Так что же, действительно, происходит в Одессе? Где «народные мстители»? Неужели город, который уже 23 февраля ответил на переворот в Киеве 10-тысячной стихийной демонстрацией протеста, а 23 марта собрал 30-тысячный антиправительственный и антифашистский марш и митинг, действительно сдался?
Многие удивляются: неужели одной трагедии 2 мая, «Одесской Хатыни», хватило, чтобы запугать миллионный город? Одесситы – противники киевской власти – на это реагируют болезненно, но толком объяснить ничего не могут. Зато в соцсетях тысячи пользователей написали, что «Одесса слилась» и т.д. в том же духе. Сетевые «стратеги» утверждают, что не может так сильно испугаться город-миллионник. Отчего же нет? Может, и ещё как, потому что Одесса, в самом деле, далеко не Донбасс.
Во-первых, хоть из города и уехало огромное количество евреев, Одесса по-прежнему считает себя «очень еврейской», и, полагаю, именно Всесожжение (Шоа, Холокост) произвело на одесситов особенно травмирующее и парализующее впечатление. Во-вторых, одесситам в значительной мере присущ экзальтированный (и показной) патриотизм. Они настойчиво пытаются всем доказать, что Одесса – это уникальный, чудесный, выдающийся (в том числе, по своему духу) город, родина огромного числа великих писателей, музыкантов, артистов, Беней Криков и анекдотов. «Жемчужина у моря», «город каштанов и куплетистов», «и Молдаванка, и Пересыпь», «всё равно в Одессе будет тесно», «в цветущих акациях город»…
Увы, всё это в прошлом.
Одесса перестала быть «культурной столицей» и уникальным городом. Никакая «Юморина» тут уже не поможет, тем более что выглядит эта «Юморина» – как и вся Одесса – удручающе провинциально.
За 23 года «незалежности» город превратился в заштатный областной центр, заброшенный, деградирующий, но пытающийся ещё что-то изображать из себя. Пылкие патриоты довели ситуацию до того, что город стал выглядеть неприлично запущенным: разбитые в хлам тротуары, огромное количество десятилетиями не ремонтировавшихся и медленно разрушающихся домов.
Поразительна запыленность города. То, что Одесса пыльная и в ней проблемы с водой, это ещё из Пушкина известно. Советская власть – отдадим ей должное! – улицы заасфальтирована, город обильно засадила зеленью, проблему с водой решила. Но одесситы (особенно молодые), похоже, не замечают, что город запылён. И из всех, с кем я разговаривал, непыльной Одессу вспомнил только один дедушка, коренной одессит 1928 г. рождения. Он говорил, что проблема была решена в 1960-е и следующие лет 25 всё было более или менее нормально.
Сегодня в городском бюджете ни на что денег нет. Это последствия экономической катастрофы Украины в 1990-х, от которой больше всего пострадала промышленность, включая, понятно, и Донбасс. Но там было столько предприятий, что сколько бы шахт и заводов не обанкротили и не закрыли, оставалось ещё очень много. А Одесса всегда была торговым, портовым и курортным городом, и деградация промышленности повлекла за собой культурную деградацию. Университеты переориентировались на выпуск «менеджеров». Люди, получившие хорошее высшее техническое образование (а то и два), переквалифицировались во владельцев всяких кафешек, для которых это образование явно избыточно.
Кроме кафе Одесса поражает обилием аптек, банков, маникюрных салонов и мелких, говоря московским языком, риэлтерских контор (в Одессе эти конторы гордо именуют «агентствами недвижимости»). В этих конторах принято вешать объявления прямо в витрине (или на специальном стенде рядом). И все витрины забиты объявлениями «продам квартиру». Ни разу я не видел слова «куплю». Что тоже свидетельствует об упадке города: народ из Одессы разбегается. Моя квартирная хозяйка рассказала: из всей её «параллели» в школе (три выпускных класса) в Одессе осталось четыре человека! Остальные разъехались по миру – от Харькова, Киева и Москвы до Нью-Йорка, Иерусалима и Сингапура.
Похоже, типичному одесситу, как бы сильно он ни бил себя в грудь и ни кричал о любви к городу, на все, что не приносит дохода, наплевать. Именно тут очень хорошо видно отличие Одессы от Донбасса.
