Естественно, что из России это жонглирование представляется беспомощной тупостью западного агитпропа, очередным признаком вырождения еще недавно грозной машины информационно-психологического оружия. Ведь у нас теперь не только узкопрофильные американисты, а провинциальные функционеры «Единой России» знают и имя профессора Джина Шарпа, и чуть не наизусть учебник так называемых ненасильственных революций. И когда среди прижатых налогом дальнобойщиков обнаруживаются НПО-шники, накануне обучавшиеся в Штатах «организации гражданского общества», наша пропаганда говорит: маска, я тебя знаю. Благо успели, видимо, изучить и скрининг-доклад Беркмановского центра Гарварда за 2010 год, где чуть ли не первым из социальных «уязвимых сообществ» числились автомобилисты. Благо хлопотуны о гражданском обществе и искатели уязвимых групп на западные гранты теперь подлежат регистрации в качестве иностранных агентов. И в итоге менеджеры National Endowment for Democracy, Open Society Foundations и прочих «неравнодушных» опекунов вынуждены подсчитывать упущенную выгоду и искать другие страны-мишени (target nations) для применения своих талантов.
Более того, российское пропагандистское иновещание, распространившее свои мощности на пространстве от Латинской Америки до Индонезии, стало не только «коллективным агитатором», но и центром притяжения для массы молодых и активных репортеров и стрингеров, пылко отрицающих несправедливый американоцентричный миропорядок. Доказательство тому – вошедший в обиход западного военного и политического истэблишмента термин «гибридная война» – будто бы некое новое оружие, изобретенное за кремлевскими зубцами. Когда успехи нашего виртуального оружия приумножаются неожиданным блеском физических войск, свидетельством боевой силы авиации и ракетостроения, не считаться с нашей страной, не посвящать ей ежедневные заголовки на первых страницах уже невозможно. При этом даже самые пристрастные западные авторы «путинологического» (в терминах Леона Арона) направления не могут отрицать, что «гибрид», а если быть точными – сплав отечественной физической и виртуальной мощи достигнут, в отличие от Китая и Турции, без ограждения общества информационными барьерами, без полицейских осад нелояльных медиа-компаний, без отключения Twitter и Facebook.
Весьма показательны были итоги дискуссии в US Army College под эгидой Центра стратегических и международных исследований (CSIS), совмещенные с имитационной игрой между армиями «красных» и «синих». Один из участников, военный эксперт Джозеф Джилберт рассказывал, что задачей игры было исследование трех рисков. Первый, чисто военный, касался вероятности военного вторжения России в Прибалтику. Второй исследуемый риск состоял в возможности такого националистического (а вовсе не либерального) бунта в России, при котором доступ к стратегическому оружию мог бы достаться русским радикал-империалистам. Третий – гипотетическая ситуация «дворцового заговора» а-ля путч 1991 года. Все три вероятности были расценены как минимальные, т.е. было признано, что наша власть а) всерьез, б) надолго, в) не поддается импульсам, ставящим второстепенное выше главного. Что касается имитационной игры, то в ней выиграли «красные», то есть воображаемые русские – по двум причинам: 1) красным» нужно выиграть, а не добиться равновесия, 2) «красные» (внимание!) гораздо меньше, чем «синие», отягощены «условностями и обязательствами». И ведь что правда, то правда: российский Конституционный суд в одной ситуации может признать приоритет международного права над национальным, а в другой, когда такой уступкой внешние стороны начинают злоупотреблять – принять решение ровно противоположное. Почему? Потому что высшая судебная власть нашей страны не стала так называемой «группой влияния». Согласно Национальной стратегии публичной дипломатии и стратегических коммуникаций принятой в США в канун выхода на сцену «технологий 2.0», правовое сообщество, пресса и экспертные круги страны-мишени являются приоритетными «группами влияния», через которые (а не только через НПО) можно непосредственно задействовать «уязвимые сообщества» или поставить в тупик власть – именно такую роль правовая элита Египта сыграла в 2011 году при отрешении Хусни Мубарака.
Когда элитные круги государства, которое мы в нескольких поколениях привыкли называть потенциальным противником» (в мировой войне), признает наши преимущества именно в том, что нашу власть не удалось сделать слепым колониальным инструментом, можно, конечно, порадоваться. Однако похвала от бывшего «потенциального противника», а сегодня, если быть точными, – от ценностного антипода нашей страны – имеет свою оборотную сторону. Она создает головокружение от успехов, а такое головокружение имеет свойство порождать аберрацию восприятия. Например, мы слышим в наш адрес некое уступчиво-двойственное суждение, а оно нам (нашему пропагандистскому сообществу) кажется похвалой. Второй нехороший эффект головокружения от успехов – это потребность в новых похвалах, своего рода «жажда оценки» от заокеанских инстанций, которые глубоко в подсознании даже очень искренних патриотов воспринимаются как вышестоящие.
Чтобы не быть голословным, приведу три примера. Пример первый – с уходом из Персидского залива американского авианосца «Теодор Рузвельт» в октябре. Это действие американской стороны подавалось гостелеканалом «Россия-24» как знак признания Вашингтоном того факта, что Москва перехватила инициативу в регионе – то есть чуть ли не как отступление Америки. Фактически авианосное присутствие в Заливе прерывалось а) всего на два месяца; б) согласно решению, принятому еще в августе; в) на фоне жесткого спора о военном бюджете в Конгрессе, который был 30 октября разрешен путем повышения потолка госдолга. Главной же предпосылкой временного ухода из Залива было достижение доверия между Вашингтоном и Тегераном. И именно по этой причине «ястребы», оппонировавшие этому решению, ссылались на то, что «обезоруживание» морского пространства будет болезненно воспринято «по другую сторону Залива», то есть в Саудовской Аравии и Катаре. К сожалению, пропагандисты не потрудились отследить политическую и экономическую конъюнктуру военного решения, прежде чем делать шапкозакидательские выводы.
Пример второй – со статьей президента Совета по международным отношениям (CFR) Ричарда Хааса, вышедшей в свет поздним вечером 24 ноября и посвященной удару турецкого истребителя по российскому бомбардировщику, уже последовавшей государственной реакции на этот удар и визиту в Россию президента Франции, только что побывавшего в Вашингтоне. Эта статья была воспроизведена на отечественных медиа-ресурсах без первых двух абзацев и последней фразы и приобрела посредством такого обрезания комплиментарный вид. В подправленном виде первое лицо надпартийного института, десятилетиями выполнявшего функцию, аналогичную идеологическому отделу ЦК в Советском Союзе, оказывался еще одним союзником нашей страны в споре с турецким руководством. На самом деле Ричард Хаас счел в этот день необходимым успокоить широкий, особенно «ястребиный», американский экспертный круг, призвав его не бить глобальную тревогу по поводу «неконтролируемого» поведения как Турции, так и России, а отнестись к этой ситуации прагматично. А именно, использовать ее для оказания влияния на обе стороны. И при этом не возмущаться тем, что Франция настроена видеть русских своим союзником в сирийской кампании против ИГИЛ*. «Если французам так хочется, не нужно им мешать», – написал Хаас. Что касается характеристик России (в двух первых абзацах) и Турции (в третьем и четвертом), то она была в равной степени пренебрежительной.
