Вопрос: Сергей Алексеевич, последние месяцы ритм международной жизни стал чрезвычайно напряженным и, наверное, ускоренным. Вот в этой массе событий, что бы вы выделили как главное?
Ответ: Добрый день, Армен Гарникович. Рад нашей новой встрече. Ритм ускорился – это безусловно. Сомнений у меня в этом нет. Для нас главное – это продолжающееся укрепление, я на этом настаиваю, позиций России на международной арене, вопреки всем попыткам представить дело так, будто Россия в изоляции, будто она чуть ли не в одиночестве, - ничего подобного. Мы везде востребованы, мы влиятельны, с нами считаются. Из конкретики дел – интенсивное начало председательства России в БРИКС с апреля. За два с половиной месяца в России по линии БРИКС проведен ряд крупных мероприятий. Кроме того, прошел важнейший форум в сфере нераспространения ядерного оружия, обзорная конференция, продолжавшаяся месяц в Нью-Йорке с конца апреля до конца мая. Это событие бывает раз в пять лет. Ну и, наверное, серия очень важных, насыщенных и результативных контактов на высшем уровне и на других уровнях с руководителями латиноамериканских государств.
Вопрос: Сергей Алексеевич, поскольку вы курируете американское направление в МИД, скажите, в чем причина столь явного охлаждения российско-американских отношений?
Ответ: Причины: главная – это неприятие политики современной России Вашингтоном и в целом американскими политическими элитами, которые разбросаны по стране, и с западного побережья не меньшее воздействие на умонастроения политиков в Вашингтоне, если не большее, оказывается, чем, я не знаю, из Нью-Йорка или из Хьюстона. Так вот, неприятие политической элитой США и руководством этой страны самостоятельного курса России, нашего твердого и последовательного противостояния попыткам других стран во главе с США навязывать поведенческие модели, ценностные системы. Примеры можно приводить в большом количестве, и, скажем так, в «докрымский» период их тоже немало. Назову лишь три. Первое – это то, что происходило вокруг неприемлемой практики американского усыновления наших детей. Это было во многих ситуациях трагично, что привело к нашим ответным шагам. То есть, в известном смысле война мер-контрмер начиналась именно в тот период. Второе – ситуация, когда контрактник американских спецслужб Эдвард Сноуден принял решение попросить убежища в Российской Федерации. Конечно, решение предоставить ему соответствующий статус вызвало бурю негодования в Вашингтоне, и там начали, что называется, «закручивать гайки» на российском направлении. Было много других ситуаций, в том числе региональных, которые добавили холода в наши отношения. Кульминацией – и это третий пример – стал Крым, Севастополь. Дальше отношения покатились под горку, но не по нашей вине. Санкционные приемы, которые применяет администрация США, нужного ей эффекта не дают, однако это не приводит к коррекции американского курса, поэтому мы имеем то, что имеем. Действительно, сейчас один из наиболее сложных периодов в отношениях между нашими странами.
Вопрос: Администрацию Президента Б.Обамы, помнится, задела статья Президента В.В.Путина, опубликованная в американской печати, где он поставил под вопрос тему исключительности американской нации.
Ответ: В этой статье Президент России, если Вы помните, сформулировал важную вещь, истину, о том, что все люди созданы Богом равными. Этим статья завершается. Спорить по сути американцам оказалось трудно, поэтому верх у них взяли эмоции. Мне представляется, что американцы допускают разговор о том, в чем равенство, а в чем исключительность стран и народов, только между собой. Когда те, кто не кажутся им равными, смеют ставить под вопрос американскую исключительность, это воспринимается как обида, если не как оскорбление. Есть у американцев система неписанных табу, собственных законов политкорректности: кому можно, а кому нельзя высказываться на те или иные темы. Мы же считаем, что демократический характер международных отношений, в пользу чего выступает Российская Федерация (я подчеркиваю, это никак не противоречит заботе о суверенитете, необходимости обеспечивать невмешательство во внутренние дела, нашим последовательным требованиям уважать все принципы международного права), как раз предполагает свободу выражения мнений, в том числе в чем-то неприятных американцам. В демократически устроенных международных отношениях каждый имеет право и должен высказывать свою точку зрения. Если она кого-то задевает, не следует впадать, на наш взгляд, в менторство, в нравоучительный тон, лучше постараться разобраться в ситуации.
