— Негодяй же просто какой-то, — заметила женщина, тяжело вздыхая.
— Мерзавец, — добавил мужчина и замахнулся на него газетой.
Малыш сжался и закрыл глазки, ожидая удара. Я успел перехватить руку с газетой и заявил:

— Это же какой-то запредельный паршивец — запаршивец, короче говоря. Беру.
Запаршивец открыл глаза и заинтересованно посмотрел на меня.

— Вы мазохист? — спросила в шутку женщина.
— Вообще-то я садо-мазохист, — поправил я её.
— Что-что? Как? — с ужасом посмотрели на меня муж с женой.
— Я говорю, сад у меня есть небольшой, вот там я и занимаюсь мазохизмом. А вот этот мерзавец негодяйский мне помогать будет. — И я, наклонившись, погладил малыша.
Было лето, так что, вылив из туфель сюрприз от запаршивца и сняв носки, я посадил его в переноску и пошел босиком к машине. А там, немного подумав, открыл переноску и, вытащив малыша, посадил к себе на колени. И поехал.

Запаршивец смотрел на меня несколько минут, а потом мурлыкнул и прижался к моему животу своей непропорционально большой головой. Это была любовь. Не с первого взгляда. Но навсегда.

Запаршивец быстро рос и вскоре превратился просто в Паршивца. Пропорционального во всех отношениях огромного британца. Дело в том, что дома он был тише воды и ниже травы. Просто ангел какой-то. Ласковый, добрый, внимательный и понимающий. Но стоило ему выйти в сад…

И тут начиналось. Включалась сирена в 120 децибел, от которой у соседки подскакивало давление и падали тарелки из рук.

Паршивец «шел на вы». Он нападал на бабочек, гусениц, мышей, крыс, стрекоз, котов, кошек, птичек, собак любых размеров и мастей, только стоило им приблизиться к его саду.

Вскоре бабочки облетали наш сад стороной, а собаки тащили своих владельцев на другую сторону улицы.

— Паршивец, паршивец же ты! — кричал я ему, выскакивая из дома, когда он нападал на очередную собаку, посмевшую слишком приблизиться. — Оставь несчастную собачку в покое. Она ничего плохого не хотела!
Я извинялся перед всеми соседями и тяжело вздыхал. Выхода из создавшейся ситуации не было никакого.

Короче говоря, разогнав всю живность вокруг, Паршивец загрустил. Драть больше было некого. Доказывать своё превосходство было некому, и он выходил в сад в надежде на очередное столкновение.

Я по инерции ругал его за склонность к насилию, за паршивый характер и за косые взгляды соседей. Но Паршивец упорно выскакивал в сад.

Правда, визга я не слышал уже пару месяцев — вдруг отметил я про себя и удивился. И тут…

Тут я услышал стук в дверь, выходящую в сад. Видимо, её закрыл порыв ветра. Подойдя ближе, я увидел, как Паршивец, со всей силы разгоняясь, бьётся в неё головой, пытаясь открыть.

Я распахнул её, и он, вылетев пулей наружу, исчез в направлении кустарника.

Я побежал за ним, ожидая увидеть несчастного кота или безвинную собачку, забредшую к нам в сад. Отчаянно костеря Паршивца и умоляя не начинать драку, я остановился в маленьком закутке, образованном кустами.

Мой Паршивец сидел и, открыв пасть, извергал из неё кошачий корм, кусочки сыра, творога и мяса. Напротив него сидел малюсенький серый котёнок. Из его носика стекала капля. Судя по всему, он был простужен. Котёнок мяукнул и, потёршись о Паршивца, принялся есть.

Паршивец поднял свою большую голову и посмотрел на меня глазами, полными удовольствия. Он сумел-таки вырваться и покормить своего питомца.

Мне стало нехорошо, и я опустился рядом на корточки.

— Паршивец. Ты, значит, все эти месяцы выкармливал котёнка, а я тебя ругал за это. Пытался не пускать в сад и всячески мешал?
Паршивец подошел ко мне и, толкнув меня головой снизу вверх, мурлыкнул. Он прощал меня.

Через полчаса мы ехали к ветврачу. Моему хорошему знакомому. Только он разрешил привезти кроме котёнка ещё и Паршивца.

Так что, когда врач взял пушистого малыша на смотровой стол, чтобы обследовать и сделать необходимые процедуры, Паршивец сидел в сторонке. На стуле возле стола врача.

Он приподнялся на задние лапы и смотрел во все глаза за тем, что человек в белом халате делает с его питомцем.

Сделав пару уколов и промыв глаза котенку, врач обернулся на странный шум. Я повернулся вслед за ним.