В Военной доктрине информационного противоборства США, принятой в начале правления Джорджа Буша-младшего (тогда Ричард Хаас за свой доклад по арабскому миру и получил высшую должность в CFR), присутствует термин «стратегическое умолчание» (reticence). Так, Буш в публичных выступлениях записывал в актив Вашингтона состоявшиеся «цветные революции 1.0» (Грузия, Украина, Киргизия, Ливан), но умалчивал об аналогичных проектах, которые провалились (в Венесуэле, Белоруссии, Узбекистане, Казахстане, Азербайджане, Албании). Проводя параллели с Леонидом Брежневым, можно применить к подобному умолчанию расхожий термин советского «периода застоя» – лакировка (точно так же финансовые подтасовки бушевской семейной компании Enron – то же, что у нас называлось припиской).
Если государственные СМИ приуменьшают наши внутренние проблемы, отвлекая внимание на внешний мир и нашу особую роль в мировой трансформации – это подлинно стратегическое умолчание: отучившись от самобичевания и «чернухи» 90-х годов, мы лечим неустойчивые души надеждой, а внешнему миру демонстрируем свою стойкость, контрастирующую с паникой стран «старой Европы». Однако если пропагандист произвольно выбирает из оценки заведомо влиятельного западного стратега (из уст Хааса обычно исходят целеуказания для американской внешней политики) только «позитив», отбрасывая суть месседжа, и особенно если кажущееся «ободрение» нашей страны доводится до лиц, принимающих решение в Кремле (посредством жирного подчеркивания «подходящих» фраз) – это совсем иной вид умолчания. Это скорее можно сопоставить с докладом Горбачеву о том, как на местах замечательно внедряется кооперативная реформа, с умолчанием о том, как разверзающаяся фискальная дыра истощает союзный бюджет.
Есть умолчание и умолчание. Точно так же – есть разоблачение и разоблачение. Пример третий. Когда экс-либерал Георгий Бовт (в последнее время число либералов, переквалифицировашихся в патриоты, растет как-то подозрительно) в гостелеэфире рассказывает, что в бизнес ИГИЛ вовлечен целый ряд стран, это полезно и познавательно. Но вслед за полезным разъяснением следует сожаление о том, что Турцией не занялась организация под названием FATF, аналитика меняет качество. Дело не в том, что в черном списке произвольно (с международно-правовой точки зрения) созданного надзорного ведомства фигурировала не только «Турция наряду с Зимбабве», но и наша страна, в то время как Гаити и Экваториальная Гвинея там никогда не значились. Дело в том, что, адресуясь произвольно выбирающей жертв в конфискационных целях международной инстанции, мы, во-первых, признаем авторитет этого «надзирателя», а во-вторых, что еще хуже, «доводим до ее сведения» о непорядках у географического и цивилизационного соседа. То есть выступаем перед этим колонизационным по предназначению ведомством с позиции «снизу вверх» – как школьный ябедник.
До сих пор Россия вызывала восхищение широкой аудитории, в равной степени на Западе и Востоке, последовательностью и решимостью в отстаивании исторической памяти и справедливости (в истории с украинским переворотом и спасением Крыма от бандеровской инфекции), а затем в поддержке осажденного смертельным врагом союзника, его государственности и уникальной культуры (в истории с Сирией), и давали понять, что за ценой не постоим, приводили лидеров бывших империй в состояние стыда и неловкости, а «нерешительного Обаму» выставляли под огонь внутренних критиков. Эта тактика была в равной степени рискованной и выигрышной, и этот выигрыш после удара Каспийской флотилии стал переходить в материальную форму на оружейном рынке. Удар турецкого истребителя с военной точки зрения предоставил дополнительную свободу действий – оправдал предоставление осажденному союзнику мощных противоракетных средств, подтолкнул на его (и нашу) сторону правительство Ирака. Но в политической сфере одна за другой стали звучать фальшивые ноты, диссонирующие с нашим собственным, планомерно культивированным образом воителя и защитника. Не может воитель и защитник быть одновременно ябедником.
Бывает в истории так, что воитель и защитник является одновременно вынужденным вассалом – так было с Александром Невским, громившим тевтонского интервента, но платившего дань Орде. Однако вассальные отношения отличаются от колониальных политически и стилистически. Как только вассал начинает наушничать суверену на своего соседа или, предположим, некий князь сдает наместнику брата, на вассала с этого момента смотрят как на холопа. «Стук» в FATF (Transparency International, OCCRP, ICIJ и т.п.) на другую страну, будь то даже Украина – это холопство.
Мало того, в сегодняшней мировой ситуации аналог Орды, то есть превосходящей по потенциалу империи – это не Соединенные Штаты Америки. И именно в 2015 году влияние Вашингтона на мировые события беспрецедентно сократилось, а влияние Поднебесной империи в ее новой реинкарнации – беспримерно, фантастически возросло. Разумеется, мы догадываемся, что именно это уравнивание сил предоставляет нам возможность вольнее вести себя на мировой арене, чем когда-либо. И не только нам, но и куда меньшим по размеру и потенциалу странам, – от Египта, военный лидер которого пришел к власти вопреки желаниям и расчетам американских элит, до маленькой Македонии, где сорвался последний из суррогатных переворотов новейшего времени.
В этом меняющемся мире мы могли позволить себе невиданную роскошь – игры на противоречиях в лагере бывшего «потенциального противника», провоцировать их клевретов друг против друга в разных точках мира, от Украины до далекой Малайзии.
Но ни в коем случае не давать провоцировать себя в интересах одного американского клана против другого. И ни в коем случае не докладывать на другую страну в ту инстанцию, которая – пока что – имеет санкционные рычаги влияния и на твою страну, на ее экономику, а не только на произвольно избранных влиятельных лиц и их родственников. Поскольку это два разных качества политики – приличествующий и не приличествующий полюсу мирового влияния.
КОНФИСКАЦИОННАЯ САМООБОРОНА АМЕРИКИ
Год 2015-й начался с шокировавшего Вашингтон вступления в учрежденный Китаем Азиатский банк инфраструктурных инвестиций ведущих европейских стран вслед за странами АСЕАН, а заканчивается установлением стратегического партнерства Китая с Великобританией, в которой есть и французский элемент – а именно участие EDF в проекте реконструкции британской АЭС Hinkley Point. Экономический рычаг Китая – владение американскими долговыми обязательствами – лишь один из «крючков», за который Пекин цепко удерживает Вашингтон. Другой крючок – зависимость от импорта множества категории доступных потребительских товаров. Третий – та самая идеологически привилегированная отрасль альтернативной энергетики, то самое материальное выражение «прогрессистских» ценностей, которое не воплотить в реальности, даже пропаганды ради, без китайских лантаноидов.