Мы вот, кстати, обращаясь немного к другому аспекту наших текущих дел с США, недавно опубликовали комментарий к докладу госдепартамента о выполнении международных договоров. Кто-то, для кого нынешняя обстановка в наших отношениях кажется тяжелой и, может быть, искусственно накачанной политизированными установками или неизжитыми фобиями, скажет, что этот документ, наш комментарий, составлен по принципу «сам дурак» или «а у вас негров линчуют». Но это примитивизация того, что происходит. Для того, чтобы развивался нормальный диалог, чтобы страны общались и приходили к результатам, нельзя все время соглашаться друг с другом. Тезис-антитезис и дают синтез. Естественный дискурс, или называй его как хочешь, состоит в том, что страна отстаивает свои взгляды, но при этом прислушивается к тому, что говорят оппоненты. Россия действует именно так.
К сожалению, спор или даже просто диалог о глубинных, фундаментальных вопросах по части того, насколько США «исключительны», в чем их «мессианство», в чем они видят свою роль, почему за десятилетия и столетия там сложился имидж собственной страны как «града на горе», который освещает все вокруг, или «маяка демократии», для американцев сложен. Вопрос: есть ли у США основания говорить, что действительно в некоторых аспектах они впереди других стран? Ответ – да. Но это не повод делать следующий шаг и настаивать на том, что они лучше, или, как сейчас принято говорить, «круче» всех. Надо просто нормально общаться и искать компромиссы и общие знаменатели с теми, кто так не считает. Пока у американцев это не очень получается.
Вопрос: Прошла информация о том, что за год санкций товарооборот России с Евросоюзом снизился, а с США вырос. Как это могло получиться?
Ответ: Мы, к сожалению, не имеем согласованной с США методологии ведения таможенной статистики. Это, кстати, одна из «недоделок» прежней поры, что в экономической сфере у нас нет даже некоторых базовых, рамочных документов. Статистика США и наша статистика в этом плане разнятся. По нашей статистике – действительно, рост, по американской – некоторое падение, но, в любом случае, налицо примерный эквилибриум, или в общем тот же уровень. Это означает две вещи. Первое – то, что американская продукция в России востребована, в том числе машинотехническая. Второе – это то, что санкции, которые ввели США в прошлом году против нас, устроены таким образом, чтобы они не мешали относительно нормальному развитию торговли. Я не говорю обо всем комплексе экономических связей, я говорю только о двусторонней торговле. Мы не против этого, мы не хотим «стрелять себе в ногу», мы всегда говорили, что санкции – не наш путь, не наш метод, не наш выбор. Поэтому если вопреки санкциям и общему резкому похолоданию в двусторонних отношениях торговля развивается, это можно только приветствовать.
Что происходит в отношениях с Евросоюзом – вопрос отдельный. Думаю, что нынешняя санкционная схема, применяемая против России и выстроенная с подачи США, содержит в себе такие подходы и механизмы, которые наносят реально больший ущерб европейцам, европейским экономическим операторам, чем операторам американским.
Вопрос: Как можно оценить перспективы урегулирования иранской ядерной программы? 30 июня будет подписано соглашение?
Ответ: Все возможно в этом мире, и полностью исключать серьезный сбой я бы не стал, потому что гарантий нет и вопрос слишком сложный и застарелый для того, чтобы быть уверенным в чем-то на 100%. Но то, что уже сделано, наработано, накоплено, положено на бумагу, самым что ни на есть внушительным и определенным образом перевешивает несогласованные вопросы. Мы сейчас находимся в полушаге от окончательной договоренности. Вместе с тем видим, насколько активизировались противники соглашения, причем не только в США и Иране - странах, которые наиболее глубоко вовлечены в переговорный процесс, но и в других государствах, в том числе не участвующих в переговорах. Происходят почти детективные истории. Может быть, Вы обратили внимание на публикации о том, какие вредоносные компьютерные программы, применявшиеся на этих переговорах, обнаружила наша фирма «Лаборатория Касперского». Думаю, что к 30 июня мы будем, по крайней мере, иметь уверенность: возникли ли проблемы серьезного свойства, либо мы вышли на соглашение. Плюс-минус два-три дня ничего не решают. Это общепринятая дипломатическая практика. Есть даже термин: «остановка часов», потом, после полуночи, время для переговоров добавляется.
