После выхода сюжета на телеканале и на сайте РЕН управление информации ОАО "Газпром" прислало в редакцию письмо, в котором говорится, что Красник больше не работает в данной компании.

"Григорий Красник признал правдивость сообщения Валентина Трушнина. Понимая, что предоставление ложных сведений коллективу подорвало к нему доверие, Григорий Красник  заявил о готовности уволиться. Его желание стало основанием для прекращения трудовых отношений", - сообщили представители "Газпрома".При этом в компании уточнили: 21 апреля Красник сам позвонил своему непосредственному руководству и сообщил о появлении на странице Facebook журналиста Валентина Трушнина описания инцидента с упоминанием его имени. Поначалу слесарь все отрицал и заявлял, что это провокация, и недоброжелатели пытаются его опорочить. Однако в "Газпроме" информацию проверили и вывели сотрудника на чистую воду. После этого его увольнение - добровольное или нет - стало лишь вопросом времени.

Напомним, Валентин Трушнин задержал Григория Красника в магазине возле своего дома.

"Поймал сейчас живого бандеровца. И где бы вы думали? Прямо у себя дома. Стоит передо мной в магазине в газпромовской спецовке, покупает "полторашку" пива, - рассказал Трушнин. - В кошельке символ батальона "Азов". Вывел его на улицу, что, говорю, фашик что ли? Поклонник батальона "Азов"? А он - такой дерзкий: да, говорит, поклонник, и что? Да ничего, говорю, сейчас в полицию тебя сдам, пусть разбираются. И сдал".

"Я недавно вернулся из Донецка, уехал от этой украинской темы, и вот она меня настигла дома", - объяснил свои действия Валентин Трушнин. "Я заломил ему руку и сдал патрульным, проходившим мимо. Попросил, проверьте его, может он воевал. Может это и перебор, но я не мог просто пройти мимо", - добавил он.

Гражданская позиция Трушнина понятна, ведь именно он был тем, кто первым обнаружил шахту, в которой позже нашли тела сотен женщин, убитых и изнасилованных под Донецком. По некоторым данным, все эти женщины стали жертвами бойцов карательных батальонов.

Вот лишь некоторые сюжеты Валентина Трушнина из зоны боевых действий.