Очень разные элиты очень разных стран мира тянутся сегодня к Китаю не потому, что очарованы китайской культурой, не потому, что подвержены влиянию китайской пропаганды (она пока сильна только в обороне), и даже не по соображениям выгодных инвестиций. Страны мира, от Аргентины до Грузии, от Таиланда до Зимбабве, от Греции до Молдовы, осознанно или неосознанно ищут у Китая защиты от метастазов злокачественного недуга, исходящих из-за океана. Слишком очевидны разрушительные итоги экспериментов по «ломке менталитета» – будь то в Восточной Европе, Латинской Америке или Африке, а последним «моментом истины» стал, несомненно, Ближний Восток с ИГИЛом. Ключевое преимущество «мягкой власти» США по Дж.С.Наю, автору этого термина – привлекательность американской модели – больше не работает. Именно по этой причине некоторые американские военные аналитики – в частности, Джеймс Холмс из Navy War College – предлагают вовсе не тратиться на массивные и длительные информационно-пропагандистские кампании в странах-мишенях, а прибегнуть вместо этого к обыкновенной серии физических диверсий с расчетом на «кумулятивный эффект» (статья Холмса вышла за неделю до взрывов в китайском Тяньцзине).
Финансовые проблемы то и дело озвучиваются Белым Домом в споре с Конгрессом. Например, когда Барак Обама упрекал своих экспертов в том, что ему вместо аналитики по Ближнему Востоку предлагают «мумбо-юмбо», в следующей фразе пояснялось: «Непонятно, с чего они (советники) предлагают начать и сколько нам это будет стоить».
Расходы на суррогатные революции окупались конфискацией имущества «клятых» диктаторов, членов их семей и лояльных режиму олигархов – от Туниса до Украины (доселе не получивших из США даже конфискованных 15 лет назад активов Павла Лазаренко). Но чем больше накапливалось негативного опыта, тем более затратными становились «цветные» смены режимов. Кончились не стратегии и не человеческие (если сказать точнее – недочеловеческие) ресурсы. Кончились деньги на долгосрочные дестабилизационные операции. Соответственно, способ решения своих бюджетных проблем за чужой счет стал другим: теперь он состоит в грубой и безапелляционной конфискации или точечных санкциях – от компаний до спортивных ассоциаций, от физических лиц, до отдельно взятых месторождений природных ресурсов на чужой территории. В этом году жертвами самых внушительных государственных (формально ведомственных) вымогательств стали британская корпорация British Petroleum и столь же именитый германский концерн Volkswagen, а среди банков – Deutsche Bank, несмотря на привилегированный статус при ФРС. И соответственно, совершенно особый статус волков-добытчиков» приобрели финансовая разведка Федерального казначейства (OFAC) и Агентство охраны окружающей среды (EPA), на которое точили зубы индустриалисты из Конгресса (из обеих партий), но безрезультатно.
Если этот хватательный рефлекс не применяется направо и налево, то только в силу «условностей и обязательств», которые, как признавали сценаристы игры в CSIS, отягощают ныне не только страны-мишени стратегии США, но и саму Америку. Прежде всего – перед Китаем, в силу вышеназванных «крючков», благо таких возможностей диверсификации экспорта, как у Китая, нет ни у кого. В куда меньшей степени – перед евровассалами, поскольку на них Америка имеет пока собственные «крючки».
Англо-китайский банк HSBC попал под «каток» американских ведомств в связи с делом ФИФА. Но вдруг обнаруженные злоупотребления Зеппа Блаттера были для этого не единственным поводом. В конце апреля этого года выяснилось, что Лондон не просто «смотрит направо» (в сторону Китая, но и пытается выстроить нечто вроде собственной квази-империи в новой ипостаси. На торжествах памяти битвы при Галлиполи, помимо принца Чарльза присутствовали премьеры Канады, Австралии, а также главы малых, но крайне специфических африканских и восточноевропейских государств, включая Нигер, Гану, Южный Судан, Боснию, Албанию и Косово. Любому специалисту на наркотрафику такой набор наводит на определенные мысли – особенно учитывая, например, предпочтении Южного Судана перед куда более близким Турции Суданом со столицей в Хартуме. За океаном отреагировали не сразу – ждали исхода выборов, ведь сам личный имиджмейкер Обамы, Дэвид Аксельрод, обслуживал тогдашнего лидера лейбористов Эда Милибэнда. И только когда британский народ отверг экологическую программу протеже Белого Дома, а тори, вопреки расчетам, получили уверенное большинство, финразведка и ФБР ударили по полной программе; HSBC был вынужден частично свернуть бизнес в Англии со сменой бренда и полностью свернуть его в Турции.
Лондону не позволили выстроить независимый от Штатов центр глобального влияния, в котором Турция оказывалась в вассальной роли. Но не прошло и полгода, как Си Цзиньпин прибыл в Лондон и был принят с необыкновенным торжеством всей королевской фамилией, кроме принца Гарри, а сделка по Hinkley Point поставила жирную точку в идеологическом споре Кэмерон-Милибэнд. Таким образом, старания вашингтонских ведомств предотвратить создание альтернативного полюса влияния привели к тому, что семья Виндзор-Маунтбаттен предпочла субъектности, пусть на очень сомнительных основаниях, статусу прямого вассала Китая. Вряд ли этого хотели Барак Обама и Джек Лью, но ничего поделать не могли. Точно так же – не смогли воспрепятствовать: а)первому с 1949 года личной встреч лидеров Китая и Тайваня, б)встрече Ли Кэцяна с лидерами Японии и Южной Кореи с зарыванием «топора войны»; в) приглашению Китая на саммит АСЕАН проводящей этот саммит самой «антикитайской» страной региона – Филиппинами.
В канун саммита АСЕАН Белый Дом собственноручно притормозил приглашение новых членов в свое драгоценное Транстихоокеанское партнерство – чтобы не опозориться перед лицом отказа. Никогда еще Обама не подвергался таким нападкам за «нулевое лидерство», как после саммитов АСЕАН и АТЭС. После чего, в кулуарах, буквально топал ногами на лидеров Конгресса, принуждая их согласовать поэтапное увеличение госдолга, чтобы прекратить уже ставший регулярным «позор на весь мир» с так называемыми «остановками правительства».
Но тот итог саморазрушения, с которым Соединенные Штаты завершат этот год, – не только посткризисный результат «отказа» прежде совершенного механизма сбыта гособлигаций (бондов), и не только роста притяжения Поднебесной. Есть еще одно обстоятельство, тянущее потенциал Вашингтона на дно – обстоятельство, к сожалению, не распознанное российской экспертной элитой и не перенесенное на уровень многоадресной пропаганды. Это обстоятельство – клановый раскол американской элиты, уходящий в середины 1990-х годов, а если быть точнее – к 1996 году, когда за пост госсекретаря США конкурировали Мадлен Олбрайт и Томас Пикеринг.
Роль этого раскола возрастала тем больше, чем дальше воплощалась в самой Америке и в ее фактических колониях постиндустриальная парадигма; чем больше приумножались ряды интернетизированной молодежи с массовым врожденным дефектом идентичности, превращаясь в мировое перекати-поле без рода и племени; чем больше сектор энтертейнмента вытеснял сектор производства; чем больше в этом секторе плодилось, размножалось и диверсифицировалось потребление средств, изменяющих восприятие и деградирующих личность; чем больше, в конечном итоге, политика Соединенных Штатов и Европы определялась не столько в Вашингтоне и Брюсселе, сколько в городе Кабул и провинции Гильменд.