В Лозанне тоже был некий предельный срок – 30 марта. Реально же тот переговорный отрезок закончился 2 апреля. Никто это не драматизирует. В целом, думаю, что мы договоримся именно сейчас и не произойдет драматического поворота к худшему.
Вопрос: Насколько серьезна та сила, которую именуют ИГИЛ («Исламское Государство Ирака и Леванта»). Одни называют ее террористической организацией типа «Аль-Каиды», другие поднимают ее уровень до целого халифата, то есть до полноценного государства. Как относятся к этому явлению в США и у нас?
Ответ: Опасность нельзя недооценивать. Конечно, это террористическая структура, и то, что она выдвигает такие притязания, говорит о том, что эти люди достаточно уверены в собственных силах, самоуверенны. Наверное, они располагают возможностями и дальше рекрутировать в свои ряды экстремистов. Общеизвестный факт, что из десятков стран на стороне ИГИЛ воюют боевики. Из Европы, из России, откуда угодно, из Северной Америки. Это тревожно, потому что глобальная сеть наемничества в террористические структуры и, хуже того, участие в боевых действиях на стороне ИГИЛ по убеждениям, чреваты непредсказуемыми последствиями для многих стран и регионов. Мы на это обращаем внимание.
Что касается совпадений или расхождений с США – то хотелось бы, конечно, в качестве первого шага, чтобы не было у американцев попыток делить террористов на хороших и плохих, своих и чужих, с чем мы, к сожалению, до сих пор имеем дело. А непосредственно на ближневосточной площадке политические предпочтения Вашингтона, но уже применительно к правительствам стран, которые в этом регионе непосредственно имеют дело с ИГИЛ, прямо сказываются на общей задаче борьбы с этой группировкой. Да, США вместе со своей коалицией наносят воздушные удары по позициям ИГИЛ в разных странах, но база, на которой все это делается, крайне зыбкая. Уже не говорю об отсутствии резолюции Совета Безопасности ООН, это – отдельный вопрос. Даже со странами, по территории которых наносятся такие удары, далеко не со всеми США координируют свои действия. Самый яркий пример – Дамаск, Сирия, где мы видим прямую угрозу со стороны ИГИЛ, но, тем не менее, совместной проработки этой темы между правительством САР и правительством США, как мы понимаем, нет. Надо, чтобы все-таки реальность расставила всё на свои места и выводы из этого были сделаны в пользу универсального, единообразного, если хотите, подхода к борьбе с террористической угрозой.
Вопрос: В начале июля в России, в Уфе, на высшем уровне пройдет встреча стран БРИКС. Можно ли ожидать каких-то прорывных решений с учетом того, что международная ситуация становится все напряженнее?
Ответ: БРИКС движется вперед очень уверенно. С этим объединением в мире все считаются. Интерес к нему большой. Можно запустить компьютерную программу, посмотреть статистику цитирования год от года по хэш-тегам, по словам. Хотя подобный механистический подход не очень приветствуется в дипломатических кругах, но по количеству мероприятий в разных странах, даже по количеству критических публикаций, авторы которых не симпатизируют, скажем так, многополярному мироустройству, видно, что усиление БРИКС неоспоримо. БРИКС самоутверждается. Документы, которые готовятся к саммиту в Уфе, находятся в продвинутой стадии согласования. В Уфе будет сделан крупный шаг в работе БРИКС на экономическом направлении. После того, как приняты все решения и завершается во всех странах ратификация документов не только по новому банку, но и по пулу валютных резервов, необходимо дальше двигать наше экономическое партнерство.