Эка – один из главных драйверов изменений в МВД Украины. И она прекрасно понимает, что если реформа не будет отвечать запросу общества, то вся критика достанется ей.
Почему Згуладзе согласилась реформировать "авгиевы конюшни" МВД?
"У нас была своя пятидневная война с Россией, но ее мир не понял, – поясняет она. – Сейчас мы, здесь, готовы вместе с вами очень тяжело работать в очень тяжелых обстоятельствах, чтобы у вас получилось отстоять свою страну".
В Париже Эка Згуладзе оставила годовалого сына и мужа Рафаэля Глюксмана, известного журналиста, освещавшего в 2008 году войну России с Грузией, а в 2014-м – начало войны на востоке Украины.
Мы встречаемся со Згуладзе в 9-30 утра. К этому времени она уже успела поработать, ответить на почту и дать задание помощникам. Замминистра работоспособна и дисциплинирована как оловянный солдатик.
ОДНА ИЗ ГЛАВНЕЙШИХ ЗАДАЧ ДЛЯ НАС – ПОДНЯТЬ УРОВЕНЬ ДОВЕРИЯ К ПОЛИЦИИ
– В ваш адрес звучит критика, суть которой сводится к тому, что украинские законопроекты примерно на треть переписаны с грузинских законов. Об этом говорит, например, главный эксперт РПР по реформе МВД Александр Банчук.
– Я очень осторожно отношусь к международному опыту. Мы хотим европейские стандарты, но даже в Европе нет единого видения ни структуры полиции, ни законов о полиции.
И я не люблю, когда бросаются такими фразами. Структура законопроекта о Национальной полиции Украины будет похожа на грузинскую, так же как и грузинская похожа на литовскую, а литовская похожа на чешскую, а чешская похожа на французскую.
Они все структурно друг на друга похожи, это так, исходя из того, что основная функция у полиции схожа.
Единственные страны, на которые они не будут похожи – это федеральные страны и Великобритания, например, которая очень специфична, исходя из своей истории.
Но если кто-то не поленится и почитает наш законопроект и грузинский закон, то он поймет, что они очень разные.
– В чем именно?
В законопроекте много новшеств, которые таковыми являются не только для украинского правового пространства, но и для многих европейских стран.
Когда мы писали законопроект о национальной полиции, фокус внимания был на том, чтобы максимально упростить сложный юридический язык. Чтобы каждый гражданин мог понять из этого закона, – какие полномочия у полицейского, за что его могут арестовать, как проходит задержание и так далее.
Мы максимально подключили этим законом общественность. Мы прописали, как общественность может мониторить полицию, как полиция должна отчитываться перед населением.
Главное – новая форма общения будет включать не только официальные отчеты от полиции, а и разбор проблем. Одним из основных направлений работы полиции будет community policing подход, "полиция и громада".
Отсюда начинается реальное содействие полиции и общественности в том или ином городе.
Это не отменяет того, что у полиции будет и должна быть вертикаль. Что в данном случае значит вертикаль? Это стандарты. Будет существовать единый стандарт для национальной полиции. Но ситуация на местах будет зависеть и от способностей местной полиции, и от активности населения, местного самоуправления. Может быть лучше, но хуже – точно нет.
Плюс, мы пошли чуть-чуть дальше, чем большинство европейских стран, допуская общественность в процесс приема полицейских на работу.
Это скользкий вопрос. Большинство практиков-полицейских по всей стране скажут: "Это плохая идея". Но одна из главнейших задач для нас – это поднять уровень доверия к полиции.
Мы понимаем, что для этого необходима открытая система.
– Тем не менее, критика звучит так, что общественность должна принимать окончательное решение, кто принимается на работу и как они продвигаются по службе…
– Очень важно, чтобы общественность имела возможность не только наблюдать, как работает система, но и принимала участие в работе. Исходя из этого, в законопроекте целая глава посвящена сотрудничеству между полицией и общественностью.
Хотя максимализм в этом направлении не всегда оправдан и не всегда будет работать. Я объясню, почему.
Мы приняли полицейских на работу на основании открытого конкурса с участием общественности. Но если мы на каждую вакансию будем объявлять открытый конкурс, а не двигать по службе хороших полицейских, то система замкнется.
Главный вопрос – как сделать процесс прохождения службы и карьерного роста объективным, как оценивать работу полицейских, чтобы они продвигались по службе благодаря своим личным качествам и своим личным заслугам, а не за выслугу лет. И мы решили, что это все же будет конкурс – но внутренний, между хорошими сотрудниками.