КТО БЫЛ В МОСУЛЕ РИМСКИМ ПАПОЙ?
Как мы помним, сценарий «арабской весны», вызвавший резкое неприятие одновременно в Израиле и Саудовской Аравии, сводился к свержению и экспроприации «диктаторов» с передачей власти партиям, принадлежавших к течению ихванизма, т.е. «Братьям-Мусульманам». Сценарий фактически разрабатывался с 1994 года, когда после насильственного прихода к власти «просвещенного» эмира Катара в столице маленького эмирата стал строиться Город образования с филиалами американских университетов – от Гарварда до RAND Corp. Необходимый инструмент для тотального (как планировалось) «сноса диктатур» в 2011 году предоставили изобретатели Facebook и Twitter, а многосторонняя подготовительная работа велась Центром Ближнего Востока Brookings, его дочерней структуры POMED, а также в «цифровом» аспекте – Беркмановским центром Гарварда. Столь же хорошо известно, что к этому процессу подключилась Турция, когда Башар Асад не захотел делиться властью с местными ихванами, а затем предоставил широкое самоуправление курдам на периферии страны. Вначале пожертвовавший собой Каддафи, а затем Асад не позволили этой эпидемии распространиться на все страны региона, а затем проект ихванской «реформации» – ее всерьез ставили в один ряд с христианской Реформацией времен Лютера – был свернут.
Тогда, в конце 2012-начале 2013 года, потерял влияние и катарский эмират, и духовный наставник ихванов Юсуф Карадави. Это произошло после прихода на пост госсекретаря Джона Керри усилиями мощного лобби с собственной сетью центром и институтов, вовлекавших американскую иранскую диаспору. Это был реванш Томаса Пикеринга, главы Американо-Иранского совета (позже – консультативного совета Национального Ирано-Американского совета) над Мадлен Олбрайт и ее заместителем, президентом Brookings Стробом Тэлботтом. Поводом для этого реванша было так называемое «дело Бенгази» – история с убийством посла США в Ливии Криса Стивенса, сразу же после его встречи с турецким консулом в Бенгази. И тогда же, формально под предлогом разбалтывания государственной информации любовницам, должность главы ЦРУ потерял Дэвид Петреус, армейский генерал с длительным сроком службы в Ираке, а затем глава контингента международных сил (ISAF) в Афганистане.
Имена Хиллари Клинтон и Дэвида Петреуса в этом году часто упоминались в одном контексте. Менялась только коннотация, и в этом были определенные закономерности. Как и в 2013 году, когда в Афганистане все никак не мог закончиться торг о власти между «клинтоновцем» Ашрафом Гани и «байденовцем» доктором Абдулло, телодвижения Белого Дома непосредственно зависели от афганских раскладов.
Летом этого года, на подготовительной стадии борьбы за номинацию от Демократической партии за президентский пост, над фаворитом гонки Хиллари Клинтон нависли сразу три тучи. Одним предметом неуемного интереса парламентских и общественных расследователей была деятельность Clinton Foundation. Сначала было отмечено, что его средства – например, на помощь государству Гаити после землетрясения – были скорее бизнесом, чем пожертвованием. Затем прицельный интерес был привлечен к источникам пожертвований, а заодно – к персоналиям из ближнего круга экс-госсекретаря и совмещении их прямых обязанностей с частным лоббизмом. И чем дальше, тем регулярнее упоминались суннитские страны – от Катара до Пакистана. Весьма колоритной фигурой была заместитель главы штаба, а в пору госсекретарства Клинтон (причем именно в период «цветных революций в Магрибе) – ее помощница по имени Хума Абедин – мусульманка из Индии, отец которой в Саудовской Аравии возглавляя Институт мусульманских меньшинств (где, судя по специализации, изучались такие регионы, как Северный Кавказ, Татарстан, албанские провинции Македонии и пр.), а родной брат – в Центре Ближнего Востока Колледжа Св.Антония в Оксфорде. Напомним, в этом колледже учился профессор Джин Шарп и будущий глава Британской Академии Адам Робертс, а в середине 2000-х именно в Центре Ближнего Востока проводился теоретический диалог с интеллектуальным слоем «Братьев-Мусульман» (ихванов). Как раз летом этого года Ценр Ближнего Востока переместился в новое хайтековское здание, спроектированное знаменитой Захой Хадид, на фото в Guardian Заху обнимала за пояс шейха Моза – супруга бывшего и мать действующего эмира Катара. Самой же скандальной фигурой в разоблачениях по линии Clinton Foundation оказался некто Имад Зубейри – попавшийся на взятках лоббист пакистанского бизнеса, ранее также по совместительству лоббист правительства Шри Ланки, а в дополнение к этому – член правления Национального координационного совета оппозиционных и революционных сил Сирии (НКОРС).
Вторая линия расследований касалась тех самых событий осени 2012 года, когда в Ливии погиб посол Крис Стивенс. Этот предмет интереса парламентского расследовании, которым руководил специальный избранный комитет Палаты представителей, затрагивал карьерные интересы не только отставных (в частности, генерала Петреуса), но и действующих федеральных чиновников, в особенности помощника президента по национальной безопасности Сьюзен Райс, которая в 2012 году по протекции Клинтон должна был стать ее преемницей, но место занял Керри. Можно было ожидать саботажа не только со стороны СНБ, но и со стороны руководства ФБР, ибо его глава Джеймс Коуми получил должность, воспользовавшись «бостонским делом», вопреки Керри, который лоббировал своего человека в СНБ – заместительницу Райс по контртеррору Лайсу Монако. Тем не менее, комиссии удалось получить поддержку со стороны главного инспектора Госдепа и, что важнее – главного инспектора офиса Директора национальной разведки.
Поводом для присоединения к расследованию двух профильных государственных инспекторов был третий пласт сомнительно деятельности Хиллари Клинтон, а имеено – пользование частным интернет-сервером для государственных нужд, в том числе для частного общения с официальным и неформальными помощниками по вопросам, являющимся предметом гостайны. Вначале число выявленных писем, имеющих «чувствительное содержание», ограничивалось пятью позже называлась уже цифра 400. Параллель с информационной неряшливостью Петреуса в 2012 году напрашивалась; стали всплывать имена его подчиненных, причастных к темной ливийской истории, когда посол Стивенс, по одной версии, вскрыл нелегальный канал поставки оружия между Бенгази и турецким портом Инджирлик, по другим – сам был замешан в этой контрабанде и устранен конкурентами.
В прессе уже успел сложиться термин «новый Уотергейт», хотя по степени резонансности и по охвату бывшего и действующего чиновничество это дело из трех вышеназванных аспектов – будь оно доведено до конца – вполне потянуло бы на пресловутую «аферу Иран-Контрас», которая помогла в 1980-х годах прославиться одному из ключевых разоблачителей – сенатору Джону Керри. Весьма показательно, что когда председателю избранного комитета по делу Бенгази, республиканцу Трею Гауди, предложили почетный и во всех отношениях привлекательный пост главы республиканского большинства Палаты, он оказался, прямо пояснив, что предпочитает остаться главой комитета по Бенгази – ибо маячила слава, перевешивавшая должностные привилегии.