Политический сегмент БРИКС развивается. Только за последние недели в Москве прошла серия консультаций по безопасности космической деятельности, по Ближнему Востоку. В Москве проведена встреча высоких представителей БРИКС, курирующих вопросы безопасности. Все эти темы обсуждаются, но делается это в товарищеском, дружеском, коллегиальном ключе без попыток навязывания решений, без искусственного форсирования этого процесса. Нужно и далее сохранять такой характер БРИКС как объединения, работающего по позитивной повестке дня, где нет «градаций членов» (их и быть не может), и нет попыток одних навязывать свои подходы другим.
Вопрос: Разрешите вопрос, касающийся ваших личных впечатлений. Вы много общаетесь с иностранными коллегами, дипломатами. Они сегодня действительно настроены враждебно к нам или же просто отрабатывают согласованную линию давления на Россию «для галочки»?
Ответ: Начнем с того, что это зависит прежде всего от стран, которые коллеги-дипломаты представляют. Есть множество государств, которые не просто не разделяют враждебного подхода к России, а наоборот - считают, что в нынешней ситуации мы действуем правильно. Это становится стимулом для нашего дальнейшего сближения. Что касается США, Евросоюза, других стран, входящих, скажем так, в группу единомышленников США и ЕС, то все, мягко говоря, непросто. Дипломатия, как и военная служба, это прежде всего строгая дисциплина. Никто не отклоняется от своих инструкций, все отрабатывается чётко и досконально. С другой стороны, конечно, одно дело отрабатывать инструкции, другое дело – действовать по убеждению. Здесь возможны нюансы, но я бы не стал их преувеличивать, потому что… Ну, потому что люди, если они находятся в диссонансе с политикой, которую они проводят, долго не могут удержаться на дипломатической работе.
Вопрос: То, о чем вы сейчас говорите, описывая работу дипломата, поднимает такой вопрос: мир усложняется, проблемы становятся многограннее, процессы убыстряются и за счет развития информационных технологий. В связи с этим, какие требования предъявляются к дипломатической службе сегодня? И в чем отличие работы дипломата сегодня от работы коллег-дипломатов в прошлом?
Ответ: Главное отличие – наверное, это темп, резко возросший в силу общей динамики международных процессов и в силу глобализации информационных потоков. Мы всегда в нашей профессии несколько скептически произносим слово «реагирование», потому что нас учили и мы в этом убеждены, что политика не должна быть реактивной, она должна быть проактивной, она должна быть заранее продуманной, осмысленной, вперед смотрящей…
Вопрос: Говорили еще «наступательной».
Ответ: Наступательной, безусловно. Однако реактивность, реактивный характер поведения дипломатов, как мне представляется, свойственны в большей степени сейчас, чем раньше, дипслужбам всех стран. В некоторых ситуациях это становится чуть ли не главной движущей силой политики. Я в данном случае не о России говорю. Это первое. Второе, что требуется от дипломата сейчас, – это свободнее, чем раньше, ориентироваться во множестве вопросов, потому что их взаимозависимость, взаимосвязь усилились, и ситуация, скажем, в сфере изменения климата или стихийного бедствия, произошедшего в одном конце мира, неизбежным образом отзывается на международных площадках, где дипломаты должны просто знать хотя бы, о чем конкретно идет речь, знать предысторию, как позиции развивались по этой теме. Пресной воды на планете стало меньше, нарастают миграционные потоки, чаще возникают «нетрадиционные» конфликты. Существенно возросла роль общественности, НПО, в целом неправительственного фактора, прямо влияющего на политику. Внешняя политика все меньше остается элитарным занятием людей, сидящих в зашторенных кабинетах, в зашореных позах и, ну, если не пером гусиным, то на клавиатуре отстукивающих понятное только им и их начальникам. Приходится быть поживее, пооборотистее.
Вопрос: А как нынешняя молодежь себя показывает в дипломатии?
Ответ: Молодое поколение всегда лучше, чем старшее поколение. Это закон жизни. Что мы будем делать в этой связи? Как сказал по другому поводу И.В.Сталин – «завидовать будем».
