской воздушно-десантной дивизии вспоминал: "Деревня Лутово сотрясалась от разрывов бомб, снарядов и мин. Солдаты наблюдали за противником из своих окопов. Из бронетранспортеров высаживалась пехота. Перекошенные лица фашистов свидетельствовали о том, что свой боевой дух они поднимают изрядным количеством шнапса. Пулеметчики и автоматчики открывали огонь на ходу и прятались за танками. 3-й батальон встретил фашистов шквалом огня. Тяжелые пулеметы били пехоту во фланги".
Тем временем 7-я гвардейская армия и 69-я армия постоянно сдерживали продвижение 3-го танкового корпуса генерала Германа Брейта к востоку от Донца в северном направлении. Фон Манштейн требовал, чтобы Кемпф помог Брейту нагнать 2-й корпус СС и прикрыл его правый фланг. 11 июля "Тигры" из состава 503-го тяжелого танкового батальона прорвали оборону на участке советской 305-й стрелковой дивизии и вышли в тыл 107-й стрелковой дивизии. 6-я танковая дивизия продвинулась вперед почти на 14 километров. 19-я танковая дивизия тоже добилась немалых успехов. Хотя передовые части Брейта все еще были в 25 километрах от Прохоровки, остатки советской обороны оказались слишком слабыми, чтобы сдержать очередное наступление противника. Если бы Ватутин немедленно не ввел в бой подкрепления, Брейт и Хауссер прорвались бы в Прохоровку.
Теперь семь советских армий окружали 32-километровый клин, вбитый в Курскую дугу танковыми частями и пехотными дивизиями из состава 4-й танковой армии и армии Кемпфа. Чтобы остановить продвижение немцев и в то же время начать собственное мощное контрнаступление, Ватутин бросил в бой 5-ю ударную гвардейскую танковую армию. Эта армия вместе с уже вступившей в боевые действия 5-й гвардейской армией была переброшена из состава Степного фронта, которым командовал генерал-полковник Иван Конев. Фронту Конева было суждено возглавить контрнаступление, планировавшееся после Курской битвы.
Досрочный ввод в бой двух армий Степного фронта показывает, насколько критической стала обстановка под Прохоровкой. Сталин даже приказал Жукову лично отправиться в район Прохоровки и руководить действиями двух фронтов. Усиленный двумя танковыми корпусами и частями самоходной артиллерии, Ротмистров выставил 850 танков, в том числе, 500 Т-34. Ватутин приказал Ротмистрову: "Утром 12 июля вместе с 1-й танковой и 5-й гвардейской армиями начать решительное наступление с целью разгрома противника юго-западнее Прохоровки".
Контрнаступление Красной Армии под Москвой.
На рассвете 12 июля танки и штурмовые орудия дивизии "Мертвая голова" в количестве 121 единицы приготовились взломать оборону советских войск и развить наступление в северо-восточном направлении вдоль линии водораздела севернее реки Псел. День обещал быть дождливым, и над горизонтом нависли тучи. Сутки шли жестокие бои против трех гвардейских стрелковых дивизий.
К югу от Прохоровки Гот наблюдал за развертывающимся сражением в бинокль, находясь на поле боя в секторе дивизии "Дас Райх". Эта дивизия была вынуждена перейти к обороне, потому что из-за задержки 3-го танкового корпуса ее правый фланг стал уязвим для советских атак.
Днем 50 советских танков двинулись по дну одной из балок мимо группы Т-34, выстроившихся на склоне. На башнях этих танков были нарисованы белые кресты. Эта техника была захвачена дивизией "Дас Райх", и она внезапно открыли огонь по машинам, шедшим внизу.
Первый советский танк в колонне был единственным, где имелась радиостанция, и его подбили сразу же. Советские машины загорались одна за другой. На другом участке дивизии СС Т-34 врезался в полевую кухню, после чего его уничтожили в ближнем бою. 12 июля второй лейтенант СС Ганс Меннель, командовавший танком Mark IV, в ходе боя подбил свою 24-ю советскую машину.