Есть открытые конкурсы, и есть внутренние организационные конкурсы, и это нормально.
– Сейчас идет создание патрульно-постовой службы, к которой применяются новые требования, конкурсный отбор. Когда такой отбор заработает в отношении следователей – тех, кто в итоге будет работать в новой полиции?
– В результате реформы вся система уголовного блока должна измениться.
Это очень многослойный процесс. Выстраивается система, которая даст возможность выявлять порядочных и профессиональных работников.
Например, когда полицейский будет попадать в систему не через какие-то взятки или договоренности, а путем прохождения стандартных процедур отбора – электронные тесты, комиссия с участием общественности. В этом случае мы получаем качественно другого человека.
Почему это важно? Потому, что, например, в 18 лет ты платишь за поступление в академию МВД, потом – чтобы трудоустроиться... Все, такой человек уже испорчен.
– То есть, надо всех увольнять, а студентов отправлять на переэкзаменовку?
– Я сейчас говорю не о наказании, а о втором шансе. Потому что это не только их вина, но и вина их родителей и системы.
Это не только проблема милиции. Такая же ситуация и в здравоохранении, и в других профессиях. Так что, без осуждения – просто давайте признаем, что это плохая практика. И это то, что не помогает нам развиваться.
Мы не должны забывать, что полиция – это очень большая структура, более 100 тысяч человек. И это зеркало общества, там работают такие же люди, как и мы. Просто некоторые потом портятся, некоторых бьет система, некоторые, более смышленые, понимают, как использовать систему в свою пользу, а некоторые просто плохие и жестокие люди.
Набор – это одно. Продвижение по службе – это второе.
Третье – внутренний мониторинг, мониторинг качества. Чтобы мы смогли мониторить качество, у нас должен появиться этот минимальный стандарт качества.
– Он уже появился, он прописан в законе о национальной полиции.
– И в других подзаконных актах он будет еще более детализирован.
Законопроект устанавливает ключевые параметры, дает новое видение системы. После этого начнется новый, не менее сложный этап – детализировать и прописать эти параметры в подзаконных актах, а потом внедрять их в практику.
К моему большому сожалению, мы не смогли изменить пока существенно социальный пакет. Но это тоже реальность. Финансовая ситуация в Украине сегодня не дает возможности прогнозировать, что мы можем иметь через 5 лет.
ПОВЕРЬТЕ, САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ ПРОИСХОДИТ ПОСЛЕ РАБОЧЕГО ДНЯ
– Насколько рассчитана сама реформа – от старта до окончания? Когда будет открыт набор в эту новую полицию?
– Базовые вещи мы сделаем в течение этого года – нормы, стандарты, функционал. Но реформа полиции продлится, наверное, 5 лет. А может, и 10. А может, через 10 лет еще скажут, что что-то еще надо делать, и она будет продлеваться.
Вот это и плюс и минус реформы. Она никогда не заканчивается.
Когда ее начинаешь, только тогда понимаешь, сколько еще надо сделать. Например, британская полиция реформируется последние десять лет.
Сроки зависят от того, что мы называем реформой. Если мы сейчас, на первом этапе, главным, центральным фокусом берем для себя изменение принципа работы милиции на полицию – на это необходим год.
Через два года у нас будет качественно иная правоохранительная структура – полиция.
– Меняется сама структура МВД. Теперь в нее входит Национальная гвардия, будут входить МЧС и пограничники, миграционная служба. Структура будет становиться все влиятельнее. Законопроект про органы внутренних дел оставляет за министром возможности прямого управления.
– Не согласна с таким выводом. МВД становится политическим лобби структур, которые в нее входят.
Почему? Опять же, это один из уроков, которым история научила Украину.
Правоохранительные структуры не должны быть продолжением политической ветви. И мы должны это разделить – и законом, и на практике.
С законом – это просто, напишем, и он пройдет. В этом политический консенсус. Но на практике, я честно говорю, нам еще нужно до этого дожить.
Почему? Нам понадобится целое новое поколение и политиков, и полицейских, чтобы они реально делали это так. Все наши центрально- и восточноевропейские страны до сих пор с этим борются. У некоторых получилось, и у них уже 20 лет как эта реформа произошла, а некоторые еще в процессе...
– В коалиционном соглашении заданы очень четкие параметры реформ, в том числе реформа МВД. Например, там предполагается единый сервисный центр, а один из ваших законопроектов создает сервисный центр МВД. Почему?
