— Потому что окно открыто, а за окном лето, а мы в центре города живем, и зелени в нашем колодце нет, — Лена загибала один наманикюренный пальчик за другим, перечисляя причины.

— Нет! — оборвала ее Егоровна. — Пыль у нас потому, что ты отвратительно убираешься. Тебе вообще наплевать на график дежурств.

По Лениному лицу было видно, что Егоровна попала в точку. Да, ей наплевать на эту дурацкую уборку в этой зачуханной коммуналке.

А кому бы в двадцать пять лет было не наплевать? Других дел навалом. К тому же, она честно исполняет свою повинность.

Конечно, не с таким фанатизмом, как Егоровна. Но той просто заняться нечем на пенсии. Вот и изводит всех соседей своей маниакальной чистоплотностью.

Но спорить с Егоровной себе дороже. Поэтому Лена взяла с раковины тряпку, намочила и, тяжко вздохнув, повозила ей по подоконнику.

— Полегчало? Вам бы, Анна Егоровна, хобби себе найти. Или зверюшку какую-нибудь завести. Глядишь, сами из-за ерунды переживать перестанете, и другим жить дадите.

— Ни за что! — задохнулась Егоровна. — Мало мне от вас грязи, так еще за зверюшкой убирать придется.

Она смерила Лену убийственным взглядом и удалилась к себе в комнату...

*****

Анна Егоровна любила свою коммуналку. Вся жизнь здесь прошла. В углах притаились воспоминания. Под лепниной потолка сплетались сны.

Это был ее дом. И она хотела, чтобы этот дом был в порядке. Чего же в этом плохого?

Хотя, наверное, перегибает она палку. Права Ленка: должно быть в жизни еще что-то, кроме бесконечного поклонения чистоте. А то ведь снаружи чисто, а жизнь какая-то серая, будто пыльная.

Раньше по-другому было, а теперь назначила себя хранительницей квартиры, дотошным ревизором или смотрителем старого музея...

Когда? Даже не заметила. Наверное, когда поняла, что жизнь проходит. И самое родное и близкое, что у нее есть – эта коммуналка.

Менялись жильцы: переклеивали обои, перекрашивали полы, вешали новые занавески на кухне. Но дух коммунальной квартиры оставался и грел Анну Егоровну. А она заботилась о нем. Больше-то не о ком.

Одна она на этом свете. Так уж сложилось. Недосмотрели там наверху. Не создали для Анны Егоровны половинку. Ну и пусть. Она привыкла.

Хотя последнее время частенько навещала ее печаль. Садилась на деревянный стул с высокой спинкой, притулившийся в уголке. Смотрела усталым взглядом, рождала смурные мысли...

*****

«Может, и правда, хобби завести? — подумала Анна Егоровна, берясь за ручку двери своей комнаты. — Только не очень грязное. Точно не рисование или там лепку какую-нибудь... Жаль пачкать в моей чистой комнатке».

Она открыла дверь и онемела. Комната не была чистой! Порядок был сметен неведомым ураганом. На полу валялась ваза, разбросав по половикам сухоцветы.

Корзина для бумаг лежала на боку, вывалив наружу содержимое. И в довершение, на белоснежном покрывале кровати красовалась тропинка следов неизвестного происхождения.

— Ленка! — привычно воззвала Анна Егоровна.

Потому как, кроме Лены, днем в квартире никого и не было. Это только она, бездельница, сидела целыми днями за компьютером, долбала по клавишам, изредка забегая на кухню, чтобы сварить кофе. При этом обязательно заливала плиту! Работница.

— Ого! — послышалось сзади. — Ну и бардак. А еще мне за пыль выговоры устраивает.

— Это чьих поганых ручонок дело? — пропустив замечание мимо ушей, набросилась Анна Егоровна.

— У меня алиби! — подняла руки Лена. — Я же с вами была.

— Точно... — сдулась Анна Егоровна. — Но тогда кто?

— Кот, похоже, — Лена кивнула на следы, пересекающие белизну покрывала.

— Какой кот?

— А я откуда знаю? Какой-то.

Анна Егоровна бросилась к окну, высунулась наполовину, рискуя вывалиться, обозрела каменный мешок двора-колодца и, конечно, никого не обнаружила.

— Нагадил, значит, и скрылся. Ну ничего, я ему устрою, — пообещала Анна Егоровна, при этом почему-то грозно глядя на Лену.

— Не надо, он, наверное, есть хотел.

— Мог бы попросить, а не громить мое жилище!

— Попросишь у вас, — пробормотала Лена себе под нос.

— Что говоришь?

— Ничего... Котику сочувствую.

Лена вышла из комнаты. А Анна Егоровна принялась за уборку. Под это занятие план мести зрел, обрастал деталями. И когда в комнате стало чисто, Анна Егоровна была во всеоружии.

