Стратегически в годы холодной войны влиятельные силы в Вашингтоне предполагали, что всегда будут существовать две сверхдержавы, вечно борющиеся за мировой господство. На заре совершенно неожиданного коллапса Советского Союза американские стратеги начали воображать мир с всего одной, «единственной сверхдержавой» (ака Рим-на-Потомаке).

В соответствии с таким новым видением администрация Джорджа Буша одобрила долговременный план, нацеленный на сохранение такого статуса до бесконечности. Известный под названием «Руководство по Оборонному планированию на 1994-1999 финансовые годы» он утверждал:

«Наша первейшая цель – предотвратить возникновение нового соперника, хоть на территории бывшего Советского Союза, хоть где-то ещё, который представляет угрозу того же порядка, что и Советский Союз ранее».
Сын  Буша-старшего, тогдашний губернатор Техаса, высказал подобное видение глобального охвата Pax Americana, когда выставил свою кандидатуру на президентских выборах 1999-го. В случае избрания, сказал он кадетам военного колледжа «Цитадель» в Чарльстоуне, его главной целью станет «воспользоваться огромной возможностью – которая представлялась лишь нескольким нациям в истории – продлить существующий мир в далёкое будущее. Шанс воплотить американское мирное влияние не только по всему миру, но и на многие годы».

Для Буша, конечно же, «расширение мира» превратилось во вторжение в Ирак и разжигание опустошительных региональных конфликтов, которые разрастаются и расширяются и поныне. Даже после того, как всё это началось, он не сомневался – как не сомневается и теперь(несмотря на предполагаемую мудрость рестроспективного взгляда) – что такова была цена, которую надо было заплатить, чтобы США удержали за собой столь превозносимый статус единственной в мире сверхдержавы.

Проблема, как теперь признают многие ведущие обозреватели, состояла в том, что стратегия, нацеленная на вечное глобальное превосходство США любой ценой неминуемо была обречена привести к тому, о чём говорил историк из Йеля Поль Кеннеди в своей классической книге «Восход и упадок великих держав», который ввёл незабываемый термин «имперское перенапряжение».

Как он точно написал в исследовании 1987 года, оно возникнет в ситуации, когда «суммарные глобальные интересы и обязательства Соединённых Штатов оказываются намного шире, чем возможность страны одновременно их обеспечить».

На деле Вашингтон сегодня оказался именно перед этой дилеммой. Любопытно, однако, как быстро такое «перенапряжение» поглотило страну, которую всего лишь десять лет назад расхваливали как первую «гипер-державу» планеты – статус, вызывающий ещё больший восторг, чем «сверхдержава».

Но это было до просчёта Джорджа в Ираке и других ошибочных шагов, которые оставили США перед лицом разорённого войной Ближнего Востока с измотанными войсками и исчерпанными ресурсами.

В то же время основные региональные державы, такие, как Китай, Индия, Россия, Иран, Саудовская Аравия и Турция строили свои экономики и наращивали военные возможности и, распознав слабость, сопутствующую имперскому перенапряжению, начали бросать вызов доминированию США во многих частях света.

Администрация Обамы так или иначе пытается отвечать им во всех этих регионах – среди них Украина, Сирия, Ирак, Йемен и Южно-Китайское море – как оказывается, не имея средств воспрепятствовать чему-либо.

Тем не менее, несмотря на целый ряд неудач, никто среди элит Вашингтона – сенаторы Рэнд Пол и Берни Сэндерс просто исключения, доказывающие правило – по-видимому, не имеет ни малейшего желания отказаться от роли единственной сверхдержавы или хотя бы чуть отступить от неё.

Президент Обама, который, очевидно, вполне осознаёт стратегическую ограниченность страны, типичен в своем нежелании отказаться от идеи превосходства. «США есть и будут единственной незаменимой нацией», сказал он выпускникам-кадетам в Вест-Пойнте в мае 2014-го. «Так было в прошлом столетии, и таким же будет следующее столетие».

Как же тогда примирить реальность перенапряжения сверхдержавы и угасание с непоколебимой приверженностью глобальному превосходству?

Первый из двух подходов к этой проблеме в Вашингтоне можно рассматривать, как выступление канатоходца в цирке.

В него входит постоянное жонглирование американскими возможностями и обязательствами при ограниченных ресурсах (по большей части военного характера), которые перекидываются относительно бесплодно с одного места на другое в ответ на разворачивающиеся кризисы, пусть даже и делаются попытки избежать большего и более глубокого вовлечения. Такова на практике доктрина, проводимая в жизнь нынешней администрацией. Назовём её доктриной Обамы.