Вопрос: Идут разговоры о том, что в Великобритании и других европейских странах могут быть размещены американские ракеты средней дальности. Это что, пока гипотетический вброс темы или реальные намерения?
Ответ: Вы упомянули Великобританию. Я хотел бы сразу сказать, что мы очень внимательно отслеживаем, анализируем и обдумываем все то, что говорят официальные представители натовских стран на эту тему, не исключая Великобританию. Хочу заметить, что то, как соответствующие сигналы Министра иностранных дел Соединенного Королевства были поданы в СМИ, является худшим примером искажений и передергиваний, вырывания из контекста и так далее.
Сказав это, сразу же подчеркну, что я тем самым никоим образом не «беру под защиту» политику Великобритании, США, натовских стран в ядерной сфере в целом и конкретно в преломлении к появившимся «полуугрозам», назовем их так, в наш адрес о возможном решении разместить на европейской территории что-то, что запрещено договором между СССР и США о ракетах средней и меньшей дальности.
Есть предыстория этого вопроса последних лет. Она сводится, если коротко, к тому, что США обвиняют нас в действиях, нарушающих договор. Мы это отрицаем и говорим о том, что для продолжения обсуждения темы нам нужно больше информации, больше данных от США, на основании чего они выдвигают такие претензии. При этом мы много лет - не на фоне украинского кризиса и не с учетом этих американских информационных вбросов - много лет уже, с 80-х годов, говорим, что нас не устраивает, например, использование США так называемых ракет-мишеней при испытательных пусках ПРО. Ракеты-мишени имеют параметры, которые подпадают под договор. В ходе таких пусков ракет-мишеней отрабатываются элементы систем средней дальности, запрещенных договором. Есть и другие претензии у нас. Для продолжения диалога нам от США нужна дополнительная «фактура». От американцев мы должны услышать что-то кроме голословных обвинений. Вместо этого нам начинают говорить: «Ах, вы отказываетесь от диалога? Тогда мы будем вынуждены применять военно-технические меры для сдерживания России». И вот, с каждым разом еще на полоборота этот винтик вывинчивается. Сейчас стали уже более внятно намекать на возможное развертывание чего-то в Европе. Это отражение политики, которая обречена. На такой основе невозможно договориться. Под давлением никто никогда не договаривается. Мы из ДРСМД не выходили, мы значимость этого договора понимаем и признаем. Американские претензии для нас неприемлемы, они голословны.
Вопрос: Ссылаются на размещение наших ракет типа «Искандер» в Калининграде.
Ответ: Ракеты «Искандер» не подпадают под дальность, запрещенную ДРСМД, и это многократно обсуждалось. Кстати, так же как и наша небезызвестная ракета «Р-500», речь о которой периодически заходит в специализированных изданиях. У американцев нет претензий ни по тому, ни по другому сюжету. Они говорят о неких иных нарушениях…
Вопрос: …Не называя их конкретно.
Ответ: …Никакой конкретики не дают для того, чтобы можно было с этим разобраться профессионально и провести предметный, экспертный диалог.
Вопрос: «Двадцатка» и раньше была влиятельным форматом. Какова ее роль на фоне современных событий в мире?
Ответ: Думаю, будет расти. Турецкое председательство в «Двадцатке» в текущем году и особенно китайское - с учетом характера наших отношений с КНР - в будущем году создают для этого неплохую основу. Мы без иллюзий, вообще-то говоря, подходим к значимости любого формата, в котором участвуем. Считаем, что игра на многих регистрах и участие в различных структурах – это и есть искомое средство обеспечения интересов и влияния России на принимаемые решения. В ОДКБ мы занимаемся преимущественно одним, в «Двадцатке» – другим, на Восточно-азиатских саммитах – третьим, в БРИКС – четвертым. И все это взаимодополняющие процессы. «Двадцатка» – неполитизированный формат. Он сохранил признаки неформального объединения и характер антикризисного инструмента. Он зарождался как формат реагирования на тяжелый кризис 2008-2009 гг. и отчасти таким и остался. Но, обращаю внимание, что некоторые решения, вырабатывающиеся в «Двадцатке», реализуются с трудом. Это, в частности, относится к реформе Бреттон-вудских институтов - существующих с послевоенного времени международных институтов в сфере финансов и финансового регулирования. МВФ требует реформы, и об этом БРИКС договаривался в своем кругу. В «Двадцатке» были приняты соответствующие решения. Мы над этим будем работать и дальше. Думаю, неизбежным станет - пусть не сейчас, но со временем - привнесение в «двадцаточный» формат также политической повестки дня. «Восьмерка» в свое время стала сугубо политической площадкой, потому что экономика по сути вся ушла в «Двадцатку». Сейчас «семерка», я так понимаю, – преимущественно политический формат. Почитал декларацию саммита «Группы семи» в Эльмау. Интересно, любопытно. Но перца, соли нет. Можно полистать и дальше идти.