*****

Пух залез в это окно из-за дамы. Все беды на земном шарике от этих женщин!

Дело было так...

Он влюбился в красавицу Ночь. Черную, статную, зеленоглазую и домашнюю. Стояло лето, окна были открыты, и великолепная Ночь частенько возлежала на широком подоконнике, соблазнительно свесив хвост с белым кончиком вниз.

Пух, когда увидел ее в первый раз, пропал на месте.

— Ого, какая мява!

— Не про твою честь, мява-то, — тут же вернул его с небес на землю приятель Мурзик. — Ты на себя посмотри: грязный, серый, шерсть в колтунах. Пух, называется! Это раньше ты был Пухом, а теперь валенок сибирский. А она – королева.

Мурзик был прав. С тех пор, как Пух ушел из дома, он и правда, поистаскался...

Вот раньше был – загляденье. Сибирской породы, пушистый, холеный. За свою красоту и пострадал. Старая хозяйка померла, а у новой на Пухову шерсть обнаружилась аллергия.

— Может, тебя побрить? — однажды предложила она Пуху. — А что? Зато летом будет не жарко. Или придется тебя сдать в приют.

Пух решил не дожидаться ни того, ни другого. Вылез в окно и был таков. С тех пор заматерел, приобрел пару-тройку боевых ранений, подрастерял красоту...

Не думал, что она ему когда-нибудь пригодится. И вот, пожалуйста, влюбился, как юный котишка.

— Так что же делать? — поинтересовался Пух у Мурзика.

— А ты на нее впечатление произведи. Залезь к самой злой бабке в окно. Ну помнишь, к той, которая вечно орет на весь двор: «Ленка»? Залезь и принеси Ночи презент. Безделушку какую-нибудь для игр или угощение. Дамочки любят смелых!

— Дурость какая-то, — засомневался Пух.

Но потом взглянул на Ночь, на грациозное покачивание ее прекрасного хвоста и решился. Полез.

Удача была не на его стороне. Сперва на карнизе он вляпался в лужу, натекшую из чьего-то цветочного ящика, потом еле протиснулся в узенькую щелку, оставленную злой бабкой.

В комнате было вздохнул с облегчением и начал оглядываться, стараясь найти для Ночи самый лучший подарок.

Но там решительно не было ничего стоящего. Чистенько, цветочки сухие в вазе на трельяже, рядом какие-то коробочки да шкатулочки...

«Может, в этих коробках что-то есть», — подумал Пух, сиганул на кровать, оставляя следы на белоснежном покрывале.

С кровати перебрался на трельяж. И только собирался спихнуть крышку с одной из шкатулочек, как за дверью послышались шаги.

Пух, памятуя о бабкином недобром норове, сиганул с трельяжа, смахнув вазу с гербарием. Заметался по комнате, свалил мусорную корзину.

Наконец, велел себе успокоиться и, когда дверь уже наполовину открылась, юркнул в оконную щель, а оттуда наверх, в пыльную безопасность родного чердака. Вовремя.

— Ленка! — взревели из окна.

Пух прижал уши от страха и удивления. Ну как, скажите на милость, худенькая, маленькая, аккуратненькая бабулечка может издавать такие звуки?

— Ну что? — поинтересовался подоспевший Мурзик. — Чего стырил?

— Да ничего. Не успел. Придется опять лезть к этой драконовой бабке, — пожаловался Пух.

— Не советую. Она теперь начеку будет.

— Придется... Ради любви, — вздохнул Пух.

— Ненормальный, — восхитился Мурзик. — Ну, дерзай. Может, и полюбят тебя в ответ... Посмертно!

— Дурацкие у тебя шуточки, — поежился Пух, но от своей затеи не отказался.

*****

Тем временем Анна Егоровна претворяла свой план в жизнь. Она чувствовала себя настоящей охотницей. Даже бесконечная уборка отошла на второй план.

Она должна была поймать наглого зверя. Это стало делом чести!

Из мотков старой пряжи, которая с незапамятных времен валялась без дела, Анна Егоровна сплела между рамами настоящую паутину. Не у каждого паука хватило бы терпения на такое изысканное макраме.

«Придет наглый кот, полезет и запутается в сетях. А я тут как тут!» — азартно потирала руки Анна Егоровна.

Впрочем, на этом ее мечты заканчивались. Что она будет делать дальше с пойманным котом, она не знала...

*****

На следующий день Пух предпринял вторую попытку проникнуть в комнату Анны Егоровны.

«Чего это она? С ума сошла?» — опешил он, добравшись до окна и разглядывая рукотворную паутину. Но отступать не хотелось…

Перебираясь по отливам, он заглянул в соседнее окно. Увидел симпатичную девушку, самозабвенно стучавшую по клавиатуре, и решил:

«Пройду здесь. Она меня даже не заметит!»

