НФ стал первым в шести из 13 департаментов Франции, и у него есть хорошие шансы выиграть второй тур в трех из них. В том числе и потому, что впервые за несколько десятилетий не везде сложится традиционный право-левый альянс, когда противники фронта, в первую очередь социалисты и голлисты, объединялись и договаривались о снятии перед вторым туром списка одной из партий только для того, чтобы перекрыть путь к победе НФ.
Теперь фронтовики могут впервые возглавить региональные власти – что будет иметь большое пропагандистское значение на пути к президентским выборам апреля 2017 года. Дорогу в Елисейский дворец лидеру НФ сейчас преграждает только Николя Саркози – бывший президент, коррумпированный приспособленец, который пытается снова продать себя французам как «настоящего патриота».
Саркози уступает Ле Пен по популярности, но рассчитывает, что, выйдя вместе с ней во второй тур, он соберет голоса всех ее противников из числа левых. Но даже если Ле Пен не станет президентом в 2017-м, с каждым годом ее шансы будут лишь увеличиваться и на выборах 2022 года ее уже будет не остановить. Причина роста популярности фронтовиков – в их последовательности. Отстаивая антиатлантические, традиционалистские ценности, будучи евроскептиками и сторонниками ограничения миграции, естественными националистами (то есть выступая за сохранение французского уклада и культуры), они просто ждут, пока время работает на них.
Последние парижские теракты лишь подтвердили их правоту – что в отношении Евросоюза, что по поводу миграционной политики. Несистемность, то есть непринадлежность к власти, также является огромным плюсом для Национального фронта. У французов масса претензий к нынешней правящей элите, причем и к ее социалистическому, и к ее голлистскому крылу.
При этом и в самих французских элитах, особенно среди республиканцев (нынешнее название голлистов), и в старокатолических, аристократических кругах растет недовольство все большей потерей Францией своего места в мире. Как в Европе, где Париж оказался в тени Берлина, так и в атлантическом проекте в целом, где Францию стремятся все больше привязать к англосаксонской колеснице.
Можно практически безошибочно предсказать, что Париж обречен взять курс на освобождение от становящихся все более жесткими рамок англосаксонского проекта – со всеми вытекающими отсюда потрясениями как для самой Франции, так и для Запада в целом. И это только вопрос времени. Причем, если судить по темпу роста популярности Ле Пен, не такого и отдаленного.
Особенно если учесть, что стремительно меняется ситуация и в странах англосаксонского ядра – США и Великобритании. Наднациональные функции этих государств вызывают все большее недовольство населения. Это усиливает влияние тех представителей национальных элит, которые выступают за корректировку нынешнего курса.
В Англии евроскептики из Партии независимости Соединенного Королевства в прошлом году получили больше всех голосов на выборах в Европарламент (28 процентов), а в этом году стали третьими на парламентских выборах с 12 процентами голосов. А главную оппозиционную партию, лейбористов, в этом году возглавил Джереми Корбин – радикально левый противник НАТО.
Понятно, что английские элиты выработали изумительный механизм по приспособлению к любым внутренним пертурбациям, гарантирующий преемственность геополитической линии. Не говоря уже о том, что они сами являются важнейшей частью наднациональных элит. Но сейчас ставки во внутриэлитной борьбе как никогда высоки, о чем свидетельствует хотя бы нарастающая угроза шотландского сепаратизма.
Но если в Англии следующие выборы пройдут только через четыре с половиной года, то в США до выборов президента осталось всего 11 месяцев. И то, как идет нынешняя кампания, не может не тревожить сторонников глобального проекта. Неожиданным образом двумя главными героями кампании стали два несистемных персонажа – Берни Сандерс у демократов и Дональд Трамп у республиканцев.
Причем если социалист и полуизоляционист Сандерс не имеет шансов на выдвижение, то миллиардер Трамп за минувшие полгода превратился из объекта насмешек для либеральных СМИ в самого вероятного кандидата в президенты США от Республиканской партии. Более того, последние опросы свидетельствуют о сокращении разрыва между ним и безусловным кандидатом от демократов Хиллари Клинтон.
Таким образом, Трамп может стать следующим президентом США. А ведь он не имеет никакого отношения к настоящей американской политико-экономической элите, спорящей между собой лишь о методах, которыми нужно продвигать глобальный проект «мира по-американски». Трамп несистемен, а значит, и плохо управляем, а на такой риск даже высокотехнологически отлаженная в США система контроля элит за «первыми лицами» пойдет только в крайнем случае.И этот крайний случай настанет только тогда, когда станет понятно, что антиинтервенционистские настроения в США становятся сильны настолько, что их невозможно игнорировать. И значит, президентство Клинтон – которое неизбежно приведет к гиперактивности США на фронтах глобализации – может обернуться не только внешне-, но внутриполитическими издержками.
В свою очередь Трампа постараются максимально приручить и сделать неопасным. Но в любом случае избрание Трампа будет означать серьезные изменения. Как минимум это даст хороший шанс сгруппироваться и усилиться сторонникам «американских» США в их противостоянии с «глобальными», интервенционистскими США. За четыре года одного срока президентства Трампа может вырасти и укрепиться такой представитель во всех смыслах нового поколения американских политиков, как сенатор Рэнд Пол, самая яркая и разумная «звезда» из консервативного и во многом антиэлитного движения «чаепития» в Республиканской партии.
