— Позвольте мне начать с небольшой аналогии. В сегодняшнем мире политические убийства очень редко происходят сами по себе. Как правило, это симптом, указывающий на обострение ситуации в конкретном обществе, государстве в целом. Политическое убийство — крайне эффективный катализатор, ускоритель для любых химических реакций. Вспомните убийство Рафика Харири, спровоцировавшее политический кризис в Ливане. Сейчас все забыли о нем, а ведь это была первая мировая новость тогда.
То убийство, в совершении которого глобальные СМИ моментально обвинили Сирию и просирийские силы в руководстве Ливана, завершилось выводом из этой страны сирийского воинского контингента. Не помогло. Через какое-то время гражданская война Сирию все-таки догнала. Очень трудно отделаться от мысли, что и убийство Харири, и агрессия против Сирии сегодня — это части одной стратегии, одного плана.
Напомню, еще в 2004, на саммите «Большой восьмерки» США обнародовали концепцию Большого Ближнего Востока. Я освещал этот саммит, помню его в деталях. Асаду совершенно незачем было убивать Харири, конечно. А вот в план строительства ББВ убийство Харири вписалось идеально. К чему я привел этот пример? К тому, что жанр политического убийства с незапамятных времен требует постановки главного вопроса — qui prodest? Кому выгодно? Лишь проанализировав последствия убийства, реакцию на убийство со стороны внешних и внутренних сил, можно с большой вероятностью предположить, кто убил и зачем.
Разумеется, политическое убийство — неотъемлемый элемент любой оранжевой революции. Вариантов исполнения множество. И выбор жертвы может быть абсолютно любым. Это может быть юная Неда Ага-Салтан, сраженная неизвестным снайпером, когда США пытались устроить очередной переворот в Иране. Это может быть Мухаммед Буазизи, совершивший акт самосожжения в Тунисе. Свержению Милошевича тоже предшествовала череда странных убийств. Причем, поскольку предполагалось, что майдан в Югославии будет иметь националистический вектор, отстреливали сразу и представителей либеральных сил, и деятелейнационал-патриотической оппозиции.
Так в январе 2000-го года неизвестные автоматчики изрешетили Аркана (Желько Ражнатовича), человека, считавшегося иконой сербского сопротивления. Знающие люди рассказывали мне, как американцы и англичане работали на разжигание гражданской войны в Таджикистане в начале 90-х. Иногда достаточно было одного выстрела на базаре, и между двумя соседними селами начиналась вендетта.
Вспомните загадочное убийство Юрия Буданова, убийство, совпавшее по времени с очередным всплеском «межнациональной дружбы» в крупных российских городах. Ведь до Украины Запад ставил на Кондопогу, на Бирюлево, если вы не забыли. Именно тогда и Немцов, и Навальный, и многие другие их соратники вдруг начали записывать себя в русские националисты, заговорили об угнетенном инородцами (кавказцами, в частности) коренном населении.
Кто об этом помнит сейчас?
— Либералы любят посмеяться над сторонниками теории заговора как над людьми, которые даже дождь со снегом считают чьими-то происками. Однако политическое убийство — всегда заговор. Оно всегда внезапно, у него всегда есть заказчики и всегда есть цель, выходящая за рамки собственно физического уничтожения человека. На мой взгляд, либералы абсолютно правомерно помещают убийство Немцова в один ряд с убийством Литвиненко, Политковской (к известному дню рождения), Юшенкова. Уничтожение каждого из этих людей, в отличие, например, от санкционированного уничтожения Масхадова или Басаева, в равной степени не имело никакого смысла для российского государства.
В то же время с медийной точки зрения каждое такое убийство было очень на руку геополитическим противникам России. Сторонник теории заговора мог бы существенно расширить этот синонимический ряд, дополнить его другими зловещими совпадениями вроде внезапно загоревшегося Манежа или сбитого над Донбассом Боинга. Я прекрасно помню, как в середине 2000-х дело Литвиненко освещалось ведущими мировыми телеканалами. Только что бомбить Москву не предлагали. Однако Россия — особая страна. У нее особый, исключительно высокий болевой порог. Она привыкла к терактам, убийствам и провокациям.