В 6 часов 50 минут утра 1-я танковая дивизия "Лейбштандарт СС Адольф Гитлер", находившаяся между "Мертвой головой" и "Дас Райхом", пошла в наступление. По немецким боевым порядкам открыла огонь советская артиллерия и "Катюши". Танкисты из "Лейбштандарта" ударили в восточном, северном и южном направлении от железнодорожной ветки, которая вела на северо-восток к Прохоровке. Экипажи в черной форме и камуфляжных куртках последний раз затягивались сигаретами и забирались внутрь своих песчано-желтых и красно-коричневых танков Mark IVG. 67 танков 1-го танкового полка СС дружно взревели двигателями. Заклацали стальные гусеницы, и танки направились к поставленной немецкими самолетами-разведчиками пурпурной стене дыма, который поднимался над простиравшимися впереди волнистыми холмами. Дым был сигналом о приближении вражеских танков.
Со стороны Прохоровки донесся рев двигателей машин из состава 18-го и 29-го танковых корпусов Красной Армии. Из деревни и с близлежащей местности выкатились сотни советских танков, которые наступали волнами по 40-50 машин. На броне сидели гвардейцы-десантники.
Советские танки шли вперед на большой скорости и лоб в лоб столкнулись с гренадерами СС и 2-м танковым батальоном СС майора Мартина Гросса. Как вспоминал унтерштурмфюрер СС из состава этого батальона, "они были вокруг нас, над нами и между нами. Мы сражались в ближнем бою, выскакивая из окопов и швыряя кумулятивные магнитные гранаты по вражеским танкам. Это был кромешный ад! Одна наша рота уничтожила 15 русских танков".
Сын нацистского министра иностранных дел оберштурмфюрер СС Рудольф фон Риббентроп командовал ротой из шести танков "Тигр", которые двигались вниз по склону на помощь оказавшимся в тяжелом положении истребителям танков. Рота Риббентропа подбила с 800 метров несколько Т-34. "Тигры", которых под Курском у немцев было больше других машин, не обладали такой скоростью и броневой защитой, как Т-34, но у них были лучше пушка и система управления огнем. В итоге решающую роль сыграла тактика и уровень подготовки.
Советскую пехоту сбрасывали с танков — живую или мертвую. Пехотинцы искали укрытие, а танки храбро шли вперед, пока не столкнулись с машинами противника. "Не было ни времени, ни пространства, чтобы оторваться от врага, перестроить боевые порядки или начать действовать в едином строю. Снаряды на близкой дистанции пробивали не только боковую, но и лобовую броню", — сообщал находившийся на холме на своем наблюдательном посту генерал Ротмистров.
"Начал гореть Т-34, — рассказывал Риббентроп. — Он был всего в 50-70 метрах от нас. В тот же момент находившийся рядом со мной танк получил прямое попадание и загорелся. Его сосед справа тоже был подбит и вскоре вспыхнул. Лавина танков шла прямо на нас... с такого расстояния каждый снаряд попадал в цель".
Риббентроп подбил еще четыре советских танка. Последний он уничтожил прямым попаданием с десяти метров. Он вспоминал: "Т-34 взорвался, его башня взлетела на три метра в воздух и едва не задела мою пушку".
Риббентроп развернулся вместе с волнами советских танков, которые неслись мимо него. Вскоре они попали под мощный огонь немецких штурмовых орудий и двух танковых рот, расположившихся на склоне за противотанковым рвом. В густом дыму и пыли, посреди смешавшихся в беспорядке советских танков и подбитых машин русские танкисты не заметили "Тигр" Риббентропа. "В сопровождении пулеметного огня мы пошли через массу советских войск сзади", — рассказывал он.
Риббентроп спрятал свою машину за подбитым Т-34 и начал методично уничтожать советские танки, отчаянно пытавшиеся пересечь мост через противотанковый ров. "Горящие Т-34 врезались и переезжали друг друга. Это была настоящая преисподняя из огня и дыма, рвущихся снарядов и взрывов", — вспоминал он. В башню танка Риббентропа попал снаряд. Танковый прицел ударил наводчика в глаз, и тот получил тяжелое ранение в голову. Подбив 14 советских танков, экипаж Риббентропа сумел добраться до оборонительных позиций немецких войск.
Между тем к северу от Октябрьского "Тигры" из состава 13-й танковой роты гаупштурмфюрера СС Гейнриха Клинга шли через лесополосы и заросли. Вдруг из леса на удалении менее двух километров вышла атакующая цепь из 60 советских танков. "Тигр" унтерштурмфюрера Михаэля Виттмана содрогнулся от отдачи, когда его 88-миллиметровая пушка всадила снаряд в первый Т-34. Советские танки вели огонь на ходу, быстро сокращая расстояние. Четыре "Тигра" получили попадание и временно вышли из строя.