Будь это дело доведено до конца – или даже отдельный эпизод в части цейлонско-пакистанско-сирийского махинатора, – Россия, как игрок на Ближнем Востоке с десятилетиями опыта и весом дипломатического багажа, получила бы тот «зеленый свет», который ей был остро необходим не для «отвлечения внимания от Украины», как любят рассуждать злопыхатели, а для выстраивания каркаса влияния и доверительных отношений, основанной на фактуре, а не на догадках и конкурентных амбициях региональных политиков и неформальных влиятельных лиц. Для этого был серьезный политический шанс, поскольку расследование клинтоновских делишек было тем «топливом», на котором собирался взлететь единственный конкурент Хиллари с ресурсом широкой популярности (как успели установить – с самым низким отрицательным рейтингом» и с укорененностью в элитах, несмотря на происхождение «из низов», – обаятельный и опытный Джозеф Байден.
О том, что позиция Байдена по Сирии отнюдь е тождественная позиции Хиллари Клинтон, было известно и российским дипломатам, в Москве было известно задолго до его обидной фразы в адрес турецкого руководства, за которую ему пришлось извиняться. Весной 2011 года, когда в Сирии уже начался гражданский конфликт, в «Независимой газете» накануне визита Байдена в Москву проскользнуло упоминание о том – со ссылкой на неофициальный источник – что именно Байден в американском руководстве наиболее терпим к присутствию российских интересов в Сирии, и с ним уместно, на случай повторения в Сирии «твиттер-переворота» по египетской модели, обсуждать сохранение нашей военной базы в Тартусе. Дипломатия периода «тандема», с ее угодливой непритязательностью, была готова удовлетвориться малым, не нарушая «перезагрузочной атмосферы», и была готов на торг в обмен на тогда непонятную перспективу в регионе.
К концу весны 2013 года ситуация в регионе коренным образом поменялись. Смена власти в Иране в пользу заведомо договороспособных элит, с которыми NIAC под кураторством Пикеринга и руководством Триты Парси, американского иранца с зороастрийскими корнями, вел давнюю непубличную дипломатию, открыла для США новые возможности. Ставка обновленного Госдепа на партнерство с Ираном, более того, на превращение Ирана в опорную страну американского влияния, выразилась и в том, что фактически доминирующая в регионе Турция мягко, но решительно «принуждалась к демократизации». Когда ничтожный повод (вырубка четырех деревьев в стамбульском парке Гези для строительства стилизованного под старинные казармы торгового комплекса) вылилась в затяжную протестную кампанию с выходом на сцену всех «уязвимых групп» и «относительно неудовлетворенных» меньшинств всех цветов и оттенков, как в позднюю горбачевскую перестройку, лояльная премьеру Эрдогану пресса опубликовала добытую разведкой распечатку переговоров между тремя лицами – Джоном Керри, экс-послом Турции в США Намиком Таном и послом Великобритании в США Питером Вестмакоттом. Это был очень неслучайный набор имен: Вестмакотт женат на сестре опального (осужденного в США за крупные вексельные махинации в 2009 году, при госсекретарстве Хиллари) американо-иранского финансиста Хасана Немази, который спонсировал сенатские кампании как Керри, так и Байдена, и входил в правление интеллектуального центра National Security Network (NSN) вместе с Ричардом Холбруком, Уэсли Кларком и Сэнди Бергером.
Имя Ричарда Холбрука (Гельбрайха), «архитектора Дейтонских соглашений» вместе с Кларком, в 2009 году «мобилизованного» Обамой с пенсии для выполнения трудной миссии спецпредставителя в Афганистане и Пакистане, и скоропостижно скончавшегося от разрыва аорты после напряженной беседы с Хиллари Клинтон в ноябре 2010 года, неоднократно всплывало в американской публицистике четыре с половиной года спустя – прежде всего в связи с заключением сделки по ядерной программе Ирана. Он не дожил до ключевого этапа этих переговоров, но он вместе с Пикерингом и активом иранского и ливанского лобби в США заложил основы того направления, которая делала ставку на шиитский мир и на строительство оси, соединяющей США, Иран и Индию (откуда был родом Хасан Немази). В канун сессии Генассамблеи ООН, где яркая речь Владимира Путина стала без преувеличения главным событием, никто так последовательно и заинтересованно не оправдывал действия российских военно-космических войск в Сирии, как профессор Джорджтаунского университета Вали Наср – сын иранского богослова Хоссейна Насра, член CFR и старший советник Ричарда Холбрука в период его работы в Афганистане.
Статья профессоров Гордона Голдстайна и Фредерика Лоджволла на портале Politico, опубликованная 6 декабря 2015 года, так и озаглавлена: «Как нам сегодня нужен Ричард Холбрук!» Но это текст, где цитируется высказывание Холбрука «О Джо Байдене будут писать будущие историки», звучит ностальгически, как похороны несбывшихся возможностей. И для этой интонации есть причина – Байден не решился вступить в президентскую гонку. Как говорят инсайдеры, из его уже сформированного и сплоченного избирательного штаба «вышел воздух» во второй половине дня 19 октября. А 22 октября слушания по делу Бенгази обернулись не сотрясением рядов истэблишмента, не импульсом очищения элиты, как это было с делом «Иран-Контрас», а простым выпусканием пара. И еще за день до слушаний (публично Байден объявил об отказе от президентской заявки 21 октября), этот “flop” был уже определенно запрограммирован: как ликующе сообщила Хума Абедин, в кампанию Клинтон, не дожидаясь слушаний, уже посыпались звонки от новых доноров.
И именно 19 октября министр иностранных дел Катара позволил себе немыслимую доселе агрессивную реплику в адрес сирийского коллеги Валида аль-Муалема, грозя войной, хотя и не располагая сколько-нибудь сопоставимым военным потенциалом. Разумеется, он грозил не собственным войском, а собственным влиянием, которое вдруг снова, откуда ни возьмись, восстановилось. Несмотря на то, что за два предшествующих года проект «ихванизации» стран Магриба, прикрытый флером «волшебства» твиттер-и фейсбук- «самоорганизации масс» в арабскую весну, казалось бы, безвозвратно демонтировался и ушел в прошлое вместе с модой на турецкую модель политического ислама.
