Европе всегда будет нужна Америка, чтобы наводить порядок
Ангела Меркель и ее люди придерживались узкого взгляда на долговой кризис, Европейский Союз выживет, но ослабнет
Ангела Меркель напоминает Герберта Асквита. Когда он занимал пост премьер-министра 100 лет назад, все его боялись, но никто не знал, чего он хочет. «Подождите и увидите», — говорил он. Его любимым словом было «завуалированный».
Как и он, Меркель принимает и отвергает политику других людей, она тянет время, ее настоящие устремления, если они есть, «завуалированы». Никому не нравится встречать ее спокойный взгляд, повергающий в смущение.
Однако на практике формула Асквита никуда не годится. Европейская греческая катастрофа — а именно это произошло — доказывает это весьма наглядно. В случае Асквита «подождите и увидите» означало, что Ирландия будет 40 лет дожидаться самоуправления, переживет болезненный раздел и гражданскую войну, а потом наступят еще полвека кровопролития. Меркель и ее министр финансов Вольфганг Шойбле годами откладывали выделение помощи Греции. Сегодня они стараются не замечать, что предложенный Германией пакет помощи Греции невыполним (это показывает простейший подсчет с карандашом и бумагой). Их «асквитизм» превратил греческий долговой кризис в момент истины континентального масштаба.
Просочившийся в прессу в прошлый понедельник меморандум Международного валютного фонда показал, что по всей Европе начинает звонить колокол. Правда, не похоронный, это, скорее, школьный звонок. Он призвал европейские страны замолчать и подумать, что они могут, а что не могут сделать вместе. Никто не сомневается, что за МВФ стоят США, возможно, именно они и организовали утечку. И никто не сомневается, что лидеры стран зоны евро читали меморандум и знают, что условия, которые они стараются навязать Греции, только усугубят греческий кризис. Но затем они пошли дальше и навязали эти условия. Европа, займи позицию для аварийной посадки!
Это будет вторым болезненным уроком европейской ограниченности в возможностях. Первый имел место в 1991 году, когда начались югославские войны. Мало кто помнит сегодня представителя Люксембурга Жака Пооса, который оказался во главе Совета Европы. По мере того, как масштабы бойни росли, Жак Поос вышел вперед. Отойдите, потребовал он от всего мира. «Пробил час Европы!»
Как выяснилось, это был час беспомощности. Никто в Белграде, Загребе или Пале не обратил внимания на то, что дым от горящих деревень застилал небо, а по Дрине плыли трупы. «Час Европы» закончился в Сребренице, точнее — когда НАТО и американцы послали, наконец, самолеты, чтобы бомбить боснийских сербов.
Таковым был первый урок. Европа как сообщество или союз была не в состоянии применить военную или политическую силу. Во многих странах Европы есть отличные солдаты. Есть даже маленькое подразделение под названием «Европейская армия». Но чтобы использовать армию, необходимо иметь политическое руководство, готовое быстро принимать недвусмысленные решения. У Европы ничего такого нет, и вряд ли появится. То же самое можно сказать об общей внешней политике и о политике в области безопасности. Немецкое название для этого — удушье. Подходящее описание медленной и хаотической реакции Евросоюза на украинский кризис. Нет, пока Европейский союз сохраняет свою нынешнюю форму, в военном смысле он будет полностью зависеть от США.
Сейчас подошло время для второго урока. Евросоюз точно так же не в состоянии принять срочные экономические меры. И снова США (стоящие за МВФ) неохотно готовятся разгребать горы мусора, нагроможденные странами зоны евро и ЕС. Кажется, Меркель сначала надеялась, что греческий кризис означает еще один «час Европы». Но затем, к удивлению и раздражению ее коллег, она решила схитрить и привлечь МВФ не только как одного из тройки тех, кто советует Греции, но и для навязывания «урегулирования» в конце прошлой недели. В итоге произошел взрыв, который будут помнить столько, сколько просуществует репутация Меркель. МВФ выдал тайну этого «урегулирования».