Вопрос: Считаете ли вы, что Латинская Америка и Карибы могут стать важным и коллективным актором в полицентричном мире, который отстаивает и защищает Россия?
Ответ: Уже стали неоспоримо… Причем независимо от того, какие у них есть интеграционные объединения, где они координируются или выступают с единых позиций. Латиноамериканская и карибская группа очень весомо заявляет о себе и в ООН, и на таких площадках, как МАГАТЭ, и в Женеве в различных структурах. Что касается латиноамериканских объединений, то это - единство в многообразии. Там есть Тихоокеанский Альянс, есть АЛБА, есть МЕРКОСУР, УНАСУР, есть СЕЛАК. Мы стремимся развивать со всеми этими структурами прагматическое сотрудничество.
Вы видели, что в марте с.г., когда С.В.Лавров находился с визитом в Центральной Америке, был принят соответствующий совместный документ. Ведем речь о получении статуса постоянного наблюдателя при Центральноамериканской интеграционной системе - одном из значимых объединений. Такая же работа, с точки зрения формализации связей, ведется с СЕЛАК, но суть вопроса не в этом, а в том, что Латинская Америка раскрывается и идет навстречу остальному миру. Места, я уверен, там хватит всем. Мы не ведем геополитические игры в соперничество или квази-соперничество. Считаем, что деидеологизированная работа по выстраиванию отношений со всеми, кто в этом заинтересован, дает лучшие результаты, чем попытки внести раскол или настроить кого-то против кого-то.
Вопрос: Вы упомянули МЕРКОСУР. Есть ли перспектива заключения соглашения о зоне свободной торговле между Евразийским экономическим союзом и объединением МЕРКОСУР или же логичнее заключать двусторонние соглашения с каждой из латиноамериканских стран?
Ответ: Мы прошли тот этап, когда такие соглашения - скажем, не о свободной торговле в прямом смысле, а о преференциальном торговом режиме, то есть о чем-то «между» стандартами ВТО и в полном смысле зоной свободной торговли - мы заключали индивидуально на двусторонней основе. С созданием Евразийского экономического союза и передачей значительной части полномочий национальных органов в сфере торговой политики, тарифного регулирования и так далее на уровень Евразийской комиссии, переговоры от имени России и других стран ЕАЭС ведет эта комиссия. Так работа ведется и с МЕРКОСУР. Процесс продолжается, нужный результат пока не достигнут. Поэтому будет ли это в полном смысле соглашение о зоне свободной торговли, похожее на то, что недавно у нас было заключено с Вьетнамом, я судить не берусь, но хочу подчеркнуть, что латиноамериканские экономики и экономики стран, входящих в Евразийский экономический союз, хорошо друг друга дополняют, и здесь меньше риск возникновения нежелательных конкурентных последствий для отраслей. Если говорить о полностью «бестарифной» торговле, то мы как МИД, как ведомство, занимающееся внешней политикой, со своего угла видим меньше опасностей и рисков на латиноамериканском направлении. Но, конечно, это должны оценивать специалисты. Наши экономисты и специалисты в сфере торговой политики.
Вопрос: Как Россия воспринимает позицию стран региона Латинской Америки и Карибского бассейна, которые ведут себя все более независимо от США во внутренней политике, на международной арене, выступая за многополярный мир?