– Это я тоже очень честно объясняю. Не надо на это смотреть как на что-то пожизненное. Давайте объективно оценивать ситуацию.
Украина должна выбрать для себя направление – децентрализовать часть госуслуг, отдать их на аутсорсинг и оставить все за государством.
Модели бывают разные. Но сейчас мы столкнулись с тем, что базы данных в очень плохом состоянии. Они не синхронизированы, там много дубликатов, нет механизмов контроля подачи информации, удаления или редактирования этой информации и так далее. Там, где нет процедуры, всегда возникает коррупция.
Я предлагаю: дайте нам год-полтора для переходной фазы. За этот период мы выстроим back-office, выстроим базы данных, отработаем процедуры, в том числе контроля, переобучим кадры, напишем новое программное обеспечение, которое поможет упростить и облегчить процесс.
И после этого механически очень просто можно будет отделить фронт-офисы – места, где предоставляются услуги – и делегировать часть этих услуг частному сектору или децентрализировать их.
А сейчас нам надо бумажную картотеку перевести в электронную, сделать аудит баз данных, убрать дубликаты или расследовать, какой из дубликатов реальный, а какой фальсифицированный.
Поэтому на первой фазе я предлагаю сделать зеркальный сервер. Это то, что мы себе можем позволить – как минимум, контролировать кто, когда и какие данные вносит, когда заканчивается рабочий день.
Потому что, поверьте мне, самое интересное происходит после окончания рабочего дня.
– Вы делали аудит работы многих подразделений министерства. К какому выводу пришли? Все намного хуже, чем вы подозревали?
– У нас есть ситуация де-юре, и ситуация де-факто. Они очень отличаются друг от друга. Мы анализируем де-юре, но больше де-факто, потому что тут есть причины. Де-факто нам рассказывает историю, почему это происходит.
Существуют запросы населения, для удовлетворения которых нет легальной формы предоставления услуги – так появляются нелегальные.
Например, регистрация машин на месте. Почему кто-то должен платить взятку тысячу долларов сотруднику МРЭО, чтобы это сделать? Мы можем это сделать легально. Мы можем поставить ту же самую цену, например, легально. И эти деньги пойдут в бюджет.
Меня злит то, что мы фиксируем мизерную часть денежных поступлений от этих операций.
Так что, по всем направлениям мы сделали такой анализ. У нас получилось более 100 услуг.
Как системно бороться, в общем, с коррупцией?
Человек, который работает с документами, должен иметь полномочия принимать решения. Сотрудник работает с документами, но на подпись несет начальнику. У него нет возможности все документы просматривать, но конверты с взятками несут ему. Поэтому надо забрать у него эту власть.
Мы делегируем право принятия решения и подписи на сотни сотрудников. Когда ты делегируешь полномочия, то вместе с этим делегируешь ответственность каждому.
– То есть, конкретно в столкновении человека с системой, эта система перестает быть обезличенной, а становится персонализированной.
– Да. Вторая задача, которую мы ставим – конкретные сроки исполнения и цены, а также четкость процедур. А потом, наладив эти процессы, можно через полтора года делегировать часть функций хоть Укрпочте. То есть, любой организации, у которой есть большая сеть по стране, и которая может предоставлять часть этих услуг.
Но часть услуг останется при МВД. Например, регистрация оружия.
ОНИ ЗНАЮТ, ЧТО ДОЛЖНЫ МЕНЯТЬСЯ. ОНИ НЕ ЗНАЮТ, КАК МЫ ЭТОМУ УЧИМСЯ ЗАНОВО, ШАГ ЗА ШАГОМ
– Если вернуться к человеческому фактору в МВД. Когда и как будут набираться следователи?
– Патруль – это ранее не существующая структура, поэтому мы набираем новых людей.
У работающих структур, которые будут реформироваться, задача будет поставлена по-другому.
Кого-то будем переаттестовывать, проверять, кому необходимо сдать квалификационные тесты и задачи. Как только мы пропишем должностные инструкции – чего до этого не было – выяснится, что часть кадров нам не подходит. Думаю, будет много новых вакансий.
Для всех вакансий будут разные требования и процедуры. Отбор будет такой же качественный, как и для патрульных.
Проект патрульной полиции – это ориентир. Он дал нам возможность разработать, апробировать и институционализировать процессы отбора, обучения, назначения.
– У новых патрульных, которые выйдут на службу в июне, зарплата будет от 8-10 тысяч гривен. В то время как у следователей – примерно двое меньше.