"Тигр" Виттмана задрожал от двух попаданий, но остался цел, хотя радист получил ранение в плечо. "На три часа, триста!" — крикнул Виттман. Из кустов выполз Т-34. Он развернул свою 76,2-миллиметровую пушку в сторону немецкой машины, но наводчик Виттмана Бальтазар Воль оказался проворнее. 88-миллиметровая пушка выплюнула снаряд, и он снес башню Т-34.
Над полем танковой дуэли появились "Юнкерсы" капитана Ганса Ульриха Руделя. В небо поднимались клубы густого черного дыма. "Юнкерсы" подобно хищным птицам устремлялись вниз на советские танки. Из своих 37-миллиметровых пушек они вели огонь по слабой тыльной броне русских машин. Вскоре появились тучи советских истребителей "Як", которые стали подбивать медлительные немецкие "Штуки". Затем истребители "Мессершмит Me-109" пронзили боевой строй "Яков", после чего хаос и разрушение на земле повторились в небе.
Взвод Виттмана из трех танков прорвался через бурю стали, пламени и дыма от горящей травы. Он проскочил Прохоровку, когда по радио раздался голос Клинга: "Внимание! Спереди приближаются танки противника! Много танков!" Советские машины из состава 181-й танковой бригады шли навстречу немцам на расстоянии полутора километров. Они исчезли в долине, а потом снова появились на подъеме. Остановившиеся "Тигры" открыли огонь, поддерживая высокий темп стрельбы. Многие советские машины разлетелись на куски, но оставшиеся упорно шли вперед. Им надо было подойти на расстояние 800 метров, чтобы иметь возможность пробить лобовую броню "Тигров".
Группу из 15 танков возглавлял на Т-34 капитан П.А. Скрипкин. Она приблизилась к взводу Виттмана. "Вперед, за мной!" — крикнул капитан. Танк Скрипкина выстрелом в бок вражеского "Тигра" вывел его из строя. Машина Виттмана в ответ вогнала два снаряда в танк Скрипкина. Он получил ранение, и экипаж вытащил командира из горящего Т-34. Механик-водитель запрыгнул обратно, и его Т-34 огненным смерчем понесся прямо на "Тигр" штурмшарфюрера СС Георга Летча. Летч направил свою машину на советский танк, затем нажал на тормоза и выстрелил. 88-миллиметровый снаряд попал в край башни, срикошетил и ушел в небо. 30-тонный Т-34 врезался в "Тигр" Летча, и от удара вздрогнула земля. Оба танка загорелись. Летч сохранил самообладание и отвел свою машину в сторону до того, как взорвались боеприпасы в Т-34.
Несмотря на страшные потери, русские продолжали усиливать натиск. Сражение шло на всей обширной территории от Октябрьского до Сторожевого. Группы советских танков и пехоты сорвали попытки дивизии "Лейбштандарт" продвинуться вперед. 1-й танковый полк был вынужден отойти назад к Октябрьскому. К шести часам вечера 181-я танковая бригада при поддержке 170-й танковой бригады создала угрозу вклинения в боевые порядки противника между дивизиями "Лейбштандарт" и "Мертвая голова" у деревни Васильевка. Между тем под Сторожевым солдаты "Лейбштандарта" с большим трудом сдерживали лавину советских танков с танковым десантом на броне.
Боец противотанкового расчета вспоминает: "„Сталинские органы“ обрушивали на наши позиции залп за залпом, а в перерывах в бой вступала артиллерия и минометы. Через холм один за другим переваливали Т-34 — три, пять, десять. Но что толку было считать их?" В один из моментов советские танки прорвались к Комсомольцу, создав угрозу уничтожения командного пункта "Лейбштандарта" и начав обстреливать с близкого расстояния ее артиллерийский полк.
К полудню начался сильный дождь. Вода струилась по дымящимся танковым корпусам, а дороги превратились в сплошные ленты грязи. Боевые действия в секторе 29-го и 18-го танковых корпусов прекратились. Стороны истощили свои силы и не могли продолжать это ужасное кровопролитие.
