Подписанная председателем Объединенного комитета начальников штабов генералом Мартином Демпси, стратегия констатирует, что «вероятность втягивания США в войну с крупными державами оценивается как невысокая, но растущая», косвенно намекая на потенциальный военный конфликт с Россией или Китаем. И хотя этот текст расположен на следующей странице после заявления о том, что ни у одной из этих стран (Россия, Иран, Северная Корея или Китай, отнесенные к нарушителям международного порядка) нет, по мнению авторов, стремления вступить в прямой военный конфликт с США, документ тем не менее отражает изменения в военной политике США, которые он призван реализовать на практике.

Какое значение для народов Ближнего Востока может иметь тот факт, что Америка переписывает правительственный документ, который читали весьма немногие люди за пределами узкого круга американского истеблишмента в сфере безопасности? Дело в том, что он, как и аналогичный документ в России, являются формальным руководством для военачальников и военных стратегов в обеих странах. Восприятие растущей вероятности прямого конфликта делает планирование и подготовку к подобным обстоятельствам более важными, даже если их наступление представляется невероятным. Геополитика, географическое положение, энергетические ресурсы и другие факторы могут легко вовлечь Ближний восток в контекст противостояния. Как говорил, согласно некоторым утверждениям, российский революционер Лев Троцкий, «Вы можете быть не заинтересованы в войне, но война заинтересована в вас».

Даже жесткая конкуренция на грани войны может иметь серьезные последствия для региона. В оперативном отношении, «растущая» вероятность вооруженного конфликта между Соединенными Штатами и Россией подталкивает американских военных стратегов к переоценке глобальных силовых позиций США. Должна ли Америка передислоцировать часть своих военных сил и средств с Ближнего Востока или других регионов в Европу, которая, как многие предполагают, будет находиться в центре вероятной конфронтации?

Военное руководство России должно также рассматривать подобные вопросы, хотя ограниченные военные средства России за рубежом и ее относительно небольшие возможности демонстрации своей силы и влияния, подталкивают к другим приоритетам. Во время холодной войны, например, одним из ключевых вопросов был доступ Советского Союза к Средиземному морю через пролив Босфор, находившийся под контролем Турции, входящей в НАТО. Могли ли российские военные корабли, действующие в Средиземном море, оказаться запертыми в его водах? Как насчет небольшого военного контингента, находящегося на российской военной базе Тартус в Сирии? Сумела бы Россия в случае любого серьезного конфликта сохранить свои военные поставки в Сирию?

Помимо прочего, принятые военные доктрины в той или иной степени формируют общий тон и направление развития отношений между США и Россией. Как правило, более конфронтационная риторика быстро провоцирует обратную связь, приводя к существенным изменениям в практической области.

Хотя новая Национальная военная стратегия США признает вклад Москвы в борьбу против распространения наркотиков и терроризма, вслед за этим она утверждает, что Россия «не уважает суверенитет своих соседей» и «готова применять силу для достижения своих целей». (Последнее утверждение представляется удивительным из уст американских военных, уполномоченных правительством США на такое же «достижение своих целей»).

Ничего удивительного, что Москва обратила на это внимание, как и на упоминание о «растущем» риске военного конфликта». Пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков немедленно выразил «сожаления» по поводу «конфронтационного характера документа, в котором полностью отсутствует непредвзятость в отношении нашей страны», и заявил, что Россия также пересматривает свою национальную военную стратегию, добавив, что «все угрозы национальной безопасности принимаются во внимание и тщательно анализируются, а также разрабатываются соответствующие меры противодействия».

На следующий день после публикации Пентагоном своей новой Национальной военной стратегии российский президент Владимир Путин созвал заседание своего Совета Безопасности, во время которого он повторил сказанное Песковым (без прямой связи с США), сказав, «мы должны провести быстрый анализ потенциальных вызовов и рисков, с которыми мы сталкиваемся – политических, экономических, информационных и иных. На основе этого анализа мы должны внести необходимые изменения в нашу национальную стратегию безопасности». Этот процесс подтолкнет российских военных чиновников и силовиков к планированию сценариев конфликта, в то время как американская новая стратегия вызовет аналогичные последствия в США.

Более того, поскольку Соединенные Штаты и Россия воспринимают вероятность прямого столкновения как увеличивающуюся, хотя и маловероятную, они введут этот новый контекст в свои существующие международные отношения во всем мире, активизировав и без того жесткое соперничество за сферы влияния. Так, например, на фоне растущей вероятности столкновения, усилия России по налаживанию отношений с Египтом совершенно по-разному воспринимаются в Белом Доме и Кремле, также как и недавно заключенный договор о праве захода российских военных кораблей в порты Кипра. Разумеется, российские поставки оружия Ирану, как и усилия США по достижению ядерного соглашения с этой страной, также приобретают иное, новое значение.

