АнтиМайдан
РЕПОРТАЖ. "День сурка" под Горловкой
(Автор: от Дмитрия Стешина и Александра Коца)
В этом году Донецку выпало совершенно бейрутское лето, днем - до 40 градусов, ночью чуть прохладнее, но не сильно. Город опять вымер, так же, как в прошлом году, в разгар боев и обстрелов. Сейчас в Донецке относительно тихо, и горожане, кто не уехал от войны, разбежались по отпускам. Короткая прибрежная полоска в Приазовье забита отдыхающими в три слоя. Комната с «удобствами» во дворе, если повезет, обойдется в две тысячи рублей в сутки. На гривны здесь считать уже перестали.
Мы, по привычке, приехали с пачкой мятых украинских денег, оставшихся от прошлых командировок. И мыкались с ними по супермаркету, пока не нашли единственную кассу, принимающую гривны. Может быть, в глобальном мире и неважно, какой валютой ты расплачиваешься, но на Донбассе денежная единица - это форма плебисцита, как референдум. Тем более, Украина всячески этому способствовала, введя товарно-продовольственную блокаду и превратив стокилометровую поездку по маршруту Донецк-Краматорск в опасное и мучительное путешествие, которое может затянуться на несколько суток. И может закончиться в подвалах СБУ, так как разрешение на въезд дает именно эта структура. Она же и отслеживает ваши связи с ополчением и госструктурами мятежных республик. А на Донбассе сложно найти человека, никак не связанного с ополченцами.
За первые сутки в Донецке мы действительно не услышали ни одного артиллерийского залпа. Во вторник утром загрохотало — на город обрушилась гроза. В свежей военной сводке — очередной обстрел пригорода Горловки.
— А у нас если обстрел с жертвами — на утро всегда дождь, — буднично замечает молоденькая сотрудница администрации поселка Гольмовский. — То ли плачет небо, то ли следы смывает...
Маленький поселок в шести километрах севернее Горловки. Образцовый шахтерский поселок, точь в точь, как из фильма Хотиненко «Зеркало для героя», с которого голливудский мастера культуры бесстыдно содрали свой «День сурка». Опрятные европейские дома с высокими крышами и эркерами — немцы пленные после войны строили, элитное жилье по нынешним меркам. Бесконечные аллеи пирамидальных тополей, выкрашенных по пояс белилами. Кажется, что идешь по солнечному лучу. В центре — Дом культуры, своими статями напоминающий Парфенон. До войны здесь жили более семи тысяч человек. Сейчас нет и трех тысяч. На линии фронта (до украинских позиций всего четыре километра) всегда остаются самые стойкие. Или самые несчастные. Все зависит от того, как человек сам себя ощущает, попав в нескончаемый кошмар еженощных обстрелов. Когда надо принимать очень страшные решения. Например, спуститься в подвал самому, оставив не транспортабельную 98-летнюю мать в квартире. Если ты не выживешь, ее некому будет доставать из-под завалов и хоронить. В такой атмосфере здесь люди живут месяцами, засыпая под грохот артударов и просыпаясь под стук молотков. Каждое утро здесь с упорством обреченных стеклят окна или затягивают их пленкой, всем двором подметают битое стекло и бетонную крошку, скидываются на стройматериалы или похороны...
— Мы были внизу, в подвале, а Люба, Любовь Павловна Дурнева, была в квартире. Если бы мы ее забрали, уберегли бы, но она никуда не хотела идти, — начинает трагичный, но типичный для этих мест рассказ Валентина Васильевна. — Мы слышали грохот, лязг... А потом — стон. Мальчики пошли, вытянули ее, вызвали скорую. Сейчас в больнице, вся в осколках, руки переломаны. Она уезжала к внукам на Волынь. Только вернулась — и на тебе. Дверь ее квартиры сорвало, взрывной волной бросило на мою. Хорошо, что дальше не пошло, у меня там мать лежит — 98 лет. Когда это кончится? Сегодня опять всю ночь в подвале сидели. Зачем нужен был этот Евросоюз? Надо было держаться вместе с Россией, и все было бы стабильно. А теперь одни бомбежки.
Верхний этаж угловой квартиры тем взрывом вырвало полностью. Приезжали несколько комиссий, «приговорили» дом к восстановлению, но дальше разговоров дело пока не дошло. Сложно что-то восстанавливать, когда каждую ночь снаряды рвутся в жилом секторе. Только за последние сутки в Гольме насчитали с десяток прямых попаданий в жилые дома, музыкальную школу, заводоуправление... 87-летняя баба Аня с улицы Сродникова пережила Великую Отечественную войну. Может быть даже повоевать успела, если чуть-чуть смухлевала с возрастом, как многие делали тогда. Во время обстрелов она не спускалась в подвал — маленький погребок забит консервацией. Просто ложилась на пол и пережидала канонаду. Так многие делают сейчас. 120-миллиметровая мина попала прямо в спальню, превратив дом в кратер извергнувшегося вулкана. Все, что осталось от бабы Ани, лежит в огороде, накрыто полиэтиленом. Она и так в последние годы жизни была худенькой, как подросток, а сейчас от нее почти ничего не осталось. Просто какие-то куски обгоревшие. По развалинам лазают пожарные с крюками — пытаются выудить уцелевшие вещи.
К обеду в Гольме из-под завалов на улице Генерала Кондратенко достали еще одно тело — 74-летней старушки. По поселку стучат молотки — люди быстро заделывают крыши, долгожданный дождь совпал с обстрелом, как специально. Хотя тут каких-то милостей от судьбы давно уже не ждут. Зимой, во время боев под Дебальцево, разбили газораспределительный узел — город остался без тепла. Ремонтную бригаду поубивали. Стали греться электричеством. Потом поселок остался без света, в самые морозы, которые сменились гнилой оттепелью.
За разговоры о перемирии здесь могут просто вцепиться в лицо, потому что никакого мира, фактически, здесь нет с прошлого лета. Есть только снаряды, которые начинают падать на поселок каждый день, по расписанию — с 10 вечера и до двух ночи, если повезет. Если не повезет, день был плохой у украинских артиллеристов, или наоборот, хороший — боеприпасы привезли, тогда вечерний обстрел может закольцеваться на сутки: змея укусит свой собственный хвост.