– Мы решили повышать зарплату в реформированных стуктурах. Говоря всем честно: "Завтра дойдет и твоя очередь, послезавтра – твоя".
Почему дополнительно важно было повысить базовую зарплату базовых полицейских? Потому что у них она самая низкая.
Я думаю, следователь в полиции будет зарабатывать минимум вдвое больше патрульного.
– Общественные активисты обвиняют МВД в том, что когда писались законопроекты, их не допустили до дискуссии, и их участие минимально. Почему?
– У нас стояла задача написать законопроекты в краткие сроки. Второе – активистам всегда хочется большего, это их роль. Мы считаем, что мы предоставили максимально возможность.
На рабочем уровне не было никаких лимитов сотрудничества. Мы с самого начала сказали им: "Ребята, у нас нет ожидания, что мы все со всеми согласимся. Нам будет сложно сводить свои подходы к идеальному". Но у нас в большинстве случаев это получилось.
Мы взяли очень много идей из законопроекта Александра Банчука. Так же, как я благодарна и другим отдельным экспертам, которые принесли очень свежие взгляды. Но это – наш закон, мы должны им руководствоваться, мы должны с ним работать. Поэтому мы и должны их писать, чтобы понимать их лучше.
– Вы заминистра с каким сроком работы? Вы подписывали контракт?
– У меня нет контракта.
– У нас часто бывает, что ответственные люди меняются в процессе реформирования.
– Я не меняла и не нанимала специальную группу, как раз исходя из этого.
Реформа не должна быть привязана к индивидуальным личностям, и не к индивидуальным организациям, даже если они очень хорошие общественные организации. Мы должны сделать все, чтобы максимально большая группа в самой структуре, которая реформируется, понимала эту реформу. А это сложный процесс.
Чтобы настоящая система милиции и МВД восприняла эту реформу как свою – с ними надо работать. Их не надо пугать – нужно объяснять и объяснять. Невозможно будет это сделать насильственным способом. Потому что одномоментно вы не выгоните 150 тысяч человек на улицу и не наберете новых.
Они знают, что они должны меняться. Они не знают, как. Мы этому учимся заново, шаг за шагом.
И нам надо увидеть, как эти изменения на нас отражаются. Это тоже нормально.
Поэтому у меня столько надежд на патрульную полицию. Потому что она визуально покажет, что это новые стандарты, которые служат лучше общественности, но и защищают права полицейских лучше.
– Есть такой момент, что патрульный штрафует на месте. А как же презумпция невиновности? Как оспорить?
– Остаются права гражданина обжаловать это решение в самой патрульной полиции или в суде. То есть, две инстанции уже появляется. Академик ты, бедный тракторист или богатый студент, патрульному все равно. Эта система не уникальна, она практикуется в большинстве европейских стран.
Второе новшество, которое мы предлагаем, если это пройдет – это электронный протокол.
Почему он делается? Одна из больших претензий сейчас к ГАИ – что на заполнение протокола уходит уж слишком много времени. Они могут растянуть это время, пока ты им не предложишь денег.
Мы нашли выход из ситуации – упростить этот процесс. Электронные протоколы могут заполняться в течение 5-10 минут, в зависимости от того, какое правонарушение. Это комфортно и для гражданина, быстрее для полицейского.
И, самое главное, это дает нам возможность контролировать действия полицейского. Потому что каждый раз, когда он заходит в планшет, система регистрирует. Если он заходит и выходит – то возникают вопросы.
– В законопроекте об органах внутренних дел за министром МВД по-прежнему сохраняются большие полномочия…
– Это те полномочия, которые у него должны быть. Министр – политическое лобби для структур, которые входят в систему МВД. Но он у него нет права влиять на конкретные расследования, давать прямые указания полиции. И это то, что появляется в этом законе и также отображается в законопроекте о национальной полиции.
– Эти четыре закона, принятые Радой – и есть реформа МВД, или это только старт "перезагрузки" системы? Какие еще законы предполагаются?
– В перспективе должно появиться много законов по всем направлениям – про миграционную службу, про пограничную службу, про МЧС и т.д. И еще больше работы будет на уровне подзаконных актов, где будет все детально расписываться.
– Вы над этим сейчас работаете?
– Руки не дошли, если честно. Давайте сделаем один большой блок. Потому что менять пограничников сейчас, в состоянии войны – невозможно и не нужно.
Но если смотреть в перспективе и говорить четко о европейских структурах, то реформа будет отражена на всех уровнях.