Донецкая агломерация возникла в такой же безводной степи, да ещё и усугубленной курящимися серой и прочими «полезными» химическими веществами терриконами. Без канала Северский Донец – Донбасс невозможно было бы жить.
Озеленять и благоустраивать местность начали только с 1926 г. Терриконы методически засаживали лесом, а новые насыпали уже с учётом природоохранных требований. Городские скверы, парки и прочие зелёные насаждения даже в 1990-е поддерживались в очень приличном состоянии. Тот же Ахметов выделял на озеленение деньги. И в июле, и в августе прошлого года в Донбассе с каким-то даже вызовом – уже под обстрелами и бомбёжками – работали коммунальщики-озеленители. В отличие от одесситов, донечане гордились своими парками и скверами и работу в них не считали зазорной, пусть она и не приносила барыши.
Ещё один признак упадка и обнищания города – барахолки. В Одессе, по меньшей мере, их три – у Северного рынка, у Южного и у Староконного. У Староконного – самая большая.
Несчастного вида бабушки и дедушки, алкогольной внешности старьёвщики (в Одессе их зовут «тряпичники») пытаются продать вещи, которые явно никому не нужны и которые в здравом уме никто не купит.
Только полное безденежье может заставить людей стоять долгими часами (иногда на жаре, иногда под дождем и снегом) и пытаться продать за сущие копейки обломки навсегда ушедшего быта. Самое неприятное: множество одесситов не понимает, что эта грандиозная барахолка – свидетельство того, какое количество горожан живёт в бедности и нищете; эти одесситы барахолкой гордятся: дескать, смотрите, какая она, сколько там всего! Люди с таким «менталитетом», подозреваю, как раз и радовались «шашлыку из “колорадов”»...
В Донецке – тоже городе-миллионнике – до нынешней гражданской войны, как и в Одессе, были три барахолки: у Дворца спорта «Шахтёр», у Привокзального рынка и у радиорынка. Но даже все три, вместе взятые, они по размерам и в подметки не годились барахолке на Староконном. И главное, были даже не барахолками, а типичными для Европы «блошиными рынками»: тут продавали в основном то, что называется антиквариатом и винтажем. Скорее, это были «клубы по интересам», где перед каждым продавцом толпились собственные приятели-покупатели: у букинистов – свои, у филателистов – свои, у нумизматов – свои, у ценителей винила – свои. И это не потому, что Донецк был богаче Одессы. Наоборот, экономическая катастрофа 1990-х здесь была «круче», и 90-ми не кончилось. В 2000-х на предприятиях одного только Ахметова сократили свыше 35 тыс. рабочих мест. Дело в другой, «совковой», ментальности: в Донецке торговали, но не гордились этим как в Одессе, и барахолки были не столько отчаянным способом выжить, как толкучки во времена гитлеровской оккупации, сколько стихийным инструментом психотерапии…
Ещё одно свидетельство обнищания и духовного упадка Одессы – огромное количество «комиссионок» и «секонд-хендов». Там всегда есть народ.
В дорогих магазинах в центре города тоже есть, но его меньше, и он другой. Впечатляют, кстати, одесские «новые украинцы». В России таких нет уже лет 10–15 (разве что в глубинке): либо перестреляли друг друга, либо пообтесались. Каких персонажей я наблюдал в Одессе, с какими татуировками, с какими «голдами», с какими «гимнастами»! Ведут себя соответственно – демонстрируют, как полагается «быкам», презрение к окружающим.
Рассказали мне, что на Фонтанах перед одним маленьким кафе есть самодельный памятник Карлсону. Съездил, нашёл, сфотографировал. Внезапно откуда-то вылетел типичной внешности «жлоб» и с характерным западенским акцентом стал кричать, чтобы убирались, потому что тут частная собственность. Эти «понаехавшие» – такой же важный фактор культурной деградации Одессы, как и деиндустриализация с коммерциализацией.
Массовое закрытие предприятий стало одной из причин массовой же эмиграции одесских евреев и греков. Эмигрировавшие одесситы два десятилетия потихоньку замещались переселенцами – частью из других городов и сёл Одесской области, а частью из соседней Винницкой.