Прыгнул в открытую форточку, затем вниз на пол.

— Ух ты! — девушка отвлеклась от работы. — Ну, ты наглец. Признавайся, это ты вчера у Егоровны шухер навел?

— Ма! — гордо ответил Пух.

— Зря ты опять пришел. Она тебя живьем съест. Ты же на самое для нее святое покусился – на порядок!

— Ма... — задумался Пух.

— Ладно, давай я тебя угощу, раз уж в гости забежал, а потом иди. Не смогу я тебя оставить. У Егоровны на тебя зуб. Она и меня съест с тобой за компанию, — сказала Лена и вышла из комнаты, неплотно прикрыв дверь.

Пух, воспользовался ситуацией и тут же просочился следом в темный длинный коридор...

«Где тут комната этой людоедки Егоровны?» — Пух заозирался, принюхался. Справа пахло едой. Упоительно, зовуще.

«Я только сбегаю, одним глазком гляну, что они там готовят», — пообещал себе Пух. И устремился на запах.

Коридор тянулся, изгибался за угол. Именно за этим углом Пуха ждал сюрприз...

*****

Егоровна шла по коридору с тарелкой, на которой исходила соком и ароматом куриная ножка. Свет она не включала. Во-первых, надо экономить, а во-вторых, она здесь каждую половицу знает.

Препятствие возникло неизвестно откуда. Нога в темноте зацепилась за что-то мягкое. Тарелка в руках Егоровны накренилась, курица шмякнулась в темноту.

Из темноты раздалось сначала обиженное «Ма!», а потом ликующее «Мау!»

— Стоять! — приказала Егоровна, уже осознав, что ее лишают обеда.

В это мгновение вспыхнул свет.

— Чего это вы в темнотище? — спросила Лена, а потом прыснула.

Картина и правда была занятная. Анна Егоровна, нависшая над котом, который с куриной ножкой в зубах приготовился бежать, да был сбит с толку внезапной иллюминацией.

— Ах ты... — начала Анна Егоровна, но дальше слова кончились.

— Я же тебе обещала, что принесу поесть, — укоризненно покачала головой Лена. — А ты сам взять решил... Анна Егоровна, вы только не трогайте его. Он не виноват, просто голодный.

Егоровна стояла, облокотившись о стену, плечи ее подрагивали.

«Довели человека, — подумала Лена. — Даже стыдно».

— Анна Егоровна, ну не расстраивайтесь вы так. Я вам новую курицу куплю, — Лена подошла к соседке и тут поняла, что та смеется!

— Это какой-то удивительно нахальный, дерзкий, хитрый и храбрый кот! У меня еще никто на ходу курей не крал! — Анна Егоровна утерла выступившую от смеха слезинку. — У меня даже рука не поднимется его наказывать. Уж больно хорош. А вот помыть – рука поднимется.

Она посерьезнела, строго глянула на Пуха. Но тот понял, что буря миновала. И курицу, похоже, тоже не отнимут...

*****

Мурзик увидел Пуха через неделю. Тот был шикарен! Серая роскошная шуба, сытый снисходительный взгляд. Ну король, никак не меньше!

Он сидел на том самом окне, за которым жила самая злая бабка.

— Пушок? — позвал Мурзик. — Это ты или не ты?

— Я, кто же еще.

— А чего ты там делаешь? Тебя в плен взяли?

— Ну ты уж совсем! Меньше телевизор смотри, — Пух дернул хвостом.

— А чего тогда?

— Живу я здесь теперь. Хорошо живу, между прочим. Кур ем!

— Во дела? А как же Ночь?

— Ночь? Ну, сначала здесь с делами разберусь, а там и о любви можно подумать. Теперь мы с ней на равных, — сказал Пух и исчез в недрах комнаты самой злой бабки...

*****

В длинном коридоре коммуналки выл пылесос. Анна Егоровна наводила чистоту.

— Я в магазин, — выглянула из своей комнаты Лена. — Красавцу нашему взять что-нибудь?

— Ох, не знаю. На твое усмотрение, Лена. Он у нас и так ест за троих. Ведь все соседи его угощают. Скоро на подоконник вспрыгнуть не сможет, — Анна Егоровна выключила пылесос. — Устала... На сегодня хватит. Может, где пыль и осталась, ну да и черт с ней. Пойду, у меня сегодня танцы!

«Изменилась Егоровна, — подумала Лена. — А ведь все началось с кота! Прямо разбудил он ее, пыль с жизни стряхнул и радоваться научил».

А почему бы и нет? Счастье по-разному приходит. Иногда – вместе с котом.

Автор: Алёна Слюсаренко.