Просто провокациями Россию на дыбы не поднять. Наши «международные партнеры», уверен, понимают это, но придерживаются стратегии поступательной возгонки давления. Они рассчитывают на то, что критическая планка однажды будет достигнута. Тем не менее, они, конечно, не идиоты и прекрасно отдают себе отчет в том, каким реальным политическим весом обладал покойный. Немцов — это, мягко говоря, не аятолла Хомейни, которого привела к власти революция, начавшаяся после одного неосторожного упоминания имени имама в эфире государственного телевидения. Стало быть, нужно ожидать новых провокаций.
Почему так спешно прозвучало заявление пресс-секретаря Владимира Путина о том, что преступление носит характер политической провокации?
— Потому что преступление выглядит как провокация, исполнено как провокация, освещается мировыми СМИ так же, как ими освещались все предыдущие провокации. Значит, скорее всего, это и есть провокация.
Несколько недель назад в издании «Собеседник» было опубликовано интервью Немцова, в котором он говорил, что его пожилая мать и он сам опасаются, что Владимир Путин может его убить «из-за выступлений»…
— Знаете, Павел Шехтман, есть такой оппозиционный деятель, тоже периодически заявляет, что его пытается уничтожить КГБ. Мне приходилось пару раз довольно подробно общаться с покойным. Он не производил впечатления человека, который адекватно оценивает свою значимость в российской политике. Понимаете, здесь постоянно ломается элементарная логика. Выворачивается наизнанку. То же самое, кстати, происходит, когда мы начинаем говорить с либералами об Украине. «Путин развязал войну на Украине!» Зачем Путину оккупировать Украину? Какой смысл? Путин ищет войны с Западом? Разве нет более простых способов начать холодную/горячую войну?
Если допустить, что Путин заранее собирался оттяпать Крым, то значит и майдан тоже устроил Путин? Зачем?! Почему он решил это сделать непременно в разгар сочинской Олимпиады? Он идиот? Или он настолько коварен? Чтобы ввести в Южную Осетию войска, Путин улетел на Олимпиаду в Пекин? А сам начал обстреливать грузинскую армию? Полностью нарушена причинно-следственная связь. В принципе, для либеральной пропаганды она совершенно не обязательна.
Если 20 основных мировых и 5 украинских телеканалов будут в унисон рассказывать, что Путин убил Немцова, а Россия вторглась на Украину, человек уже не задаст себе главный вопрос — зачем? За-чем? Капиталистической, олигархической, живущей по рыночным законам России нечем заняться, кроме как брать на себя ответственность за находящиеся в экономическом кризисе регионы Украины? Вот тут и возникает главный вопрос — а не для того ли нужна была и бойня на майдане, и бойня на Донбассе, чтобы загнать власть в России в угол, заставить выбирать из двух тяжелых, двух нежелательных решений? А не для того ли убит Немцов, чтобы повесить это преступление на приговоренного (в глазах западной аудитории) российского президента?
То, что преступление произошло у стен Кремля — не случайное совпадение?
— С медийной точки зрения — а это убийство, как и любой теракт, неотделимы от того информационного шлейфа, который они оставляют за собой — конечно, не совпадение. Как и горящий Манеж, о котором я уже упоминал. Другой вопрос, как это стало вообще возможно? Много вопросов…
Страна, где убивают известных людей — политиков, бизнесменов, деятелей культуры — это слабая страна? Насколько это сильный удар по России, ведь западными СМИ уже достаточно давно создается негативный образ нашей страны и ее лидера?
— Людей, в том числе известных людей, убивают не только в России. Ради забавы найдите в интернете список американских президентов, на которых совершались удачные или неудачные покушения. В 80-е у нас любили иронизировать над корреспондентами Центрального телевидения, которые рассказывали об ужасах жизни в Америке. Но почему-то до распада СССР в нашей стране не знали, что такое политические убийства, тогда как в США они происходили регулярно.
