Аналитики в Вашингтоне обратили внимание на, казалось бы, сугубо отраслевой факт. На прошлой неделе была опубликована статистика аналитической компании East & Partners, которая в исследовании «East's Asia Corporate T&E market report» отметила, что расходы крупнейших корпораций Китая и Индии на командировки в период с 2014 по 2015 год выросли на рекордные 20%. Это глобальный рекорд — по всем бизнес-направлениям.
3−7 ноября китайский вице-президент Ли Юаньчао совершил крайне важный визит в Индию. Это был первый случай, что китайский вице-президент совершил государственный визит в Индию — до этого государственными были только формальные, хотя и очень пышные визиты лидеров двух стран. Такими были вояж президента КНР Си Цзиньпин в Индию в сентябре 2014 года и ответный визит премьер-министра Индии Нарендра Моди в Китай в мае 2015 года.
Государственный характер визита Ли Юаньчао, — непубличного политика, отвечающего в КНР за экономическую стратегию на внешних горизонтах, а до этого пять лет (с 2007 по 2012) работавшего главным руководителем самого влиятельного, Организационного отдела ЦК КПК — говорит о том, что поиск точек экономического сближения Индии и КНР перешел на уровень финального оформления. Никто из авторитетных американских «мозговых трестов» не видит перспектив для политического, а тем более военного сближения Дели и Пекина, но вот экономическое сближение think-tank'ов в своих отчетах конца ноября рассматривают как практически свершившийся факт.
Индия и Китай имеют разные мотивы, чтобы сотрудничать друг с другом, но их главная цель общая — «сосуществование вне рамок политического и военного союзов». Экономика как гарант надежности такого режима «сосуществования» подходит лучше всего.
Под руководством Моди Индия ищет подходы к Китаю, чтобы привлечь масштабные инвестиции в национальную кампанию «Сделайте в Индии» — центральной кампании ее стратегии модернизации. С другой стороны, Китай объявил о политике расширения инвестиций вне китайской экономики, и Индия логично становится привлекательным местом для китайской прямых иностранных инвестиций. В ходе визита председателя КНР Си Цзиньпина в Индию, Китай уже обязался инвестировать 20 млрд долларов в Индии.
В настоящее время Китай уже второй по величине торговый партнер Индии после Объединенных Арабских Эмиратов. Но если сотрудничество с шейхами залива имеет естественные структурные ограничения, — финансы и только финансы, другого у монархий залива просто нет — то китайцы могут предложить не только деньги, но и другие ресурсы, прежде всего политические.
Вице-премьер Ли Юаньчао прибыл в Дели из Кабула, где имел весьма перспективные встречи с афганским руководством. Для Индии прямые контакты с тем же Афганистаном, например, довольно трудны: индо-пакистанский конфликт никуда не исчез, а важность хороших отношений с Исламабадом для Кабула куда важнее самых заманчивых предложений Дели. Китайцы здесь могут быть не только партнерами, но и лицом сделок.
Для самого Китая такая же ситуация складывается на юге. Морские территориальные споры Китая в Восточно — и Южно-Китайских морях, а также сохраняющаяся напряженность по поводу «толкования истории», делает для Китая сложным выстраивание политической базы для стабильных, долгосрочных отношений с любой из мощных экономик региона — что с Японией, что с Филиппинами или Вьетнамом.
В ситуации, когда Соединенные Штаты активно втягиваются в потенциальный конфликт вокруг строящихся китайцами искусственных островов, Пекин хочет убедиться, что Индия не присоединится с Соединенными Штатами и другим претендентам в этом споре. Инвестиции из Китая, еще не освоенные, но уже обещанные — хороший стоп-фактор для Индии вежливо отказать Вашингтону.Получается, отмечают вашингтонские аналитики, что Индия может стать драйвером совместных индийско-китайских проектов в Юго-Восточной Азии, а Китай в Афганистане и Пакистане — и далее на запад.
Союз ли это? Конечно, нет. Скорее, вынужденное партнерство — там, где каждый по давним политическим причинам не может работать от своего имени.
Если главный приз, который приносит Китай в этот союз — инвестиции, то у индусов такой приз — участие в китайской глобальной инициативе «Один ремень, одна дорога» (OBOR). В прессе и аналитике России этот проект обычно называют «Новый шелковый путь» и говорят только о его северном маршруте — железнодорожном коридоре через Казахстан и Россию в европейские страны.
Но в действительности проект состоит из двух маршрутов — северного, железнодорожного и морского южного. Было бы странным ожидать от крайне осторожных и планирующих на десятилетия китайцев, что они связали бы себя в таком важном проекте одним коридором, да еще проходящим через земли двух довольно волатильных во внешней политике стран — России и Казахстана. Так что второй маршрут, в котором как раз портам Индии (прежде всего, Калькутте) уделяется первостепенная роль, — это не просто экономическая необходимость, это и политическая гарантия Пекина перед лицом будущих запросов Москвы и Астаны.
Регулярный обмен визитами на высоком уровне между китайскими и индийскими лидерами — семь менее чем за два года — воспринимается в Вашингтоне как способ убедить Индию присоединиться к предлагаемой Китаем инициативной OBOR. Китайское руководство приглашает Индию в OBOR с 2013 года, но до сих пор Индия не спешит одобрить инициативу, подсчитывая возможности и, главное, что попросить у Китая в качестве платы — помимо прямой экономической выгоды.
Формально Индию не устраивает «отсутствие прозрачности» в проекте, что аналитиками читается как монопольная роль Китая как организатора и в перспективе оператора проекта «Один ремень, одна дорога». Быть просто бенефициаром для Дели мало; индусам хотелось бы — как и китайцам — использовать этот проект и в качестве инструмента политического влияния. В конце концов, не только у китайцев есть территориальные споры и собственные напряжения вокруг «толкования истории».
Китай же Индию зовет, но именно как экономического партнера — предпочитая политические инструменты OBOR не распылять и уж точно ни с кем не делить.
Пекин подталкивает Дели тем инструментом, который у него сейчас в избытке — инвестициями. Но не обещанием их для индусов — а уже реализованными проектами с региональным соперником индусов, Пакистаном.
Китай уже объявил инвестиции в размере 46 млрд долларов для китайско-пакистанского экономического коридора (CPEC). В настоящее время это единственный субпроект OBOR, где идет практическое строительство.
Китайцы, отмечают в Вашингтоне, заметно рискуют — CPEC проходит через Кашмир, который до сих пор является спорной территорией между Индией и Пакистаном. Ведь 3000-километровая сеть трубопроводов, железных дорог и автомагистралей, которая строится в рамках CPEC китайцами и на китайские деньги, но на спорной земле, которую индусы рассматривают как свою, — это сильнейший аргумент для стабильности между Дели и Исламабадом. Китай становится самым важным игроком в длительной истории Индо-Пакистанского территориального спора — и игроком «партии мира».Все это крайне выгодно для Дели, но, одновременно, оставляет немного времени, чтобы успеть воспользоваться ситуацией. Партию, пусть не такую блестящую, могут разыграть и без Индии.
Все это никак не отменяет полувекового приграничного спора, как и проблемы Тибета. Однако, похоже, нынешнее руководство и Индии, и Китая решило переложить эти задачи на плечи внуков, сконцентрировавшись сегодня на том, чтобы эти внуки привыкли получать прибыль от общего глобального бизнеса. Общая прибыль — лучший миротворец.