Этих винницких селян коренные одесситы очень не любят, зовут рогулями (именно в Одессе я впервые услышал это слово) и потешаются над их попытками выглядеть потомственными местными жителями.
Это действительно смешно: приезжих выдают отсутствие вкуса и бескультурие, незнание города, наконец, говор. Коренные одесситы говорят хорошим и правильным русским языком с произношением, отличным от московского или питерского, но не южнорусским. Они «акают», а не «гакают», говорят не «Одэса», а «Адеса». Когда на каком-то митинге одесского Майдана появился плакат «Вова, Одесса тебе не мама. Гэть!!! Бекицер домой!!!», одесские блогеры разразились издевательскими комментариями, что ни один настоящий одессит не напишет «гэть» и «бекицер». Действительно, настоящий одессит напишет «бикицер». Старики, с которыми довелось поговорить, дружно крыли фильм «Ликвидация» с его псевдоодесским языком. Они говорили: это шаржированный язык одесских еврейских анекдотов, а не язык советской Одессы.
Ухудшение качества населения города сказалось на всех областях жизни и культуры Одессы. Скажем, на театре. Примитивизация публики заставила примитивизировать и опошлить репертуар, а заодно и отняла стимулы к хорошей игре. Одесситы по старинке хвастаются своими 30 музеями. Но поскольку сами там были последний раз на экскурсии в школе, не рассказывают ни об их состоянии, ни о числе посетителей. Мне, например, в знаменитом Музее западного и восточного искусства почти ничего увидеть не удалось: подавляющее большинство залов было на ремонте. Который, кстати, тянется с 2006 г. и «прославлен» тем, что в ходе его из музея умыкнули полотно Караваджо «Поцелуй Иуды». А вот в Литературном музее стало очевидно, что есть и другие проблемы. Работникам явно спустили сверху «указивку» представить Одессу «родиной украинского национального движения» и затушевать революционное прошлое города.
Глубокую провинциальность нынешней Одессы выдает и микроскопическое для миллионника число галерей и выставочных залов. А вот многие ли знают, что в «гопническом» Донбассе – 50 театров?
Из которых больше половины – народные, любительские (вот вам и «алкаши» и «ватники»!). И около 40 театров (то ли 38, то ли 42) – в основном, тоже народных – уничтожено за годы «незалежности». Многие ли знают, что в Донецке регулярно проходят театральные фестивали «Звезды мирового балета», «Театральный Донбасс» и «Золотой ключик»? Что в Донбассе – 224 музея? То есть, конечно, столько театров и музеев было до того, как украинская армия отправилась «европеизировать» донбасских «совков»…
Центральный Донбасс – это огромная агломерация, промышленные города, перетекающие друг в друга, с общим населением в несколько миллионов человек. А вот одесская недоагломерация тянется только до Черноморского, Дачного и Ильичевска. Донбасс всегда ощущал себя единым целым (в это целое входила и российская часть Донбасса), своего рода «отдельной нацией». Одесситы тоже готовы называть себя «отдельной нацией», но лишь называть. В Донбассе (во всяком случае в его индустриально-урбанизированной части) действительно сформировались отдельный, самостоятельный менталитет, собственные культура, традиции и собственное представление об истории (здесь гордятся Артёмом, Криворожско-Донецкой республикой, краснодонскими молодогвардейцами и уважают «суровых мужиков», занятых на производстве). Этот менталитет и эти традиции, кстати, давно находятся в открытом конфликте с тотальной украинизацией.
Вообще Донбасс отличается не только от Одессы, но и от всей остальной Украины уже только тем, что в нём сосредоточено почти 75% всего украинского рабочего класса.
И Донбасс – уникальное явление для Европы: это единственный европейский регион, где в двух областях – в промышленности и в обслуживающей промышленность инфраструктуре – занято 55% и 45% работающего населения. И если в Одессе (или, например, в Харькове) очень многие заводы только числятся работающими, а на самом деле существуют, сдавая корпуса под склады и торговлю, то в Донбассе это 10–15% предприятий. С остальными всё честно: либо разорены и разрушены, либо работают.