Можно было заметить, что воодушевился не только глава катарской дипломатии. Воодушевилась весьма влиятельная группа военного истэблишмента с иракским и афганским опытом, связанная карьерой с Дэвидом Петреусом. Военный психолог Тим Харфорд в опубликованной в 2013 году популярной книжке «Через поражения – к победе. Законы Дарвина в жизни и бизнесе» вспоминал:
«Для США ситуация в Ираке стала меняться за несколько месяцев до кровавых событий в Хадите и печально известной пресс-конференции Дональда Рамсфельда. Первые проблески успеха стали заметны весной 2005 г. в городе Таль-Афар. Этот центр контрабанды стал оплотом суннитских экстремистов и базу для прибывающих из Сирии иностранных боевиков, которых там вооружали, обучали и отправляли в разные районы Ирака для борьбы с шиитами, войсками союзников и коллаборационистами (кто вооружал сирийских суннитов еще в 2004 году, не сообщается – К.Ч.). В это время значительная часть армии США в Ираке располагалась в пунктах передового базирования (F.O.B. – forward operating base), где вели жизнь столь размеренную, что к ним быстро приклеилось прозвище «ФОБбиты». Один из экспертов по борьбе с терроризмом назвал редкие вылазки на бронетехнике из таких баз «экскурсиями в ад». Джон Нейгл, служивший в Ираке с 2003 по 2004 г., быстро понял, что на сотрудничество местных жителей рассчитывать не приходится. Некоторые иракцы действительно ненавидели американцев, однако большинство отказывалось от сотрудничества не поэтому, а из чувства страха перед расправой после ухода американских войск». Далее Харфорд воздает хвалу Джону Нейглу и еще одному военнослужащему – полковнику Х, имя которого затем все же раскрывает – Герберту Макмастеру. Эти два человека стали проводить специальные тренировки по налаживанию контактов контингента с иракцами, с изучением и культуры, и быта, и религиозных структур иракского общества. Точно так же действовал, по его словам, еще один способный полковник по фамилии Шон Макфарленд. Харворд вздает им хвалу за то, что они не исполняли формальных инструкций начальства, т.е. высших генералов Рамсфилда, Кейси, Абизаида. Полковник Макфарленд воспроизвел опыт Тель-Афара в городе Рамади; проникая в жизнь иракцев и завоевывая их доверие, они смогли сформировать местные ополчения против «Аль-Каиды». Подчиненный Макфарленда, капитан Трэфис Патрикен, «подружился со многими шейхами Аль-Анбара». Эта татика была оценена новым командующим Дэвидом Петреусом, который тоже действовал «нетрадиционно»: так, «вопреки приказу уволить всех, кто был связан с саддамовской партией БААС, он не выполнил его и оставил на посту недавно избранного губернатора Мосула, несмотря на то что тот был известен своим баасистским прошлым. Кроме того, Петреус нашел правовые основания для того, чтобы открыть границу с Сирией. О 101-й десантной дивизии, когда ею командовал Петреус, ходила шутка, что это единственное воинское подразделение, имеющее собственную внешнюю политику». О своем опыте в Мосуле Петреус высказался весьма образно: «Я сочетал обязанности и президента, и папы Римского».
Когда Тим Харфорд сочинял эту апологетическую главу о «непослушных» офицерах, друживших домами с шейхами, о «нестандартном командире», о его друге-антропологе Дэвиде Килкаллене, говорившем «Будь я мусульманином, я бы стал джихадистом», он еще не знал, что 9 июня 2014 года тот самый баасистский губернатор Мосула, крупнейшего города Северного Ирака, без единого выстрела сдаст этот город группировке «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), а сама группировка удивительным образом овладеет крупнейшим НПЗ и целым парком военного автотранспорта. Когда вышла в свет эта книга, прессе было неведомо о том, что именно в Мосуле между ИГИЛ и пост-баасовской «Армией Накшбанди», основанной шейхами, будто бы сам собою образовался некий симбиоз. Вопрос о том, для чего ему понадобилось втайне от начальства открывать сирийско-иракскую границу, мог быть задан Дэвиду Петреусу на слушаниях по Бенгази, сразу после опроса подследственного «общественника Имада Зубейри. Но ни Зубейри, ни Петреус на слушаниях не присутствовали; испуганный Гауди за несколько дней запретил членам комитета о чем-либо распространяться, а глава республиканского большинства Кевин Маккарти, который покровительствовал Гауди, внезапно отказался баллотироваться на пост спикера Палаты представителей. Отказался не по желанию, в после совершенно откровенного и многостороннего шантажа – от деловых связей до личной жизни.
Зато вышеупомянутый соратник и единомышленник Петреуса и Макмастера Шон Макфарленд, 23 октября, на следующий день (!) после слушаний, был выдвинут на должность начальника Объединенных совместных оперативных сил операции «Непоколебимая решимость» (Combined Joint Task Force – Operation Inherent Resolve, CJTF-OIR). 7 декабря эти коалиционные силы нанесут удар по позициям армии Сирийской Арабской республики в Дейр аз-Зоре, и ошеломленная эмиратская газета «Аль-Арабия» напишет: «За эту зону сражались только правительственные войска и ИГИЛ. Только сирийская армия мешает джихадистам соединить свои владения в Сирии и Иране. Таким образом, удар содействует ИГИЛ».
О том, что именно Петреус дал неформальную «путевку в жизнь» узнику тюрьмы Camp Bucca Ибрагиму Аваду аль-Бадри, ныне известному как Абу Бакр аль-Багдади, итальянская пресса писала еще весной 2014 года. Но сейчас этих вопросов задавать не принято. Слушания закончены. Забудьте.
Неизвестно, о ком напишут больше книг, но в рейтинг «Человек года» аль-Багдади вошел, а Джо Байден – нет. Об аль-Багдади также пишут, что он еще до пленения был завербован спецслужбами Великобритании. Правда, это было нечто большее, чем вербовка агента. В саудовской газете Sabq в прошлом году сообщалось, что в анналах Британского музея «случайно» апокрифическое толкование Корана, где предсказывалось – столетия назад – приход человека по имени аль-Багдади, который является Мессией.
Политическое «обслуживание» ИГИЛ и ее «сердечного согласия» с ихванами, в Египте отправленными в 2013 году обратно в подполье, действительно, осуществляется британской прессой. Так, Guardian в начале ноября инициировала кампанию по дискредитации спецпредставителя ООН в Ливии Бернардино Леона. «Конфликт» интересов, выявленный «борцами против коррупции, состоял в том, что а) г-н Леон получает вторую зарплату от одного из государственных фондов ОАЭ, б) г-н Леон причастен к неофициальной продаже оружия правительству Ливии в Тобруке. Разоблачение послужило поводом для жалобы в адрес Пан Ги Муна от имени главы альтернативного правительства в Мисурате. Это альтернативное правительство сформировано ихванским движением «Рассвет Ливии», которое поддерживает египетское подполье и нашло в этом общий язык с местной организацией ИГИЛ, ряды которой растут в геометрической прогрессии. На следующий день после «близорукой» операции в Дейр эз-Зоре иранские источники сообщили о том, что Багдади находится не в Сирии, а в Ливии. В докладе для СБ ООН, подготовленном накануне, делался тревожный вывод о том, что сколько бы снарядов не было выпущено по ИГИЛ в Сирии и Ираке, мировому сообществу придется рано или поздно открывать еще один фронт – в Ливии.
