Польские историки очень жалуются, что британцы не пригласили наших солдат на парад победы 1945 в Лондоне. Это была практически пощечина полякам. Но мы отомстили за него сейчас, отказавшись участвовать в параде российском.

Самым сильным акцентом торжеств стали шествия во всех городах России, где племянники, внуки, правнуки несли фотографии членов своей семьи, погибших в Отечественной войне. Огромный музей под открытым небом. Здесь не было ничего от пропагандистского кича, это был объективный, жуткий крик истории, перед которым можно лишь склонить голову или, будучи христианином, встать на колени. Потом еще была эстрада. Большое шоу: песни и живые картины в духе комедии дель арте. Вопрос вкуса. Меня это, например, не увлекает. Но благодаря этому, окинув сцену равнодушным взглядом, я могу засвидетельствовать, что там даже в подтексте не было ни тени империализма, враждебности к Западу и даже триумфализма. Сценографию и хореографию мне, конечно, хотелось бы изменить (жаль, что они, видимо, не знают Ольгу Липиньскую (Olga Lipińska) (известная польская режиссер и телесценарист, — прим.пер.)), но какое это имеет значение?

Мы смотрим спектакль и вдруг мой средний сын Олаф, который работает учителем во французской школе (моя бабушка по материнской линии говорила: «Если бог решит тебя покарать, он заставит тебя учить чужих детей»), всмотрелся в почетную трибуну и спросил меня: «А где Франсуа Олланд?» Что мне было ответить? Путешествует по Антильским островам, где собирает улыбки и ест курицу «три вкуса», что невероятно важно для избирательных перспектив, кроме того мы бойкотируем Путина... Но Олаф не сдается: здесь 25 миллионов жертв, а там — на пару голосов избирателей больше.

И как мне рассказывать детям об исторической памяти, о сопереживании жертвам?! Он разозлился, хлопнул дверью и пошел к себе. Мы сидим с Басей, смотрим салют над Москвой и чувствуем себя немного гордыми за Олафа. Он сказал то, что мы, спрятавшись в скорлупу политкорректности, возможно, не осмеливаемся сформулировать. Бойкот российских торжеств был близоруким и низким. Если нас не волнует российская кровь, что нам мешает пойти еще дальше? В какой-то момент мы поддадим сомнению или вообще начнем отрицать Холокост и не будем чтить его память, потому что нам, например, не нравятся действия Израиля в секторе Газа.

Рано или поздно нам придется установить с Россией добрососедские отношения. Но пока мы решили ее унижать. В памяти россиян останется то, что мы оскорбили их праздник и болезненную память. А потом мы будем возмущаться по поводу российской недоверчивости и даже враждебности. Возможно, польское руководство еще исправит эту ошибку.