Одесситы, отбиваясь от обвинений в трусости, говорят, что их запугали и затерроризировали «правосеки» и прочие наёмники Коломойского, завезённые в город 2 мая и находившиеся там до президентских выборов. Это, конечно, правда, но не вся: 2–4 тыс. «правосеков» не могли бы справиться с миллионным городом, если бы у них не было опоры в самой Одессе. А такая опора ультраправых и националистов была (и есть). Она на порядок больше и мощнее, чем в Донбассе.
Это, прежде всего, – чиновники, политики и обслуживающие их (не бесплатно!) клерки-интеллектуалы (журналисты, пиарщики, преподаватели, деятели «культуры», срочно ставшие в «незалежной» «свидомыми»). Вся эта сытая публика – вне зависимости от формальной партийной принадлежности – расцвела и расплодилась за последние 23 года. Их должности – их кормушка, и любые радикальные потрясения (а что может быть радикальнее вооруженного восстания?) угрожают этой кормушке. Одесское телевидение делало репортажи о дебатах в горсовете, и было по-настоящему забавно смотреть и слушать, как отдельные чиновники и депутаты с совсем не украинскими фамилиями принципиально выступали на «ридной мове», с большим количеством ошибок и обильным использованием русских слов.
Далее, местная буржуазия – крупные, средние и мелкие владельцы, как выражаются на Украине, «бизнесов» (в русском украинском у этого слова есть множественное число). Именно эти «бизнесмены» в начале 1990-х соревновались в публичной ненависти к «большевикам», и хотя никаких большевиков к тому времени уже 60 лет в природе не существовало, возлагали на них ответственность за все свои беды и неудачи. В частности, именно их усилиями и их истериками с карты города были тотально стерты все революционные названия. Осталась одна-единственная ул. П. Шмидта и то только потому, что до революции она называлась Тюремной. Сравните с топонимикой городов Донбасса. Почувствуйте разницу.
Жертвами пали и многие советские памятники: их демонтировали (как «правосеки» сейчас), свалили в парке Ленинского комсомола, где они и были разрушены.
Самое позорное, что едва ли не первым свалили памятник Котовскому – возможно, самому известному революционеру Бессарабии, которому Одесса обязана тем, что в начале 1918 г. её не захватили румыны.
И вот именно этому человеку отплатила черной неблагодарностью «свидомая» Одесса. (Опять-таки сравните с Донбассом!) Кстати, парк Ленинского комсомола, где стоял памятник, тоже переименовали: теперь это Савицкий парк по имени дореволюционного владельца. «Свидомых» не смутило даже то, что этот Савицкий-Воеводский был главарём банды, содержателем борделя и работорговцем.
Именно эти буржуа, в первую очередь перекупщики-торговцы с Привоза, стали верной «паствой» местного отделения фашистской партии «Свобода». В декабре 2012 г. они под водительством «Свободы» даже штурмовали горсовет. Выбить их из здания удалось, только применив (на морозе) брандспойты. Как раз среди этих торгашей много винницкого «рогулья».
А ещё студенты местных вузов. С промытыми с детства националистической и антикоммунистической пропагандой мозгами, искренне верящие в существование «древних укров», «трипольскую культуру – современника кроманьонцев», изобретение «протоукрами» письменности, а запорожскими казаками – субмарин и в прочий подобный бред. К тому же значительная часть одесских студентов – из Западной Украины. Я их регулярно видел и слышал на улице Довженко, где расположено общежитие университета, и в соседнем магазине «Таврия».
Они почему-то разговаривали друг с другом на русском, но с таким западенским акцентом и на такие… Как бы это сказать? О, на малокультурные темы! В одном из окон общежития висел плакат, извещавший, что там расположен «правильный» студенческий союз, и тут же был выставлен флаг УПА.
Конечно, подобные студенты есть и в Донбассе (в том числе из приезжих из Западной Украины). Но там даже в вузах атмосфера была иной. Когда под угрозой отчисления ректоры сгоняли донецких и луганских студентов на митинги и марши «За единую Украину», студенты частью не приходили, а в большинстве тихо ускользали, не дойдя до маршей. И вообще в Донецке участников таких мероприятий местные начинали бить так же быстро, как Паниковского.