Упомянутый в тексте Харфорда Джон Нейгл, заслуживший репутацию бравого вояки « в гуще врага», в 2007 был приглашен на должность президента Центра за новую американскую безопасность (CNAS). «Автором идеи» этого компактного, но очень влиятельного и продуктивного интеллектуального центра была советник главы Пентагона Мишель-Анжелика Флурнуа. В 2009 году мадам Флурнуа была соавтором доклада по Афганистану для Барака Обамы в соавторстве с экспертом Brookings Institution Брюсом Риделем, автором статьи «Не надо бояться «Братьев-мусульман», опубликованной 15 января 2011 года и послужившей «аналитическим сигналом» для свержения Хусни Мубарака. Весной 2013 года ее проталкивали на пост главы пентагона – помешала команда Байдена-Керри, и должность занял сенатор Чак Хейгл. Летом 2015 года мадам Флурнуа стала советником кандидата в президенты Хиллари Клинтон по внешней политике, с расчетом на высшую военную должность в США. Почетными сопредседателями CNAS являются Мадлен Олбрайт и экс-министр обороны (в период секретарства Олбрайт) Уильям Перри, также занимающийся вопросами энергонезависимости США в рамках «энергетического проекта» Стэнфорда. В состав правления CNAS его основательница пригласила легендарного экс-гендиректора Lockheed Martin Нормана Огустина, человека, объединившего Lockheed и Martin Marinelli в единый многопрофильный оружейный концерн.
Я «ЯЦ» ИЛИ НЕ «ЯЦ»?
Пейзаж начала декабря 2015 года: на главной странице Foreign Policy – умильно-льстивая рекламная статья о Мишель Флурнуа и ее организационных талантах, над нею – карикатура на Дональда Трампа, популиста-самовыдвиженца, со звериной шерстью на лице – в жанре «боевых перьев» советского журнала «Крокодил» периода советско-финской войны. Накануне губернатор Огайо Джон Кейсич, в списке кандидатов пребывающий на предпоследнем месте, влил бешеные деньги в демонстративную акцию «Dump Trump» (т.е. Трампа – в помойку»), где претензии к популисту сводились не только к его антииммигрантской нетерпимости, сколько к тому, чтоТрамп подозрительно «толерантен к агрессии Путина».
Примечательно, что самые высокие цифры рейтинга республиканского кандидата Трапма приходились как раз на тот период, когда на демократическом поле еще более быстрыми темпами (от нуля до 19% за месяц) росли цифры Джо Байдена. Более того, в конце августа-начале сентября, когда пресс-служба Белого Дома намекнула на благословение Байдену от действующего президента, именитые эксперты двух ведущих американских телеканалов – либерального CNN и консервативного Fox News – раздавали авансы обоим кандидатам. В эфире NBC News только и слышалось: Байден-Трамп, Байден-Трамп, а гендиректора Fox News Роджера Эйлса агитировали идти на выборы вице-президента в паре с Трампом – хотя накануне Трамп довел до истерики дикторшу того же телеканала. Но как только Байден вышел из гонки, Трампа начали буквально выталкивать следом за ним, и те же его неполиткорректные выпады, которые вчера расценивались как милые «приколы», стали приравниваться к «нетерпимости» (bigotry) и «речевому подстрекательству» (hate speech), а Эйлс ретировался в команду Джеба Буша.
У Байдена и Трампа в самом деле было много общего в риторике. Во-первых, главными мишенями обоих были (в эпатажной или мягко-ироничной форме) были Хиллари Клинтон и Джеб Буш, два «династических ставленника». С этим «анти-династизмом» сочеталась, действительно, по-разному обоснованная терпимость к России (с Москвой надо работать, либо Москве не следует мешать). Обоих не жаловала неоконсервативная пресса, в классической форме традиционно произраильская, а если точнее, то настроенная на (прерванный Эрдоганом) желательный альянс Израиля и Турции. Причем если в первом случае недоверие объяснялось достаточно известным проиранским уклоном кандидата, то во втором не объяснялось вовсе никак, но было настолько откровенным, что на конференции Республиканского еврейского конгресса Трамп заявил еврейским активистам: «Я знаю, что вы меня не поддержите, но я без вас обойдусь».
Общественные группы поддержки Байдена и Трампа происходили из принципиально разных «муравейников»: вице-президента жаловали влиятельные прогрессисты, в том числе непосредственно из идеологического центра этого направления – Rockefeller Foundation, в то время как группа политтехнологов Трампа пришла к нему из окружения
братьев Чарльза и Дэвида Кохов, имеющих напротив, репутацию экоскептиков и чуть ли не гомофобов. Однако способ найма – вопрос сугубо технологический, и ак известно на многих примерах, угодная конъюнктуре риторика вполне сочетаема с частными интересами, ей противоречащими. В то время как «прогрессисткая» идеологическая линия превозносит альтернативную энергетику и порицает углеводородную «поллюцию», сам кандидат, не особенно афишируя этот факт, вполне может быть «завязан» в нефтяных интересах. Так, еще в 2013 году достоянием прессы стало присутствие родного сына Байдена и близкого друга Керри в совете директоров компании Burisma, с интересами на Украине. Между тем Koch Industries в этом году обозначилась в списке претендентов на Одесский припортовый завод.
Украина и Грузия стали своеобразными индикаторами расклада сил в противостоянии американских кланов. Борис (Бидзина) Иванишвили в своей кампании против Михаила Саакашвили в 2012 году опирался на медиа-ресурс канала TV9, в совет директоров которого вошел собственной персоной почетный президент CFR Лесли Гелб – то самое влиятельное лицо, которое с марта 2012 года убеждало Обаму пригласить Керри (а не Райс) на пост госсекретаря. Как только клановая конъюнктура в США отворачивалась от Байдена и Керри, так сразу же в Тбилиси активизировалось или Единое национальное движение Саакашвили, ждущее, как манны небесной, возвращения к американской власти неоконсерваторов, либо партия Свободные демократы» Ираклия Аласания, давно «окормляемая» по клинтоновской линии. В свою очередь, раздобытая «Киберберкутом» пленка с голосом Виктории Нуланд, внушающей послу Джефри Пайэтту, что правильный человек в Киеве – не «Клич», а «Яц», вошла в биографию г-жи Нуланд в Wikipedia.
Помощник главного редактора Foreign Policy Джеймс Трауб, рассуждая в статье от 6 ноября о стиле будущего президентства Хиллари Клинтон, сообщает, что ее либеральные коллеги по Демпартии опасаются, что эта политика будет kaganesque. Термин образован от имени Роберта Кагана – супруга Виктории Нуланд, работавшего с Клинтон и в то же время имеющего теснейшие связи с республиканцами-ястребами. Роберт Каган был инициатором восстановления известного своей «ястребиностью» «Проекта за новый американский век» (PNAC) под новым названием Foreign Policy Initiative (FPI). Еще один соучредитель FPI, Дэн Синор, экс-советник посла Бремера в Ираке, вместе с Дэвидом Петреусом вложил средства в израильскую компанию Windward (обработка спутниковых данных о перемещениях морских судов). Об этом израильская пресса сообщила в связи с тем, что еще один партнер этой компании, генерал Габи Ашкенази, подумывал о политической карьере – но вовсе не в «Ликуде», а в номинально левой партии «Еш Атид». Впрочем, для Петреуса право-левые комбинации не впервой – он же без проблем партнерствовал с Хиллари. И появился в этом году в Киеве на саммите Yalta European Strategy (YES) вместе с Шимоном Пересом и особо приближенным к чете Клинтон украинским олигархом, зятем Леонида Кучмы Виктором Пинчуком.