К примеру, после того, как был сделан вывод, что Китай воспользовался сложным положением США в Ираке и Афганистане для продвижения своих стратегических интересов в Юго-Восточной Азии, Обама и его ключевые советники решили снизить американское присутствие на Ближнем Востоке и высвободить ресурсы  для усиления позиции на западе Тихоокеанского региона. Объявив в 2011-м о таком смещении – сначала назвав его «разворотом к Азии», а затем «уравновешиванием» – президент открыто занимался жонглированием.

«После десятилетия, когда мы вели две войны, дорого нам обошедшиеся, стоившие стране больших человеческих и материальных жертв, США переносят внимание на обширный потенциал азиатско-тихоокеанского региона, – сказал он в ноябре членам австралийского парламента. – Поскольку мы заканчиваем сегодняшние войны, я указал моей команде по национальной безопасности отдать высший приоритет нашему присутствию и миссии в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В результате перенаправления оборонных расходов США не произойдёт – я повторяю, не произойдёт – за счет Азиатско-Тихоокеанского региона».
Затем, конечно же, в июне 2014-го вновь созданная группировка «ИГ» начала наступление в Ираке, и подготовленная США армия развалилась, потеряв четыре северные города. Последовали запечатлённые на видео обезглавливания американских заложников вкупе с разрастающейся угрозой для поддерживаемого США режима в Багдаде.

И снова президент Обама проделал разворот – на этот раз отправив тысячи американских военных советников в эту страну, подняв в небо американские воздушные силы и закладывая основу для ещё одного крупного конфликта.

В то же время президента критикуют республиканцы, которые утверждают, что он слишком мало прикладывает усилий в Ираке (и Сирии), обвиняя его в том, что оннедостаточно делает для разворота к Азии.

В действительности, поскольку его жонглирование, никого не удовлетворяет, продолжаясь и в Ираке, и в Тихом Океане, он оказался в сложном положении, выискивая средства, чтобы эффективно противостоять Владимиру Путину на Украине, Башару аль-Асаду в Сирии, повстанцам-хуситам в Йемене, разнообразным вооружённым группировкам, борющимся за власть в расколовшейся Ливии, и так далее.

Партия полного отрицания

Очевидно, перед лицом множащихся угроз жонглирование оказалось нежизнеспособной стратегией. Раньше или позже, что «мячи» просто разлетятся, и вся система угрожает развалиться. Но каким бы рискованным не оказалось жонглирование, оно всё же не настолько опасно, как другой стратегический ответ Вашингтона на угасание сверхдержавы – полное его отрицание.

Для тех, кто придерживается такого мнения, разрушается не глобальное положение Америки, но её воля – то есть желание жёстко выступать и действовать. Если бы Вашингтон просто заговорил громче, как утверждают, и размахивал палкой большего размера, все проблемы снялись бы сами собой. Конечно, такой подход может сработать лишь в том случае, если вы готовы поддержать свои угрозы реальной силой, или «жёсткой реакцией», как любят называть это некоторые.

Среди самых крикливых из придерживающихся такой линии, – сенатор Джон МакКейн, председатель Комитета по вооружённым силам Сената и постоянный критик президента Обамы. «В течение пяти лет американцам говорят, что «уровень войн спадает», что мы можем отступить с незначительными потерями для наших интересов и ценностей», – так в своей манере писал в марте 2014-го в колонке газеты «Нью-Йорк Таймс».

«Что питало ощущение, что США слабы, а для людей типа мистера Путина слабость соблазнительна». Единственный способ воспрепятствовать агрессивному поведению России и других наших соперников, утверждал он, состоит в том, чтобы «восстановить веру в США, как мирового лидера».

Это означает, помимо прочего, вооружение украинцев и сирийцев анти-асадовского толка, укрепление присутствия НАТО в Восточной Европе, сражение с «крупной стратегической проблемой, которую представляет собой Иран» и «более устойчивую» роль (вдумайтесь – больше наземных войск на большей территории) в войне против ИГИЛ.

Но более всего, конечно же, это означает желание использование военные силы. «Когда агрессивные правители или неистовые фанатики угрожают нашим идеалам, нашим интересам, нашим союзникам и нам самим, – заявил он в ноябре прошлого года, – что в итоге имеет значение, так это  средства, надёжность и глобальная досягаемость американской жёсткой силы».

Подобный же подход – а в некоторых случаях ещё более воинственный – демонстрирует ряд республиканских кандидатов, участвующих в президентской гонке, опять-таки за исключением Рэнда Пола.