Но самая главная, базовая, категория «укро-патриотов» – обыватель. Как оказалось, одесский обыватель – обыватель гешефтмахерско-курортного города отличается от обывателя промышленного (пусть и серьёзно деиндустриализированного) Донбасса.
Донбасский обыватель попроще, посуровее, это обыватель «пролетарско-гопнического» региона, в нём нет одесской пляжности, развинченности и болтливости. И если одесский обыватель думает, в первую очередь, о том, как бы не стало хуже, донецкий спокойно и фаталистично (с фатализмом гопника, не без того) думает: почему бы и не рискнуть – хуже уже не будет?
Эта разница особенно хорошо видна сейчас, когда одесский обыватель усиленно накачивает себя и окружающих тем, что когда-то называлось «австрийскими разговорами». После начала агрессии Германии против Польши и массированных бомбардировок польских городов были в Австрии популярны такие разговоры: «Вот видите, какие мы были умные, что не стали сопротивляться фюреру? Сопротивлялись бы – Вену и Зальцбург бомбили бы, как сейчас Варшаву и Люблин!» Вот и сегодня одесский обыватель (это легко отследить в соцсетях) заклинает: «Видите, что творится в Донбассе? Если бы мы восстали, то же самое было бы с Одессой!» Вот только кто мог в Одессе восстать или хотя бы возглавить восстание?
Вариантов два: пророссийские организации или левые. Пророссийские представлены были крошечными группками, которые никакого влияния не имели, и местной партией «Родина», у которой всё-таки была вторая по численности фракция в горсовете (первая у Партии регионов). Но главу «Родины» Игоря Маркова, депутата Верховной Рады, в 2013 г. лишили мандата и посадили за участие в уличных беспорядках еще 2007 г. После падения Януковича ему вернули мандат и выпустили из тюрьмы. Однако, похоже, при этом новая власть заключила с ним негласное соглашение…
Куликово поле дало своих, неизвестно откуда взявшихся пророссийских лидеров. Но всё это люди без политического опыта, без структур, без талантов и харизмы. Самые известные, братья Антон и Артём Давидченко, были один за другим арестованы, а пока пребывали на свободе, устраивали шествия, концерты и многочасовые говорильни на Куликовом поле и так же, как и «Родина», делали всё, чтобы «избежать обострения». Видимо, не случайно Антон Давидченко, признанный виновным ни мало ни много в «посягательстве на территориальную целостность Украины», был 22 июля осуждён на 5 лет тюремного заключения и… тут же выпущен из-под стражи. Короче, и это типично для Одессы, эти и подобные им лидеры оказались слабаками.
А об одесских левых и вовсе нельзя говорить без слёз. Совершенно бессильная и невлиятельная, в отличие от Донбасса, – КПУ (набрала на выборах в горсовет 3%). Микроскопические «неавторитарные левые» (троцкисты и прочие «евролевачки»), пытавшиеся примазаться к любым протестам и пламенно поддержавшие Майдан (как и их «старшие товарищи» в Киеве). Запредельное позорище – анархисты, объединённые в партию «Союз анархистов Украины» во главе с «бизнесменом» Вадимом Чёрным, прославившимся призывом закидывать зажигательными бомбами административные здания в Донбассе вместе с людьми, и т.п.
В Донбассе всё было по-другому. Даже у парламентско-оппортунистической КПУ здесь были очень сильные и радикальные организации.
Не случайно Луганская область на последних парламентских выборах дала максимальное число голосов за КПУ (25,14%), и там же областная организация КПУ отказалась подчиняться решениям своего киевского руководства, провозгласила себя самостоятельным, отдельным от КПУ «Рабочим фронтом Луганщины» и влилась в вооружённую борьбу и государственное строительство ЛНР. Анархисты в Донбассе были слабы и практически не заметны. А разные неанархистские «неавторитарные левые», которых на весь Донбасс было считанные единицы, больше всего на свете мечтали перебраться в Киев и влиться там в «левохипстерскую» тусовку.
Надо сказать, что в текущем кризисе население Украины продемонстрировало устойчивое желание найти виновников всех своих бед и неудач где-то вовне в святой уверенности, что само оно ни в чем не виновато. Здесь одесситы не исключение, в том числе и «антихунтовские».