Утечка информации о планах генерала Ашкенази была вполне созвучна слуха м о формировании альтернативной коалиции на выборах в кнессет в составе партий «Кулану» – осколка «Ликуда» во главе с уроженцем Ливии Моше Кахлоном, «Еш Атид» и обиженным на премьера «русским» израильским политиком, экс-главой МИД Авигдором Либерманом. Поскольку одновременно говорилось, что выборы в очередной раз будут внеочередными, премьер Нетаниягу, не желавший уступать кресло, активно занялся поисками точек опоры –в США и не только. Вначале для него стало очевидно, что Джон Керри, вопреки его проиранскому ориентации и пропалестинской риторике, заинтересован в том, чтобы премьером остался именно он. Не только ввиду незаинтересованности в приходе к власти в Израиле петреусовских протеже, но и по той простой причине, что еще один нефтяной интерес Джона Керри сосредоточен на шельфе Израиля, в проекте «Левиафан». На фоне этого очень непубличного компромисса правительство Израиля стало толерантнее и к Дамаску, хотя и не без задней мысли: готовность к согласованию между ЦАХАЛ и российскими ВКС над сирийской границе сочетается с расчетом на легализацию присоединения к Израилю Голанских высот.
План разработки месторождения «Левиафан», с момента его открытия в 2010 году, было предметом конфликта с Турцией в связи с проблемой Северного Кипра: при подписании договора о морской границе Иерусалим и Никосия «беспечно» проигнорировали суверенитет Северного Кипра, не признанный какими-либо странами, кроме Турции.
Энергонезависимость стала актуальнее для Израиля после временного прихода к власти в Египте представителя ихванов Мохаммеда Мурси, инициировавшего пересмотр долгосрочных соглашений по цене на египетский газ для Израиля. Закат власти ихванов был итогом ухода Хиллари Клинтон с поста госсекретаря – и уже по этой причине Израилю есть за что благодарить клан Керри-Байдена: он не помог воцарению генерала аль-Сиси, но и не помешал. С новой египетской властью отношения были также совсем не безоблачными, но как раз в газовой сфере сложился консенсус, чему помогла итальянская корпорация ENI. Когда в Египте было открыто превосходящее «Левиафан» по масштабу месторождение «Зохр», глава ENI Клаудио Дескальци предложил создать единый египетско-израильско-кипрский «энергетический хаб», а точнее – соглашение о совместной добыче, переработке и экспорте. Эти планы Нетаниягу озвучивал в Вашингтоне, и по раздраженной реакции «Аль-Джазиры» можно было легко догадаться, что данные планы отнюдь не устраивают Катар. Не устраивали эти планы и Турцию, и не только из-за Северного Кипра: проект ENI вступал в прямую конкуренцию с турецко-азербайджанским проектом Трансанатолийского газопровода.
Главным источником углеводородов при этом предстояло стать Египту, где стали «обозначаться» крупные корпорации, в том числе российские. Недовольство Катара между тем вполне разделяли американские сторонники «суннитской оси», Роберт Каган на круглом столе в Foreign Policy, не колеблясь, назвал Египет государством, враждебным США (противопоставив лояльной Японии).
Заодно Роберт Каган заметил, что достигнутое усилиями Керри соглашение о заморозке иранской ядерной программы «отвадило» остальные страны региона от планов нуклеаризации. Как выяснилось в середине октября, он был не совсем прав: такие планы высказали, хотя и вполголоса, Объединенные Арабские Эмираты. Такой интерес насторожил стратегов «политики kaganesque» не только по причине противостояния эмиратского семейства Нахаяйн с ихванами. Так случилось, что в один и тот же день в Израиль прибыла делегация российских еврейских деятелей, лояльных Кремлю, среди которых Нетаниягу особо выделил Михаила Мирилашвили, и – вроде бы отдельно от них – президента Грузии Георгия Маргвелашвили, которого принимающая сторона решила свозить на экскурсию на реактор в Димону. Между тем всего четырьмя днями ранее в Грузии состоялся профинансированный Китаем и Азиатским банком развития Форум Шелкового пути, где одним из самых влиятельных гостей был глава Центрального банка Эмиратов.
Можно было представить себе выражение лица Роберта Кагана в этот день – особенно если учесть, что расхвалив накануне японского премьера, он подложил ему колоссальную свинью. Каган проговорился, что Япония – только что в день Хиросимы призвавшая к повсеместному уничтожению ядерного оружия – готовит создание собственной бомбы. Прошло в две недели, и ровно в канун приема Си Цзиньпина в Вашингтоне на портале Carnegie Endowment был вывешен доклад о подозрительном накоплении плутония на японских производственных объектах, явно превосходящим потребности мирного атома.
Что было получено от Китая в обмен за подобный подарок? Крупный контракт с Boeing, вице-президентом которого, напомним, работал Томас Пикеринг.
Осталось только заметить, что подозрительный грузинский визит на израильский реактор имел место 18 октября. Сутки спустя из предвыборного штаба Джо Байдена «вышел воздух». Буквально накануне Байден обсуждал планы кампании с профсоюзными лидерами, но что-то случилось – не иначе как на стол Обамы была положена весьма увесистая докладная записка о неких действиях вице-президента, противоречащих национальным интересам. Кто ее положил на стол?
Взглянем на сводку новостей следующего дня. 20 октября некий школьник «слил» в газету New York Post содержание личной переписки директора ЦРУ Джона Бреннана (экс-главы резидентуры в Саудовской Аравии). Школьник побеседовал и с другой редакцией, сообщив, что ему 20 лет. Сей «второгодник» был грамотен: одно из выложенных писем содержало упоминание о психиатрическом лечении Бреннана, другое представляло собой досье, составленное им на политиков Ирана. А следующей мишенью, как сообщил аноним, должен стать замглавы Пентагона Роберт Уорк. Этот генерал – прямой протеже Lockheed.
Публично сообщая на следующий день об отказе баллотироваться в президенты, Джо Байден при этом заявил, что «не намерен молчать». Хотя обстоятельства «дела Бенгази» на следующий день были замолчаны, а два генеральных инспектора «ушли в кусты», вряд ли эта фраза была случайной.
Во всяком случае, в Киеве к визиту Байдена продолжали готовиться с дрожью. Президент Порошенко вдруг добился восстановления электроснабжения северного Крыма, и соответственно, принадлежащего Дмитрию Фирташу завода «Крымский титан», Более того, лишенный грузинского гражданства Михаил Саакашвили за день до его прибытия выложил компромат не только на премьера Яценюка, но и на партнеров Юлии Тимошенко, присвоивших украинский бизнес Фирташа. Сам же Фирташ, которому прибыть в Киев к этому дню помешал глава МВД Арсен Аваков, из Вены сообщил, что ротация правительства Украины состоится не сейчас, а в феврале 2016 года. К этому времени развалилось как инициировано с подачи главы ФБР (экс-вице-президента Lockheed) «индийское дело» Фирташа о приобретении титановых месторождений (для Boeing) в венском суде, так и дело по иску Юлии Тимошенко по делу «Росукрэнерго» в нью-йоркском.
Так что нельзя сказать, что с уходом Байдена с президентской дистанции его клан сдался. Он еще рассчитывает показать себя, и титано-химический магнат, заводы которого являются неотъемлемым звеном производственной цепочки Boeing, даже называет сроки пребывания «Яца» в премьерском кабинете.