Паршивец стоял всё так же, вытянув шею в нашу сторону. Но рот его был широко раскрыт, язык высунулся далеко вперёд и ходил точно, как у запыхавшейся собаки. А сам он сотрясался всем своим большим телом, как будто кто-то изнутри бил его молотом.

Врач уронил на стол котёнка и закричал:

— Тих, тихо. Ну-ка, успокойся. Не смей! Мне тут только инфаркта твоего не хватало.

И, схватив Паршивца на руки, он бросился к столу. Сделав ему пару уколов, он положил кота в переноску и сказал мне, что тот проспит пять — шесть часов.

— Я, знаете ли, — говорил ветврач, — видел, чтобы собаки… Но чтобы кот так переживал за какого-то котёнка? Это, знаете ли, первый раз за тридцать лет моей практики.
— Это не какой-то, — заметил я. — Это его котёнок.
Приехав домой, я вытащил из переноски Паршивца и положил его на кровать. Рядом устроил котёнка. Малыш уткнулся головой в бок своего кормильца и заснул. Задремал на кресле и я.

А когда проснулся, то увидел, как Паршивец облизывает своего малыша, а тот, перевернувшись на спину, бьёт его по голове всеми четырьмя лапами.

Я щелкнул затвором фотоаппарата.

— Мамочка, Папочка, Спаситель, Кормилец, Котя, — перечислял я в слух предполагаемые новые имена. На «Котю» Паршивец оглянулся и мурлыкнул.

Так я его теперь и называю — Котя. А малыш давно вырос. Он ходит за своим папочкой неотлучно, и тот его учит всем премудростям. Как нападать на бабочек, гусениц, стрекоз, птичек, котов, собак…

Ну что ты скажешь — настоящий Запаршивец.

Мой самый любимый кот на свете!

© Олег Бондаренко

В 1972 году, уже будучи замужем за художником-декоратором Юрием Пугачом, Елена отправилась в Ленинград — в первую очередь ради семьи. Она могла бы остаться в Москве и продолжать строить карьеру, но выбрала другой путь. Её первые годы в Ленинграде проходили в роли заботливой жены и матери. Она думала оставить актёрство, но судьба снова вмешалась: Никита Михалков заметил её на «Ленфильме» и буквально создал для неё звёздную роль в фильме «Раба любви». Отказ, который она сначала ему дала, не остановил режиссёра. Он устроил всё так, чтобы Елена смогла сниматься: даже няня для её маленькой дочери появилась благодаря его усилиям. И этот риск оправдался — успех фильма был оглушительным. Елену Соловей обожали, её узнавали на улицах, а её тонкая, утончённая игра стала визитной карточкой целой эпохи.

Но жизнь, увы, не всегда похожа на кино со счастливым концом. Переломным моментом для актрисы стал 1991 год, когда страна погрузилась в хаос. Елена, наблюдая за тем, как разрушается её привычный мир, приняла решение, которое изменило всё: вместе с семьёй она эмигрировала в США. «Я уезжала ради детей, чтобы они имели будущее», — признавалась она позже. Но если для её сына и дочери Америка действительно стала страной возможностей, то для самой Елены это был конец её звёздной карьеры. На новом месте она оказалась в роли эмигрантки, которая едва сводила концы с концами на пособие. Язык, культура, отсутствие работы — всё это было как испытание на прочность.

Со временем её муж Юрий нашёл себя в новой профессии, став декоратором в художественной галерее, а Елена нашла утешение в небольших русскоязычных проектах. Она читала стихи на радио, играла в театральных постановках и даже открыла актёрскую школу для детей эмигрантов. Были и небольшие роли в голливудских фильмах, но всё это было лишь тенью её прошлого успеха. Она честно признавалась: «Я понимала, что уезжаю навсегда. Карьера закончилась, но я не жалею. Главное, что дети счастливы».

Однако новые вызовы не заставили себя ждать. После смерти мужа Елена осталась одна. Её дети, ставшие успешными биологами, разъехались по разным городам, а сама актриса осталась среди чужой культуры, вдали от родины и старых друзей. Коллеги звали её вернуться в Россию, но она отказалась. «Я слишком стара, чтобы начинать всё заново», — говорила она. Елена привыкла к своей новой жизни, хотя тоска по прошлому и людям, которые остались там, никуда не исчезла.

Сегодня имя Елены Соловей редко мелькает в новостях, но её вклад в историю кино неоспорим. Её роли — это не просто персонажи, а целая эпоха. Она научила нас, что даже самые яркие звёзды могут погаснуть, но их свет продолжает согревать души тех, кто помнит