В результате российская сторона получила "рудники в Казахстане, одни из самых прибыльных в мире", а также контроль над 20% мощностей добычи урана в США. Сделка стала возможна лишь с одобрения комитета из представителей ряда ведомств США, в том числе Госдепартамента, который возглавляла жена г-на Клинтона, Хиллари Родхэм Клинтон.

"В то время как путем трех отдельных сделок с 2009 по 2013 год российская сторона постепенно завладевала Uranium One, в Clinton Foundation рекой текли деньги", - утверждает издание, ссылаясь на документы канадских ведомств. "Председатель совета директоров Uranium One через свой семейный фонд четырежды внес пожертвования на общую сумму 2,35 млн долларов. Супруги Клинтон не опубликовали данные об этих пожертвованиях, хотя г-жа Клинтон договорилась с администрацией Обамы, что будет публично называть всех жертвователей. Пожертвования поступили и от других лиц, связанных с Uranium One", - говорится в статье.

"А вскоре после того, как российская сторона объявила о намерениях приобрести мажоритарный пакет Uranium One, г-н Клинтон получил 500 тыс. долларов за речь в Москве от связанного с Кремлем российского инвестбанка, который продвигал акции Uranium One", - говорится в статье.

В то время и "Росатом", и правительство США дали обещания, имеющие целью развеять тревоги по поводу перехода активов к России. "Судя по документам, эти обещания были неоднократно нарушены", - утверждает газета.

Неизвестно, сыграли ли пожертвования какую-либо роль для одобрения сделки американским комитетом по зарубежным инвестициям, отмечает газета. И все же обнажаются сложности, связанные с Clinton Foundation. Его глава Билл Клинтон делал большую ставку на пожертвования иностранцев в тот же период, когда его жена на посту госсекретаря направляла внешнеполитический курс США и участвовала в принятии решений, которые потенциально могли принести выгоду жертвователям фонда.

Со своей стороны, Брайан Фэллон, представитель избирательного штаба г-жи Клинтон, заявил: никто еще "не предоставил даже обрывочных доказательств в поддержку теории, будто Хиллари Клинтон в бытность госсекретарем хоть раз предпринимала действия в поддержку интересов жертвователей Clinton Foundation?. Он подчеркнул, что пресловутую сделку одобрили многие ведомства США и правительство Канады, а такие вопросы в целом решаются не госсекретарем, а на нижестоящем уровне.

Путь к приобретению российской стороной американских урановых месторождений начался в 2005 году в Казахстане. Канадский финансист Фрэнк Джустра заключил там свою первую крупную урановую сделку, причем его сопровождал Билл Клинтон, пишут журналисты.

Они прилетели на личном самолете Клинтона в Алма-Ату и отобедали с "авторитарным президентом Назарбаевым", как выражается газета. "Клинтон обеспечил президенту Казахстана пропагандистский триумф, поддержав его заявку на председательство в международной организации, наблюдающей за выборами. Это нанесло вред внешней политике США и осуждению неудовлетворительной ситуации с правами человека в Казахстане - а с такой критикой выступала, в числе прочих, и жена Клинтона, в то время сенатор", - говорится в статье.

Через несколько дней после этого визита UrAsia Energy Ltd., недавно созданная компания Джустры, подписала предварительное соглашение на покупку долей в трех урановых рудниках, контрольные пакеты которых принадлежали государственному "Казатомпрому".

В 2007 году произошло слияние UrAsia и южноафриканской Uranium One. Новую компанию нарекли Uranium One, председателем совета директоров стал канадец Иэн Телфер, один из инвесторов UrAsia. Джустра утверждает, что в 2007-м продал свою долю.

Uranium One начала скупать компании с активами в США: например, уранообогатительный завод в Юте и Energy Metals Corporation с активами в Вайоминге, Техасе и Юте, говорится в статье.

В 2008 году The New York Times написала о связи между поездкой Клинтона и сделкой, которую Джустра заключил в Казахстане. Газета также сообщила, что спустя несколько месяцев Джустра пожертвовал фонду Клинтона 31,3 млн долларов.

"В статье были приведены слова Мухтара Джакишева, бывшего главы "Казатомпрома", что сделка требовала одобрения правительства и обсуждалась на обеде с президентом. Однако Джустра утверждал, что это была сделка в частном секторе, а во влиянии Клинтона на официальных лиц Казахстана не было необходимости", - говорится в статье.

К июню 2009 года акции Uranium One обвалились на 40% после того, как Джакишева арестовали по обвинениям в незаконной продаже урановых месторождений иностранным компаниям. Обвинения касались, как минимум, некоторых месторождений, которые теперь принадлежали Uranium One.

Жан Нортье, главный управляющий Uranium One, заявил, что UrAsia получила согласие правительства на сделку. Это прямо опровергает утверждения Джустры, отмечают авторы.

"Но неофициально руководство Uranium One страшилось потерять совместные горнодобывающие предприятия. Депеши американских дипломатов, опубликованные на WikiLeaks, также отражают опасения, что арест Джакишева мог быть элементом попыток России завладеть урановыми активами в Казахстане", - говорится в статье.