На недавнем «Саммите Свободы» на праймериз в Южной Каролине различные соперники пытались превзойти друг друга в приверженности жёсткой силе. Сенатора от Флориды Марко Рубио громко приветствовали за обещание превратить США в «сильнейшую военную державу мира».

Губернатор Висконсина Скотт Уолкер удостоился громких оваций за клятву ещё более усилить борьбу с международным терроризмом. «Я хочу иметь лидера, который жаждет сразиться с ними до того, как они станут сражаться с нами».

Благодаря столь взвинченной атмосфере в президентской кампании 2016 года, очевидно, будут преобладать призывы к увеличению военных расходов, более жёсткой позиции в отношении Москвы и Пекина и расширению военного присутствия на Ближнем Востоке.

Каковы бы ни были личные взгляды кандидатов, но Хиллари Клинтон, предполагаемый кандидат от Демократов, будет вынуждена демонстрировать свою несгибаемость, заняв такую же позицию. Иными словами, кто бы ни занял Овальный кабинет в январе 2017-го, стоит ожидать, что он будет орудовать существенно большей дубиной на значительно менее стабильной планете.

В результате, несмотря на страдания полутора десятилетий интервенций, вероятно, мы увидим ещё более интервенционистскую внешнюю политику с ещё большим стремлением к использованию военной силы.

Насколько, вероятно, с самого начала такая позиция была убедительна для Джона МакКейна и растущей группировки ястребов войны в Конгрессе, но она без сомнения окажется сущим бедствием на практике.

Любой, кто полагает, что время можно обратить вспять, к 2002 году, когда мощь США была в самом зените, а вторжение в Ирак ещё не истощило американское богатство и энергию, – без всяких сомнений мыслит бредово.

Китай намного сильнее, чем был 13 лет назад, Россия по большей части восстановилась после резкого спада, последовавшего за окончанием холодной войны, Иран заменил США в качестве ключевого иностранного игрока в Ираке, а другие державы получили существенно большую свободу действий в неустойчивом мире.

В таких условиях агрессивная игра мускулами в Вашингтоне, вероятно, приведёт лишь к катастрофе или унижению.

Пора прекратить притворство

Так что вернёмся к первому вопросу: что, как предполагается, делать угасающей сверхдержаве перед лицом таких сложностей?

Везде, только не в Вашингтоне, очевидным ответом было бы прекратить прикидываться тем, кем не являешься. Первым шагом в любой программе восстановления после имперского перенапряжения из 12 шагов стало бы принятие того факта, что американская власть ограничена, а глобальное правление – невозможная фантазия.

Также придётся признать очевидную реальность: хотите вы этого или нет, но США делят планету с целой группой других ведущих держав – ни одна из них не столь могущественна, как мы, но ни одна и столь слаба, чтобы убояться угрозы американской военной интервенции.

Восприняв более реалистичную оценку американской мощи, затем Вашингтону пришлось бы сконцентрироваться на том, как именно сосуществовать с такими державами – Россией, Китаем и Ираном в том числе – и справляться со сложностями в отношениях с ними без разжигания всё более разрушительных острых региональных разногласий.

Если стратегическое жонглирование и массовое отрицание не были бы столь глубоко внедрены в политическую жизнь «военного капитала» страны, не оказалось бы невозможным следовать трудной стратегии, как предлагали другие.

В 2010-м, к примеру, Кристофер Лейн из школы Джорджа Буша в Texas A&M утверждал в AmericanConservative, что США более не могут сохранять статус глобальной сверхдержавы и «вместо того, чтобы вынужденная корректировка была вызвана внезапно каким-то крупным кризисом… нужно опередить ситуацию с помощью смещения позиции постепенно и методично».

Лейн и другие озвучили, что это может повлечь за собой: меньше военных сложностей за рубежом, снижение стремления размещать войска по всей планете, сокращение военных расходов, большее доверие к союзникам, увеличение внутреннего финансирования на восстановление рушащейся инфраструктуры разделённого общества и сокращение военного присутствия на Ближнем Востоке.

Но чтобы хоть что-то из этого произошло, американским политическим деятелям надо сначала отказаться от претензий на то, что США остаются единственной глобальной сверхдержавой – а это может оказаться слишком горькой пилюлей для нынешней американской психики (и политических желаний некоторых республиканских кандидатов).

А из отрицания, как уже ясно, последуют лишь дальнейшие беспорядочные заграничные военные авантюры и, рано или поздно, но в намного более худших условиях произойдёт столкновение американцев с реальностью.

Автор: Майкл Клэр