Среди них распространено убеждение, будто все дело в том, что Кремль их «кинул»: вот в Донбасс Кремль «послал Стрелкова», а в Одессу – не послал, поэтому так и получилось. На самом деле, вооружённое восстание в Донбассе началось не со Стрелкова. Пример, что надо делать, был показан в Луганске 6 апреля, когда огромной толпой под руководством местного «Союза ветеранов ВДВ» во главе с Болотовым было захвачено здание СБУ с оружием. В тот же день толпа взяла штурмом областную госадминистрацию в Донецке, и на сторону восставших с оружием в руках перешли часть милиции и местный «Беркут».
Дальнейшее развитие событий хорошо известно и повторять его нет смысла. В отличие от Донбасса, способного по-пролетарски с плеча рубить гордиевы узлы, торгово-маклерская Одесса всегда была склонна договариваться. Вот и с местным Майданом местный Антимайдан предпочитал договариваться, тем более что многие лидеры и активисты и первого, и второго хорошо знали друг друга лично (часто по какой-то предыдущей деятельности).
Им действительно долго удавалось договариваться. До 2 мая единственное серьёзное столкновение с применением насилия между Майданом и Антимайданом произошло 10 апреля, когда майдановцы осадили на 11-й станции Большого Фонтана гостиницу «Променада», где встречались Олег Царёв (тогда еще кандидат в президенты) и Артём Давидченко, а Антимайдан, в свою очередь, взял в осаду их. Одесские антимайдановцы знали, что Майдан в городе слаб и малочислен, а местный «Правый сектор» и вовсе смешон, потому к серьёзной (не говоря уже о вооружённой) борьбе не готовились. Мысль, что правые могут завезти «бойцов» из других городов в Одессу и там расселить, им просто в голову не приходила.
Донбасс же и раньше демонстрировал, что он не готов к долгим компромиссам за свой счёт. Когда его терпение иссякало, он переходил к языку ультиматумов.
Устраивал, например, походы на Киев. В 1993 г. такой поход привел к падению кабинета премьера Л. Кучмы и к досрочным президентским выборам (президентом тогда был Л. Кравчук). Одесса ничем подобным похвастаться не может.
Массовое закрытие шахт и заводов в Донбассе, ввергшее в нищету население моногородов и монопосёлков (нищету, сильно превосходящую всё, что было в Центральной и Западной Украине, это признают даже «усмирители» Донбасса), заставило многих задуматься о роли капитализма и западного империализма. Тем более что в другой, российской, части Донбасса точно так же закрывали шахты и было известно, что это делается по плану МВФ. Поэтому в Донбассе антиамериканскую и антиимпериалистическую пропаганду встречали на «ура». Она могла быть окрашена в разные тона, но никто, кроме местных грантоедов, не выражал сомнения в том, что американский и вообще западный империализм реально существует. В Одессе, которая привыкла кичиться своей «антисоветскостью», большинство встречало объяснения насчёт западного империализма со скепсисом и отвечало на них фразой «Америка заметает следы», принадлежащей известной всему городу полусумасшедшей бабушке.
Социальные низы, восставшие в Донбассе, – это нынешние гёзы и санкюлоты. Гёзы с санкюлотами, кстати, тоже шли в бой не под марксистскими лозунгами. Донбасские рабочие и безработные знают, что они – санкюлоты, и не стесняются этого (а то и гордятся).
Санкюлоты есть и в Одессе – но в Одессе они своего санкюлотства стесняются и хотят выглядеть в глазах окружающих даже не просто буржуа, а буржуа успешными.
Донбасс был последним большим арьергардом советского общества и, осознав Майдан как угрозу полной ликвидации всего советского, этот арьергард решил дать последний бой. В то же время именно в Донбассе наряду с сохранением постсоветского рабочего класса стал заново складываться классический «марксов» пролетариат – и этот новый пролетариат смог дать капитализму в Восточной Европе свой первый бой. Встречный!
А Одесса?.. Если бы я был одесситом и меня на шаржированном одесском спросили «Таки шо ви можете сказать за Адесу?», я бы ответил: «Обнять и заплакать».