Если верить депешам, Uranium One попросила посольство США в Казахстане и канадских дипломатов вступиться за нее перед правительством Казахстана. 10 и 11 июня неназванный атташе по делам энергетики действительно обсудил этот вопрос с чиновниками из Казахстана.

"Через три дня филиал, 100% акций которого принадлежат "Росатому", завершил сделку на покупку 17% акций Uranium One. А через год российское правительство значительно повысило ставку, сделав акционерам щедрое предложение, чтобы получить 51% акций. Но вначале Uranium One должна была убедить американское правительство одобрить сделку", - говорится в статье.

Между тем сенатор Джон Баррассо написал президенту Обаме, что эта сделка "даст российскому правительству контроль над значительной частью мощностей по добыче урана в Америке". "Столь же тревожно, что ARMZ получит значительную долю в урановых рудниках в Казахстане", - добавил сенатор.

Сергей Новиков, официальный представитель компании, заметил, что акционеры Uranium One тоже встревожились. По его словам, глава "Росатома" Сергей Кириенко пообещал, что "Росатом" не расформирует компанию и оставит топ-менеджеров на прежних постах. "Другой чиновник "Росатома" публично заявил, что корпорация намерена ограничиться пакетом в 51% акций и сохранить Uranium One в качестве открытой акционерной компании", - говорится в статье.

Комиссия США по ядерному регулированию заверила Баррассо: чтобы экспортировать уран из США, Uranium One Inc. или ARMZ должны будут затребовать и получить специальную лицензию.

Но, в конечном итоге, одобрить или запретить сделку должны были министры из комитета по иностранным инвестициям, в том числе г-жа Клинтон. "А ее муж получал миллионные пожертвования от людей, связанных с Uranium One", - пишет газета.

Судя по отчетам Clinton Foundation, единственным жертвователем этой организации из числа менеджеров Uranium One был Телфер, который в 2007 году внес не более 250 тыс. долларов.

"Но документы налоговой инспекции Канады, где у Телфера есть семейный благотворительный фонд Fernwood Foundation, демонстрируют, что он пожертвовал на несколько миллионов больше в критический период, когда комитет изучал его сделку с россиянами, а также после этого периода. Россияне предлагали особые дивиденды, так что акционеры типа Телфера должны были извлечь выгоду из сделки", - говорится в статье.

По данным газеты, были также пожертвования от лиц, связанных с Uranium One или UrAsia.

В июне 2010 года Клинтона пригласили выступить в Москве. В том же месяце "Росатом" заключил сделку о мажоритарном пакете Uranium One.

По данным газеты, гонорар составлял 500 тыс. долларов и был выплачен российским инвестбанком "Ренессанс-Капитал". "Для Клинтона это один из самых высоких гонораров", - утверждают авторы.

В июле 2010 года аналитики "Ренессанс-Капитала" назвали акции Uranium One "лучшим ходом" на рынках урана. "Вдобавок в том же году "Ренессанс-Капитал", наряду с Телфером и Джустрой, пожертвовал крупную сумму небольшой благотворительной медицинской организации в Колорадо, которой руководит некий друг Джустры", - говорится в статье.

И все же, как полагает газета, когда власти США решали, одобрить ли сделку, на исход дела, видимо, повлияли более широкие геополитические факторы. Тогда для администрации Обамы сотрудничество с Россией было одной из приоритетных задач.

Газета также упоминает о невыполненных, по ее данным, обещаниях.

Джон Кристенсен, владелец земель в Вайоминге, где Uranium One добывает уран, утверждает: желтый кек оттуда увозили на переработку в Канаду.

Комиссия по ядерному регулированию "подтвердила, что Uranium One отправляла желтый кек в Канаду, хотя не имеет лицензии на экспорт. Вместо этого лицензия имеется у транспортной компании RSB Logistic Services, осуществляющей перевозки. Представитель комиссии заявил: "насколько нам известно", большая часть урана, отправленного на переработку в Канаду, возвращается для использования в США. Представитель Uranium One Донна Уичерз сказала, что 25% было отправлено в Западную Европу и Японию", - говорится в статье.

Обещание, что экспорта не будет, не единственное, которое выполнено не до конца, отмечают авторы. Uranium One была превращена в частную компанию. По данным на 2013 год 100% компании принадлежали ARMZ - филиалу "Росатома".