12 июля войска на фронте Ватутина остановили или замедлили продвижение 4-й танковой армии. Но и ватутинское контрнаступление тоже остановилось. Потери были слишком тяжелые. 5-я гвардейская танковая армия утратила около 650 танков, хотя безвозвратные потери техники составили лишь 250 машин. У немцев один только батальон Гросса уничтожил 90 советских танков, за что майор получил Железный крест. 2-й корпус СС потерял чуть больше 60 танков, но все его штурмовые орудия были полностью уничтожены. Отчасти войска СС были обязаны своим успехом "Папе" Хауссеру, который "весь день неустанно возглавлял фронтальное наступление", вдохновляя войска "своим присутствием, своей храбростью и юмором даже в самой сложной обстановке". Так писал Гот, по рекомендации которого Хауссер получил дубовые листья к своему Железному кресту.
Ночью войска окопались и приготовились возобновить наступление 13 числа. И советские, и немецкие солдаты чувствовали, что одержать победу возможно, надо лишь собрать в кулак остатки сил и энергии. На следующий день основная тяжесть боевых действий в секторе 2-го корпуса СС перешла с дивизии "Лейбштандарт" на боевые порядки "Мертвой головы" и "Дас Райха". Дивизия "Мертвая голова" с оставшимися у нее 54 танками и 20 штурмовыми орудиями продолжила наступление к северу от реки Псел, вступив в бой с двумя гвардейскими стрелковыми дивизиями и с 51-м гвардейским танковым полком. Дивизия выполнила свою задачу, дойдя до дороги Прохоровка-Карташевка, но была вынуждена отойти из-за серьезного удара на левом фланге, а также из-за того, что дивизия "Лейбштандарт" не успевала за ней к югу от реки.
К северо-востоку от Октябрьского дивизию "Лейбштандарт" отбросили назад десантники и стрелки при поддержке советских танков, противотанковых орудий, артиллерии и минометов. Ротмистров вспоминал: "Огонь наших „Катюш“ всегда повергал фашистов в ужас. Неся большие потери, противник был вынужден отступить, бросая горящие танки и тела своих погибших солдат и офицеров".
Советы перешли в наступление, но к северу от совхоза "Комсомолец" они получили свою дозу реактивного огня, который вели немецкие минометы Nebelwerfer.
К югу от "Лейбштандарта" дивизия "Дас Райх" взяла Сторожевое и вышла на окраину Виноградовки, дав Советам серьезный повод для беспокойства. Обстановка складывалась так, что эта дивизия могла соединиться с 3-м танковым корпусом, который быстро шел вперед благодаря смелому ночному удару майора Франца Бэке из 6-й танковой дивизии.
Т-34 во главе танковой колонны ушел в ночь за линию фронта в тыл советских войск. Часовые в траншеях не присматривались, потому что обозначения на советском танке были закрашены и заменены на маленький крест. Это был один из многих Т-34, попавших в руки к немцам, и Бэке воспользовался им, чтобы провести свои батальоны мимо русских часовых. Пройдя километров десять, Т-34 сломался. "Он наверняка сделал это из патриотических чувств", — шутил Бэке.
Батальоны Бэке крались вперед мимо стоявших в траве Т-34, чьи экипажи спали возле танков. Появилась колонна советских машин, шедшая в противоположном направлении. В темноте все танки выглядели одинаково. Бэке вспоминал: "Они очевидно приняли мои машины за танки, возвращающиеся с фронта. Мимо моей колонны совсем рядом прошли 22 танка. Но шесть или семь из них остановились, развернулись и пристроились сзади нас". Бэке повернул свою машину, чтобы остановить Т-34. У его командирского танка была бутафорская пушка, но Бэке приказал своим танкистам продолжать движение и выполнять задачу по захвату моста.
Т-34 образовали зловещий полукруг и стали приближаться. Бэке со своим заместителем выбрался из своей машины. Они подкрались к Т-34 и закрепили на них кумулятивные мины. На броне одного советского танка ехала пехота. Один солдат заметил Бэке и поднял свою винтовку. Бэке выхватил ее из рук русского и прыгнул в траншею. Один за другим ночное небо осветили три взрыва. Один из танков Бэке подбил четвертый Т-34. Немецкие и советские танкисты открыли огонь из танковых орудий и пулеметов. Ошеломленные русские отошли по мосту на другой берег реки Донец и взорвали его за собой. Но это не остановило немцев, которые перебрались через реку вброд.
