«Я до сих пор не пойму, что такое болезнь – возмездие или награда. Но моя супруга…
Я не скажу, что я в ней сомневался, я просто думал, что в такие моменты красивые артистки бросают и уходят не оглядываясь. Но это не о моей Ниночке. Она ни разу не сказала, что ей тяжело, что я ей в тягость, что она устала.
Как все простые люди, я думал, что инсульт – это не головное кровоизлияние, а паралич конечностей. Когда мне поставили этот диагноз, я удивился… Я плохо говорил, с трудом передвигался. Я лечился у самых известных медицинских светил мира, но ничего такого они не находили. Диагностировали и лечили все, за исключение почек.
Однажды отдыхаю в палате, приоткрывается дверь, и врач с порога радостно: «Поздравляю, у вас рак не обнаружен!»
Когда я уже медленно умирал в одном из подмосковных санаториев, появился мой друг Ярмольник Леня. (Я был практически без сил, самостоятельно сидеть, говорить я уже не мог, моя супруга постоянно переворачивала меня с боку на бок). Мой лечащий врач отозвал Ярмольника в сторону и сказал ему о том, что жить мне осталось всего ничего, пару дней… Леонид не стал дослушивать до конца врача, схватил меня с кровати (сам я уже не передвигался) и повез меня в Научно-исследовательский институт.
И только здесь диагностическое обследование показало, что проблема в почках. В моем тяжелом состоянии операция было противопоказана, я бы ее не пережил. Целый год меня ставили на ноги. Не буду вдаваться во все подробности и нюансы, это никому не интересно, но моей супруге и маме пришлось изрядно натерпеться, намотаться… Я крепился, старался быть оптимистом, иногда их подбадривал и, чтобы совсем не быть лежачим телом, начал писать «Лизистрату» — стихотворную комедию. Так как руки не двигались, запоминал в уме строки, а когда была рядом жена, просил писать под диктовку……Утверждают, что болезни даются за грехи. Я много об этом думал. Я не святой. Меня было за что наказать. Первый раз болезнь дала о себе знать в восьмидесятом году. Мне долго не давали на Таганке интересных ролей. И вдруг Любимов предлагает сыграть Раскольникова. Представляете мою радость. Думал: вот он, мой звездный час! Но тут у меня внезапно пропадает голос. Обращаюсь в больницу. Врачи в ужасе, моя болезнь запущена до такой степени, что больше медлить нельзя. Приходится в пожарном порядке делать операцию на голосовых связках. В результате роль Раскольникова уплыла. Через пару лет меня Соловьев приглашает в «Чайку» на роль Тригорина. Он очень своеобразно ставил Чехова. Роль невероятно интересная.
И вот на репетиции сижу я в лодке, произношу монолог… И чувствую: моя левая нога немеет. Мне нужно выйти из лодки, а нога не шевелится. Я начинаю руками вынимать ее из лодки, а Соловьев мне говорит: «Леня, это перебор! Тригорин не такой уж и старый. Ему всего 44». «Да при чем здесь Тригорин, — разозлился я. — У меня самого нога не вылезает». После этого я начал ощущать, как по спине нет-нет да пробежит какой-то холодок. Ощущение не из приятных. Сразу накатывают дурные предчувствия, в голову лезут нехорошие мысли. Я осознавал, что нужно заняться своим здоровьем, но времени на это у меня никогда не было…Большинство людей мне помогали, когда я болел, — это и друзья, и коллеги, и даже вовсе незнакомые мне люди. Среди тех, кто помогал мне в такие тяжелые дни, был мой новый друг – Ярмольник Леня. И как же без моей любимой супруги Ниночки, которая всегда была рядом и годами ухаживала за мной и в санатории, и больнице, и для того, чтобы быть со мной ежеминутно, она оставила свой родной театр…».
Леонид Филатов