Со временем эта динамика может привести к тому, что Вашингтон станет оказывать все большее давление на своих партнеров на Ближнем Востоке, чтобы заставить их отказаться либо ограничить сотрудничество с Москвой. Поскольку Россия является более слабой стороной конфликта и обладает сравнительно ограниченными возможностями подобного давления, ей почти нечего противопоставить подобному подходу, кроме продолжения усилий по использованию недовольства действиями Америки в правительствах отдельных стран.  Соединенные Штаты будут иметь более сильную позицию. У Америки гораздо больше возможностей принудить своих ближневосточных партнеров отказаться от связей с Москвой, поскольку правительства этих стран заинтересованы в американской помощи и защите. Среди таки ближневосточных государств прежде всего можно назвать Бахрейн, Кувейт, Катар и Объединенные Арабские Эмираты. С учетом вышесказанного, если США будут демонстрировать меньшую готовность к применению силы, их партнеры будут ощущать себя не столь зависимыми и в меньшей степени будут подвергаться давлению.

Напротив, поскольку военные стратеги США видят растущий риск конфликта с Россией, они будут усиливать давление внутри правительства, чтобы увеличить расходы на союзнические связи и партнерство по всему миру. В связи с этим, страны, на территории которых расположены крупные военные базы могут почувствовать, что их влияние на Вашингтон усиливается. На Ближнем Востоке это прежде всего относится к тем странам, где расположены военно-морские и военно-воздушные базы США, необходимые для пресечения действий российских военных в ходе любого конфликта (страны Персидского залива), разумеется, с учетом того, что этот конфликт является маловероятным. В годы холодной войны подобная динамика в целом снизила возможности США по контролю внутренней политики партнеров, что осуждали как Барак Обама, так и Джордж Буш-младший.

Возможно, это заблуждение, но обстановка, в которой Вашингтон и Москва видят растущую вероятность конфликта, хотя по-прежнему считают ее незначительной, может на самом деле оказаться гораздо более опасной, чем многие думают. Дело в том, что такая ситуация провоцирует усиление соперничества (с целью заблаговременного создания наиболее предпочтительного баланса сил на случай любого потенциального столкновения), в то время как сохранение восприятия прямого конфликта как крайне маловероятного снижает стимулы к проявлению сдержанности во избежание ненужных рисков. С этой точки зрения стоит принять во внимание, что Ближний Восток и без того отличается более чем достаточной волатильностью, вызванной напряженными отношениями как внутри стран региона, так и между ними. Возобновление соперничества сверхдержав может привести к возникновению еще больших угроз миру и стабильности.

Какое значение для народов Ближнего Востока может иметь тот факт, что Америка переписывает правительственный документ, который читали весьма немногие люди за пределами узкого круга американского истеблишмента в сфере безопасности? Дело в том, что он, как и аналогичный документ в России, являются формальным руководством для военачальников и военных стратегов в обеих странах. Восприятие растущей вероятности прямого конфликта делает планирование и подготовку к подобным обстоятельствам более важными, даже если их наступление представляется невероятным. Геополитика, географическое положение, энергетические ресурсы и другие факторы могут легко вовлечь Ближний восток в контекст противостояния. Как говорил, согласно некоторым утверждениям, российский революционер Лев Троцкий, «Вы можете быть не заинтересованы в войне, но война заинтересована в вас».

Даже жесткая конкуренция на грани войны может иметь серьезные последствия для региона. В оперативном отношении, «растущая» вероятность вооруженного конфликта между Соединенными Штатами и Россией подталкивает американских военных стратегов к переоценке глобальных силовых позиций США. Должна ли Америка передислоцировать часть своих военных сил и средств с Ближнего Востока или других регионов в Европу, которая, как многие предполагают, будет находиться в центре вероятной конфронтации?

Военное руководство России должно также рассматривать подобные вопросы, хотя ограниченные военные средства России за рубежом и ее относительно небольшие возможности демонстрации своей силы и влияния, подталкивают к другим приоритетам. Во время холодной войны, например, одним из ключевых вопросов был доступ Советского Союза к Средиземному морю через пролив Босфор, находившийся под контролем Турции, входящей в НАТО. Могли ли российские военные корабли, действующие в Средиземном море, оказаться запертыми в его водах? Как насчет небольшого военного контингента, находящегося на российской военной базе Тартус в Сирии? Сумела бы Россия в случае любого серьезного конфликта сохранить свои военные поставки в Сирию?

Помимо прочего, принятые военные доктрины в той или иной степени формируют общий тон и направление развития отношений между США и Россией. Как правило, более конфронтационная риторика быстро провоцирует обратную связь, приводя к существенным изменениям в практической области.