Мост захватили и восстановили. Теперь 3-й танковый корпус мог свободно продвигаться вперед на север. Чтобы остановить немцев, заместитель командующего 5-й гвардейской танковой армией генерал Кузьма Труфанов бросил навстречу 3-му танковому корпусу одну стрелковую дивизию, две усиленные танковые бригады и две механизированные бригады. 13 июля, когда 19-я танковая дивизия, а вслед за ней 7-я танковая дивизия пытались прорваться вперед с захваченного плацдарма, 6-я танковая дивизия отражала удары труфановских войск вокруг Александровки и восточнее. В тот день 6-я танковая дивизия подверглась мощному огневому удару своих войск. Немецкий бомбардировщик "Хейнкель He-111" случайно разбомбил штаб дивизии, убив 15 человек, ранив Бэке, командира его дивизии генерал-майора Вальтера фон Хюнерсдорфа и еще 47 офицеров.
К западу продвижение дивизии "Великая Германия" в северном направлении 13 июля было отменено из-за возобновившихся ударов советских войск по 3-й танковой дивизии. На какое-то время связь с дивизией была полностью утрачена, и Советы вновь взяли Березовку. На правом фланге "Великой Германии" 11-я танковая дивизия тоже не смогла продвинуться вперед из-за интенсивных контратак советских войск. Снабжение войск было затруднено из-за дождя и распутицы.
Несмотря на эти неудачи, Гот и Кемпф продолжали твердо верить в победу. У Гитлера же возникли другие идеи. Фюрер вызвал командующих армиями в Восточную Пруссию, где находилась его ставка "Волчье логово". Гитлер сообщил им, что 10 июля на Сицилии высадились войска союзников и что операцию "Цитадель" нужно немедленно прекратить, дабы перебросить войска в Италию. Клюге согласился, потому что Жуков сковал его своим контрнаступлением в районе Орла.
Фон Манштейн, который вначале вообще выступал против проведения операции под Курском, настаивал на продолжении наступления, заявляя: "Прервать сражение сейчас это равноценно отказу от победы". У Манштейна в резерве еще оставался свежий 24-й танковый корпус со 112 танками. Он хотел измотать Красную армию и тем самым воспрепятствовать крупным советским наступлениям на других фронтах.
"Мы оказались в положении человека, который ухватил волка за уши и не осмеливается его отпускать", — делился своими впечатлениями фон Меллентин. Но Гитлер уже все решил. Спустя четыре дня он приказал отвести назад 2-й танковый корпус СС, а затем перебросить в группу армий "Центр" дивизию "Великая Германия". До этого фон Манштейн постарался нанести противнику максимально возможный урон.
14 и 15 июля "Великая Германия" и 3-я танковая дивизия отбросили назад два танковых корпуса, гвардейский корпус и советские стрелковые дивизии, восстановив утраченные 12 числа позиции. Советская пехота обратилась в бегство, но попала под шквал смертоносного огня немецкой артиллерии. Но наиболее опасным моментом для СССР могло стать соединение 2-го танкового корпуса СС и 3-го танкового корпуса. Если бы это случилось, советский выступ между двумя немецкими корпусами захлопнулся бы, и пять дивизий русских оказались бы в западне.
Несмотря на полученные ранения, Бэке и фон Хюнерсдорф вернулись в строй и повели 6-ю танковую дивизию в очередное наступление на Александровку. Бэке лично уничтожил два советских танка и противотанковое орудие, а его боевая группа подбила еще 29 танков и 25 противотанковых пушек. Но от Хюнерсдорфа удача отвернулась. 14 июля его выстрелом в голову убил советский снайпер.
В тот день гранатометчики из дивизии "Дас Райх" вели наступление в деревне Беленихино, идя от дома к дому и уничтожив в ближнем бою 12 советских танков. Унтершарфюрер СС Симон Грашер приник к земле, спасаясь от шквального огня противотанковых пушек, стрелкового оружия и осколков гранат. Два Т-34 фланговым огнем косили его роту. Пренебрегая опасностью, Грашер начал двигаться вперед. Он преодолел два дзота, несколько пулеметных гнезд и последней кумулятивной миной уничтожил один Т-34. Вторую машину Грашер подбил, бросив гранату в открывшийся люк. Его убили в следующем бою, и он был посмертно награжден Железным крестом.