Ответ: Само за себя говорит то, что США пересмотрели проводившуюся с 60-х годов политику тотальной блокады Кубы и пошли на сближение с Гаваной. Вывели Кубу из списка государств-спонсоров терроризма. Вообще включение в этот список, на мой взгляд, было абсурдным решением.
Между Вашингтоном и Гаваной ведется диалог об условиях возобновления деятельности дипмиссий. Все это - отражение того, что реалии меняются, и это признается всеми, включая американских коллег. «Независимость политического курса латиноамериканских стран» - наверное, не совсем правильный термин. Я бы предпочел говорить о самостоятельности и уверенности в проведении внешней политики. Независимость – это все-таки в подтексте и зависимость какая-то, пусть подсознательная. А здесь мы говорим о том, что люди и политики, особенно новые поколения политиков в Латинской Америке – они свободнее в своем взгляде на мир и в оценке того, что требуется и что нужно. И, конечно, приятно, отрадно, что Россия, так же как и Китай, скажем, появилась на экранах латиноамериканских политических и экономических локаторов. Интерес обоюдный, взаимный, отсюда естественным образом возникает «мостик» к многополярности.
Вопрос: Наша дипломатия активизировала свою деятельность на латиноамериканском направлении. Однако развитие конкретных совместных проектов могло бы идти, на мой взгляд, быстрее. Что мешает, скажем, продвижению наших торгово-экономических, инвестиционных, культурных и туристических проектов со странами Латинской Америки?
Ответ: Отдаленность, все еще недостаток информации, все еще ограниченность ресурсов, которые могут быть использованы для стимулирования нашего экспорта туда и для гарантирования инвестиций. Монокультурность экспортно-импортных потоков. Мы ушли, я это отмечаю с удовлетворением, от практики недавнего прошлого, когда торговлю с Латинской Америкой можно было свести к формуле «удобрения в обмен на бананы». Но и сейчас доля продукции с глубокой степенью переработки недостаточна в поставках и в ту, и в другую сторону. Хотя есть выдающиеся положительные примеры на фоне в том числе и того, что у нас происходит с другими странами. Я имею в виду, например, возобновившиеся поставки в Латинскую Америку продукции нашего автопрома. Раньше все это ассоциировалось с «Ладами» и «Нивами». Сейчас это ассоциируется с «КАМАЗами», с российскими автобусами, которые пользуются растущим спросом. Значит, качество хорошее, и уже речь идет о сборочных производствах.
Вновь на рынки этих стран выходят наши производители электротехнического, прежде всего генерирующего силового оборудования, выиграно несколько тендеров, крупных в том числе. Хотел бы надеяться, что это не тот случай, когда «первая ласточка весны не делает», а начало если не нового этапа, то отрезка устойчивого роста.
Кстати, Латинская Америка – единственный регион в мире, где по совокупности в прошлом году и в первом полугодии текущего года наблюдается рост и общего товарооборота с Россией, и нашего экспорта, причем в стоимостном выражении, а не только в абсолютных объемах. Опять-таки, это означает, что не нефтепродуктами одними живем и не удобрениями. Туристические потоки – да, так же, как и импорт, конечно, сдерживаются курсовой разницей, которая заметна, отдаленность тоже мешает, естественно. Но это все в поле зрения, над этим работаем. Думаю, и латиноамериканцы понимают, что от них требуется больше усилий в плане пропаганды, информирования о возможностях, которые есть там для отдыха, и не только на пляжах, но и для экологического туризма, для посещения исторических памятников. Вообще, уникальное, конечно, направление. Уверен, что в ближайшие годы российские граждане откроют для себя Латинскую Америку по-настоящему, в плане бизнеса, в плане туризма и контактов, в том числе образовательных и любых других.
Вопрос: Одним из важнейших факторов сегодняшней латиноамериканской политики стал оживленный диалог между Вашингтоном и Гаваной. Дело движется к нормализации американо-кубинских отношений, что в современных условиях не может не коснуться и взаимосвязей между Россией и Кубой. Каков прогноз российской стороны на перспективы кубино-американского сближения?