У этой катастрофы — много причин. Одна из них заключается, конечно, в ущербном формате зоны евро. Другая причина — отсутствие воображения у членов Европейской Комиссии (яркую молодежь подавляет евро-посредственность). Третья причина — узость взглядов Германии. Как политики, так и народ не в состоянии посочувствовать чужакам. На прошлой неделе в Берлине старые друзья из числа левых ненавидели Алексиса Ципраса («Обманщик!») так же сильно, как и Меркель. Один бросил: «Без немецких туристов Греция бы не выжила».
Последней причиной следует считать неолиберальную догму, цепко держащую европейских лидеров и банкиров. Несмотря на кризис 2007-2008 годов, сокращение дефицита и сбалансированный бюджет остались святынями, которых следует добиваться путем снижения уровня жизни и приватизации. Страх и отвращение к «социализму» и желание опрокинуть «Сиризу» характерны не только для правительства Германии, но и для других стран. И снова появляется старая опасность в Европе: социал-демократическое и левоцентристское мнение отступает под подозрениями наших дедов: «Это все капиталистический сговор правых и большого бизнеса против простых рабочих».
Ужас от сделанного с Грецией уже оказывает влияние на настроения британцев относительно голосования на референдуме о выходе из ЕС. Но послевоенное сообщество никогда не было заговором консерваторов. Благодаря умеренной социал-демократической идеологии оно просуществовало 30 чудесных лет, когда процветание, безопасность, здравоохранение и равенство только увеличивались. Да, оно было технократическим, а не демократическим. Отцы-основатели не могли дождаться появления «европейского народа». Но их цели были неправильно поняты.
Жан Монне и Робер Шуман вовсе не стремились «выйти за рамки национального государства». Как раз наоборот. Они хотели восстановить легитимность национального государства, морально, политически и экономически обанкротившегося из-за войны и оккупации. Единственный способ восстановить авторитет — через сверхгосударственные общие институты.
Было и другое непонимание. Стоимость общих программ (уголь и сталь, сельское хозяйство, рыболовство) ложилась на отдельные страны, а не на все сообщество. Принцип «сделаем войну невозможной» был реализован не Брюсселем, а холодной войной и американской мощью. Огромный шаг в сторону интеграции, сделанный в 1992 году благодаря Маастрихтским соглашениям, касался национальных приоритетов, а не создания сверхгосударства. Во время редкого озарения канцлер Гельмут Коль понял: чтобы Европа приняла невероятное могущество объединенной Германии, немцам придется поступиться частью суверенитета, включая любимую дойчмарку.
Союз выживет — но как конфедерация независимых государств, а не сверхгосударство. Некоторые из этих стран будут готовы отдать часть суверенитета, чтобы укрепить свою власть. Общая валюта тоже выживет, но только после сокращения зоны евро до минимума государств, способных ввести единую налоговую систему. Для прочих будет обеспечен периферийный, аморфный монетарный союз.
Подумайте об этом Евросоюзе как о большой, мягкой, богатой морской губке. Она неправильной формы, в ее отверстиях живут многочисленные большие и малые существа, воля которых незаметно проявляется в облаках пузырьков. Стая мальков спешат кормиться в ее расщелинах. Она прекрасна, но уязвима. Для того, чтобы отгонять хищников, ей нужна большая американская акула.
В истории такое уже бывало, общий дом, который не муштрует своих обитателей. Они не выигрывали войны, но они распространяли терпимость, культуру, а иногда и процветание.
Появление напористых наций — это не проблема, они всегда существовали. Наша Европа появилась тогда, когда страны решили объединиться, чтобы каждая могла позаботиться о благе своего народа. Но когда идолопоклонство перед рынком заменяет понятие коллективного общего блага, наша любимая губка может рухнуть, почерневшая и безжизненная.