Рейгану вон пулю под ребро засадили в 1981-м. После распада СССР такие убийства, напротив, стали обыденностью для нас и редкостью для США. И потому что мы действительно скатились по многим показателям на уровень стран третьего мира, и потому что США установили у себя такой режим контроля и слежки, обдурить который не под силу никакой Аль-Каиде. А других желающих подбросить к Белому дому чей-нибудь труп в мире пока не наблюдается.
Вы обратили внимание, как сейчас используют разные зарубежные политические силы это преступление, наперебой выражая соболезнования соратникам убитого? Кстати, американский сенатор Джон Маккейн, который одним из первых отреагировал на произошедшее, «переживал» за безопасность Немцова еще в 2013 году?
— А вы не помните знаменитый диалог из «Преступления и наказания», когда Раскольников спрашивает Порфирия Петровича — так кто же убил? А тот ему отвечает: как кто убил? Да вы убили, Родион Романович, вы и убили-с!
Как вы прокомментируете очень обсуждаемый в соцсетях вопрос: почему посла России в США не было на месте убийства темнокожего подростка в Фергюсоне? И почему он там не раздавал интервью подобно Джону Теффту?
— Я в твиттере именно так и прокомментировал — сразу же, как стало известно о появлении Теффта на месте преступления. Почему послы ведут себя такпо-разному? Вопрос, по-моему, не подразумевает ответа. Он лишь указывает на некоторое неравноправие в методах и условиях работы двух внешнеполитических ведомств. На мой взгляд, парадоксальное и вопиющее неравноправие.
Из убитого уже начали делать мученика, павшего в борьбе за демократию. Придаст ли это убийство новое дыхание либеральному протесту в России? Прокомментируйте, пожалуйста, реакцию либеральной общественности и ее лидеров. Быть ли российскому майдану?
— В России не может быть никакого либерального майдана. 50 тысяч для 15-миллионного города — это горстка, щепотка. Это половина стадиона на концерте«Металлики». Если власть позволит столь ничтожному меньшинству что-то диктовать, это будет говорить о том, что реальный майдан разворачивается не на площадях и улицах, а где-то во властных коридорах. Кстати, мы все прекрасно помним, какая часть российской элиты выступила инициатором Болотной. Эти люди никуда не делись, все на постах, все при должностях.
Однако по-настоящему грозные события в России могут быть связаны только с широким народным, а следовательно, по определению антилиберальным недовольством. С ненавистью к либералам и предателям, а также к либеральному экономическому курсу, обрекающему миллионы (а не жалкие тысячи столичных фрондеров) на нищету и безработицу. Если власть в эту трудную минуту не начнет вдруг каяться перед Западом, извиняться перед либералами и пытаться тихой сапой отыграть назад ситуацию в Новороссии (со всеми ее победами и жертвами), то никакие майданы и никакие провокации ей не страшны. Сегодняшний рейтинг Путина говорит об этом довольно красноречиво.
Мэрия Москвы пошла навстречу представителям оппозиции и разрешила провести первого марта траурный марш в центре города, а не на окраине, как это ранее предполагалось. Насколько это решение было верным?
— Я не устаю повторять: один из важнейших элементов любой оранжевой революции — это лояльность муниципальных органов власти, готовность мэрии помогать майдану. Так было в Белграде, в Тбилиси, в Киеве. Не думаю, что власти Москвы принимают подобные решения сами по себе. Хочется верить, что все у них под контролем. Однако в нынешних обстоятельствах принцип «пусть расцветают все цветы» кажется мне несколько устаревшим.
Какими могут быть политические последствия убийства Бориса Немцова в краткосрочной и долгосрочной перспективе?
— Рискну предположить, что никакими. Еще большее ожесточение либералов не сделает их популярнее в народе. Народ ненавидит их, давайте говорить прямо. Они потому и ссылаются постоянно теперь на оглупляющее воздействие госпропаганды, что шкурой чувствуют — народ готов их бить. Только они не могут поверить, что сами довели ситуацию до этого. Они не понимают, что впервые за 25 лет не народ следует в фарватере госпропаганды (помните ельцинское«Голосуй сердцем», к которому многие из сегодняшних марширующих прямо причастны?), а напротив, госпропаганда едва поспевает за народом.