Ответ: Думаю, что мы никогда не дружили в прошлом против кого-то и тем более не будем этого делать в будущем. Постановка вопроса, «с кем вы – с нами или с ними», это непродуктивно, и история это доказала. Кроме того, в современном мире такая постановка вопроса далеко не всегда и не всеми воспринимается серьезно. В том числе теми, кто вырос в подобной системе координат раньше. Но это так, общие наблюдения. Конкретно же хочу сказать, что мы поддержали, в том числе публично, и я рад возможности сделать это еще раз, начавшийся процесс нормализации американо-кубинских отношений. Это - восстановление исторической справедливости, это - избавление международных отношений от одного из самых одиозных примеров применения односторонних, нелегитимных санкционных мер.
Что будет дальше происходить – вопрос к Гаване и Вашингтону. Думаю, что и та, и другая сторона для себя просчитала связанные с этим риски, репутационные и иные издержки. Оснований полагать, что к такому вопросу подошли недостаточно серьезно – нет, тем более, что времени для размышлений было несколько десятилетий. За это время можно много написать аналитических и докладных записок.
Надо исходить из того, что возможности для нашего двустороннего взаимодействия с Кубой и для работы с Кубой по всем темам, которые нас интересуют, не сужаются, а расширяются. Это справедливо и для политических вопросов, но я сейчас не буду здесь увлекаться. И в сфере экономики именно сейчас мы имеем новые решения, к которым шли долгие годы - и по экономической зоне «Мариэль», и по нашему вхождению в модернизацию кубинской металлургии, и так далее. Надо сосредоточенно, сфокусированно работать над углублением отношений. На международной арене Куба – надежнейший союзник и партнер, очень влиятельная страна в Движении неприсоединения. Мы ценим наше взаимодействие, и мы уверены, что и дальше взаимная поддержка в ООН и на других площадках продолжится.
Вопрос: Как известно, Россия дипломатически способствовала достижению между Ираном и западными странами предварительной договоренности о снятии санкций взамен за абсолютную прозрачность иранской ядерной программы. Отмечается и Ваша посредническая деятельность. Однако не скажется ли снятие санкций с Ирана негативно на экономике России?
Ответ: Два аспекта. Первое – исхожу из того, что лучше участвовать в процессе, который касается нас непосредственным образом, чем не участвовать. Без нашего участия, подозреваю, готовящаяся сделка с Ираном была бы хуже с точки зрения российских интересов, чем с нашим участием. Не в порядке саморекламы, а просто такова жизнь.
Второе – мы уже имеем прорывные и исторические, как это было охарактеризовано президентом США Б.Обамой, договоренности в Лозанне от 2 апреля. Это действительно серьезные договоренности, заложившие основу для соглашения, которое, как надеюсь, получится выработать к 30 июня. Но давайте посмотрим на нефтяные котировки. Они что, рухнули после 2 апреля? Давайте посмотрим, сколько нужно инвестировать в инфраструктуру Ирана, прежде чем иранцы нарастят объемы поставок на внешние рынки до «досанкционного» периода.
Вообще мировой рынок углеводородов, как я понимаю, стал крайне волатилен и чрезмерно зависим от психологических факторов, от паники на биржах, от ожидания чего-то. Кроме того, этот рынок в гораздо большей степени сейчас зависит от нетрадиционных поставщиков, от тех же США, которые целенаправленным образом наращивают поставки сланцевой нефти, начинают двигаться к экспортным поставкам газа, сжиженного газа на мировые рынки. Надо смотреть объемы: кто, сколько, чего. Если Иран, скажем, добавит миллион баррелей в день при мировом потреблении 97-98 миллионов, как это повлияет на котировки? Не знаю, но, вместе с тем, я уверен, что снятие, а для начала облегчение санкционного режима, включая отмену оружейного эмбарго в качестве первоочередной меры после заключения соглашения, непосредственным образом окажет позитивное влияние на возможности российских поставщиков в этих сферах. Так что все относительно.