Хотя новая Национальная военная стратегия США признает вклад Москвы в борьбу против распространения наркотиков и терроризма, вслед за этим она утверждает, что Россия «не уважает суверенитет своих соседей» и «готова применять силу для достижения своих целей». (Последнее утверждение представляется удивительным из уст американских военных, уполномоченных правительством США на такое же «достижение своих целей»).

Ничего удивительного, что Москва обратила на это внимание, как и на упоминание о «растущем» риске военного конфликта». Пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков немедленно выразил «сожаления» по поводу «конфронтационного характера документа, в котором полностью отсутствует непредвзятость в отношении нашей страны», и заявил, что Россия также пересматривает свою национальную военную стратегию, добавив, что «все угрозы национальной безопасности принимаются во внимание и тщательно анализируются, а также разрабатываются соответствующие меры противодействия».

На следующий день после публикации Пентагоном своей новой Национальной военной стратегии российский президент Владимир Путин созвал заседание своего Совета Безопасности, во время которого он повторил сказанное Песковым (без прямой связи с США), сказав, «мы должны провести быстрый анализ потенциальных вызовов и рисков, с которыми мы сталкиваемся – политических, экономических, информационных и иных. На основе этого анализа мы должны внести необходимые изменения в нашу национальную стратегию безопасности». Этот процесс подтолкнет российских военных чиновников и силовиков к планированию сценариев конфликта, в то время как американская новая стратегия вызовет аналогичные последствия в США.

Более того, поскольку Соединенные Штаты и Россия воспринимают вероятность прямого столкновения как увеличивающуюся, хотя и маловероятную, они введут этот новый контекст в свои существующие международные отношения во всем мире, активизировав и без того жесткое соперничество за сферы влияния. Так, например, на фоне растущей вероятности столкновения, усилия России по налаживанию отношений с Египтом совершенно по-разному воспринимаются в Белом Доме и Кремле, также как и недавно заключенный договор о праве захода российских военных кораблей в порты Кипра. Разумеется, российские поставки оружия Ирану, как и усилия США по достижению ядерного соглашения с этой страной, также приобретают иное, новое значение.

Со временем эта динамика может привести к тому, что Вашингтон станет оказывать все большее давление на своих партнеров на Ближнем Востоке, чтобы заставить их отказаться либо ограничить сотрудничество с Москвой. Поскольку Россия является более слабой стороной конфликта и обладает сравнительно ограниченными возможностями подобного давления, ей почти нечего противопоставить подобному подходу, кроме продолжения усилий по использованию недовольства действиями Америки в правительствах отдельных стран.  Соединенные Штаты будут иметь более сильную позицию. У Америки гораздо больше возможностей принудить своих ближневосточных партнеров отказаться от связей с Москвой, поскольку правительства этих стран заинтересованы в американской помощи и защите. Среди таки ближневосточных государств прежде всего можно назвать Бахрейн, Кувейт, Катар и Объединенные Арабские Эмираты. С учетом вышесказанного, если США будут демонстрировать меньшую готовность к применению силы, их партнеры будут ощущать себя не столь зависимыми и в меньшей степени будут подвергаться давлению.

Напротив, поскольку военные стратеги США видят растущий риск конфликта с Россией, они будут усиливать давление внутри правительства, чтобы увеличить расходы на союзнические связи и партнерство по всему миру. В связи с этим, страны, на территории которых расположены крупные военные базы могут почувствовать, что их влияние на Вашингтон усиливается. На Ближнем Востоке это прежде всего относится к тем странам, где расположены военно-морские и военно-воздушные базы США, необходимые для пресечения действий российских военных в ходе любого конфликта (страны Персидского залива), разумеется, с учетом того, что этот конфликт является маловероятным. В годы холодной войны подобная динамика в целом снизила возможности США по контролю внутренней политики партнеров, что осуждали как Барак Обама, так и Джордж Буш-младший.

Возможно, это заблуждение, но обстановка, в которой Вашингтон и Москва видят растущую вероятность конфликта, хотя по-прежнему считают ее незначительной, может на самом деле оказаться гораздо более опасной, чем многие думают. Дело в том, что такая ситуация провоцирует усиление соперничества (с целью заблаговременного создания наиболее предпочтительного баланса сил на случай любого потенциального столкновения), в то время как сохранение восприятия прямого конфликта как крайне маловероятного снижает стимулы к проявлению сдержанности во избежание ненужных рисков. С этой точки зрения стоит принять во внимание, что Ближний Восток и без того отличается более чем достаточной волатильностью, вызванной напряженными отношениями как внутри стран региона, так и между ними. Возобновление соперничества сверхдержав может привести к возникновению еще больших угроз миру и стабильности.