Происходящие на Западе внутриполитические процессы имеют для нашей страны очень важное значение.
Конфронтация России и Запада имеет свои объективные причины – англосаксонский проект глобализации для своего дальнейшего продвижения нуждается в устранении всех сильных самостоятельных игроков. Тот, кто не желает играть по навязываемым правилам, должен быть как минимум изолирован от влияния на «победную поступь глобализации», а как максимум – принужден к согласию.
Принуждение может быть разным – от прямого силового вмешательства до внутренней стабилизации, от экономических санкций до смены власти. Как только Россия начала восстанавливать свою самостоятельность, США включили программу сдерживания. Их совершенно не устраивало появление еще одного, наряду с Китаем (который Штаты не могут изолировать, но все еще надеются приручить), глобального и независимого от них центра силы, к тому же имеющего еще не забытые традиции сверхдержавы.
В данном случае в 2011 году, когда программа сдерживания была переведена из скрытого режима в открытый, это был выбор не конкретного Обамы, Байдена или Клинтон и даже не США как таковых. Это была естественная реакция наднациональных элит, инструментом влияния которых являются Соединенные Штаты. Можно называть эти элиты по марксистской традиции «транснациональными корпорациями», можно «клубом 300» или тайным «мировым правительством», «старыми деньгами», лондонским Сити и хозяевами Федеральной резервной системы, суть от этого не меняется. Это те силы, которые заинтересованы в сохранении нынешнего мирового порядка и, главное, нынешнего курса Запада на насильственную глобализацию через принуждение всех и вся к построению «единого мирового рынка и сообщества демократических наций без границ и традиций».
У этого курса есть множество противников, причем это не только все неатлантические мировые цивилизации, но и существенная часть элит в самих странах Запада. Среди внутренних противников атлантистов есть разные люди – от левых антиглобалистов до христианских консерваторов – и часто им не нравятся в англосаксонской глобализации совершенно разные вещи. Но важнейший конфликт сейчас происходит по линии «национальное государство – наднациональные силы и интересы». И в Европе, и в США не только большая часть населения, но и заметная часть элит все серьезнее сдвигается в сторону позиций противников глобального проекта.
Европейцы не хотят усиления не просто наднациональных, а уже и антинациональных черт Европейского союза, а американцы не хотят нести функции мирового жандарма ради чужих для американского общества интересов. Это серьезнейший конфликт, и Россия не просто наблюдает за его исходом, но и чрезвычайно заинтересована в нем.
Понятно, что в нашей борьбе за создание нового мирового порядка мы в первую очередь ставим на стимулирование объективных исторических процессов. Среди которых главный – нежелание основных мировых центров силы и цивилизаций становиться ингредиентами «плавильного котла» англосаксонской глобализации.
Но и противоречия внутри стран атлантического лагеря и тем более его англосаксонского ядра также учитываются Кремлем в его работе над новой глобальной архитектурой. Роль личности в истории возрастает в критические, переломные моменты жизни мирового устройства, и хотя сами по себе ни Марин Ле Пен, ни Дональд Трамп не способны в одиночку изменить политику своих стран, их усилия (если станут президентами) могут стать важным элементом для ускорения процессов, происходящих как в национальных элитах стран Запада, так и на международной арене.Неделю назад обозреватель The Financial Times Гидеон Рахман опубликовал статью под примечательным названием «Мы сильно рискуем, когда насмехаемся над шансами Марин Ле Пен и Дональда Трампа на выборах». Автору тревожно за здоровье либеральной демократии на Западе – налицо «утрата доверия к традиционным политическим элитам и поиск радикальных альтернатив». При этом Рахман перечисляет причины «утраты доверия»:
«Реальные доходы большинства американцев уже несколько десятилетий снижаются или стагнируют. Во Франции и многих других странах Европы «двузначные цифры» уровня безработицы вошли в норму. Кризис 2008 года надолго подорвал доверие к элите и западным экономическим системам.
Ощущение социальной нестабильности связывают с ростом иммиграции. На этом фоне Трамп и Ле Пен могут утверждать, что беспомощная элита, не посоветовавшись с простым людом, допустила фундаментальные социальные перемены. А после парижских терактов к этому добавился страх перед терроризмом.
Общая тема в устах популистов, националистов и экстремистов в западном мире – утверждения, что крупные СМИ душат дебаты и контролируются элитой, которой лучше не доверять. Благодаря соцсетям распространяются альтернативные версии событий».
Так, наверное, элитам надо как-то меняться, чтобы остановить процесс потери доверия? Нет, Рахман пеняет на народ – «во времена неопределенности и страхов избиратели, похоже, склонны обращать внимание на «сильных» лидеров-националистов – западные аналоги российского Путина». Действительно, это страшная угроза – но только не для народов западных стран, а для наднационального и антинационального глобального проекта.
«Мне чудится в кошмарных снах, что в 2017 году президентами будут Трамп, Ле Пен и Путин», – пишет Рахман, добавляя, что не думает, что этот кошмар сбудется.
Но Гидеону снятся вещие сны – единственная ошибка может быть в датах.