Такие люди, как Грашер, не позволили усиленным соединениям Труфанова помешать соединению дивизии "Дас Райх" с 7-й танковой дивизией. Но Труфанов замедлил их продвижение навстречу друг другу, и за это время большая часть советских дивизий выскользнула из сжимавшихся немецких клещей.
К 16 июля Гот и Кемпф смогли, наконец, возобновить продвижение в сторону Курска. Хотя их дивизии не понесли больших потерь, они были изрядно измотаны, а солдаты устали. Между тем от них до северной части клещей, где находился Модель, оставалось еще около 100 километров. Фон Меллентин рассказывал: "„Великая Германия“ серьезно ослабла после длившихся десяти дней тяжелых боев, а ударная мощь русских уменьшилась несущественно. На самом деле, она даже возросла".
Оставшиеся в составе Степного фронта Конева 27-я и 53-я армии вместе со свежим 4-м гвардейским танковым корпусом и 1-м механизированным корпусом, имея 400 танков, приближались к Обояни и северо-западной окраине Прохоровки. Остается гадать, как бы они выглядели, столкнувшись с резервами Манштейна, однако 17 июля фон Манштейн уже начал отводить свои войска. Жуков отмечал: "Поскольку наша 1-я танковая армия, а также 6-я и 7-я гвардейские армии были измотаны, противник к 23 июля сумел отвести свои главные силы к белгородскому оборонительному рубежу". Большая часть немецких дивизий вскоре вступила в новые сражения с советскими войсками на других участках.
Как показали действия германских танковых соединений под Обоянью и Прохоровкой, немцы в Курской битве нанесли огромные потери Советам, а сами при этом не очень сильно пострадали. В совокупности группа армий "Центр" и группа армий "Юг" в ходе Курского сражения безвозвратно потеряли 323 танка и штурмовых орудия. Потери в живой силе составили 50 тысяч человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Потери личного состава Красной Армии составили как минимум 177 тысяч человек. Боевые потери воевавших на Курской дуге частей и подразделений составили от 20 до 70 процентов. Советы безвозвратно потеряли 1 614 танков и самоходно-артиллерийских установок.
Поврежденных бронированных машин у немцев и у русских было намного больше, чем уничтоженных. К тому времени как "Тигры" Виттмана 17 числа вышли из боя, сам Виттман подбил 30 советских танков и 28 противотанковых орудий. С 5 по 16 июля одна только дивизия "Дас Райх" подбила 448 советских танков и самоходно-артиллерийских установок, потеряв при этом 46 машин. 2-й танковый корпус СС записал на свой счет 1 149 советских танков и прочих единиц бронетехники. Большие советские потери по сравнению с немецкими стали характерной чертой этой войны на длительное время, поскольку в последующих сражениях немцы в основном оборонялись.
Тем не менее стратегические последствия Курской битвы были вполне понятны немецкому командованию. "Теперь, когда наши невероятные усилия закончились неудачей, стратегическая инициатива перешла к русским. Курское сражение было полным и самым прискорбным провалом", — отмечал фон Меллентин.
Фон Манштейн отозвался о нем следующим образом: "Когда „Цитадель“ была отменена, инициатива на восточном театре войны окончательно перешла к русским".
С ним согласился Гудериан: "Неудача „Цитадели“ стала для нас сокрушительным поражением".
Естественно, советская пропаганда по максимуму использовала эту победу Красной Армии, чрезвычайно завысив немецкие потери. Жуков писал: "Здесь (под Курском) была разгромлена отборная и самая мощная группировка германских войск... вера немецкой армии и немецкого народа в нацистское руководство... была безвозвратно разрушена".
Маршал Александр Василевский хвастался, что потери немцев составили 500 тысяч человек. Та кровавая баня, которую немцы устроили 12 июля под Прохоровкой 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова, была превращена в "смертный марш 4-й танковой армии". Советы утверждали, что в тот день было уничтожено 400 немецких танков, а за все Курское сражение — 3,1 тысячи германских машин. В действительности все было как раз наоборот, боевой дух немцев оставался на высоте, как среди солдат на фронте, так и среди гражданского населения в тылу.
И лишь рассекреченные недавно боевые документы войск СС и ставшие доступными для публичного пользования материалы из российских архивов показали истинный характер Курской битвы: это была блестящая тактическая победа для немцев, но решающая стратегическая победа для Советов.
Автор: Людвиг Дик (Ludwig Heinrich Dyck)
Ссылка
