Конечно, первым отреагировал на эту акцию Тегеран. На официальном сайте Корпуса стражей исламской революции (КСИР — элитные части иранских вооруженных сил) появилось заявление, в котором указывается, что «саудовский режим определенно заплатит высокую цену за казнь шейха Нимра ан-Нимра, которая является бессовестным и безрассудным поступком». Там же подчеркивается, что «мусульмане дадут ответ жестокости и насилию укреплением единства», а «средневековая дикость, проявленная саудовским режимом, представляет собой вопиющее нарушение неотъемлемых прав ан-Нимра на свободу выражения мнения, а также является четким свидетельством того, что такфиристская идеология, которой придерживаются в ИГ, преобладает среди членов саудовского правительства». В ответ МИД королевства вручил ноту протеста послу ИРИ относительно заявлений о смертном приговоре. «Королевство осуждает и категорически отвергает подобные вражеские заявления, которые оно рассматривает как вопиющее вмешательство в дела королевства», — говорится в заявлении дипломатического ведомства Саудовской Аравии. В этой связи саудовский посол в Тегеране был вызван в МИД Ирана, где ему выразили протест в связи с казнью религиозного деятеля.
Казнь проповедника вызвала возмущение не только среди шиитов. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун выразил глубокую встревоженность казнью 47 человек. Власти ряда государств Европы также выразили свою озабоченность, а глава внешней политики Евросоюза Федерика Могерини и представитель Госдепартамента США Джон Кирби заявили, что «казнь Нимра аль-Нимра может спровоцировать обострение противоречий между суннитами и шиитами на Ближнем Востоке».
С такими суждениями не поспоришь, но почему Эр-Рияд пошел на такой демарш? В последние годы Ближний Восток стал ареной борьбы между региональными и внешними игроками. Она развивается сразу по нескольким направлениям: геополитика, в основе которой лежит историческое соперничество главных действующих сил, нерешенные межэтнические проблемы, которые тесно связаны с внутриконфессиональными разногласиями. При этом на ход событий всегда оказывает влияние и роль игрока, что выводит на первую позицию ту или иную проблему, но не в чистой, а в комплексной вариации. Проблема как раз состоит в том, как справедливо подчеркивает бакинский эксперт кандидат филологических наук Наргиз Эфендиева, исторически Ближний Восток не представлял собой сложившейся региональной подсистемы ввиду отсутствия в нем признанных стран-лидеров, способных сформулировать общерегиональную повестку дня и консолидировать вокруг нее большинство местных государств.
После развала СССР США как внешний субъект не смогли окончательно утвердиться в статусе единоличного лидера этой части мира. Появление в этом регионе России в контексте тесного торгово-экономического сотрудничества с Турцией, привело на первых этапах к усилению ее трансформации в казалось бы устойчивую региональную подсистему с лидерской или пространственной структурой, но Анкара не выдержала политическую и психологическую нагрузку. Вместо постепенного выравнивания баланса сил в регионе и участия в переговорных процессах по ключевым вопросам, она втянулась в сирийский кризис и стала активно поддерживать ДАИШ (ИГИЛ — структура, запрещенная в России). Последующий вывод Ирана из режима санкций и международной изоляции изменил возможности региональных игроков, когда из трех центров силы — Турции, Саудовской Аравии и Ирана — роль первого стала заметно ослабевать, а роль — последнего возрастать.
Более того, эпицентр борьбы стал перемещаться в арабский мир, в котором позиции Турции изначально, исторически, нельзя было оценивать как главные и она, продолжая действовать по сценарию доктрины неоосманизма, теоретически могла и может рассчитывать на поддержку только в тюркском, а не арабском мире. В то же время, как пишет Эфендиева, «место Эр-Рияда в системе ценностных координат арабского мира является вторичным по отношению к Каиру, Багдаду или Дамаску», что позволяет другим внешним игрокам осуществлять политику, тактически совпадающую с целями других государств региона. При таком раскладе сил и ходе событий легко было прогнозировать переход эпицентра противоречий в сферу внутриконфессионального противостояния между суннитами и шиитами, поскольку это вело к более широкому региональному охвату, формированию — а при некоторых случаях и укреплению (Иран — Сирия) — среднесрочных или более долгосрочных союзов, но уже в ситуации потенциального расчленения — кроме Ирака, и возможно, Сирии — уже Турции и Саудовской Аравии. Это означает завершение процесса выхолащивания идей «арабской весны», предусматривающих демократизацию режимов в Северной Африке и на Ближнем Востоке в западном представлении, в сторону обретения новых черт в виде формирования государств конфессионального типа.
Не случайно американские эксперты, учитывая разделение региона на два лагеря: представителей шиитской дуги (Иран, Сирия, «Хезболлы», потенциально Ирак и Ливан) и суннитского блока (Турция, Египет, Саудовская Аравия, Катар и другие страны Залива), открыто рассматривают планы по созданию новых государств. Недавно бывший постпред США при ООН Джон Болтон призвал изучить проект государства «Суннистан», которое может появиться на территории Ирака и Сирии вместо ДАИШ. По его словам, оно может быть не только «бастионом как против Асада, России, но против дружественного Ирану Багдада». Добавим от себя: сузить возможности для маневра в сторону укрепления своего влияния для Турции и Саудовской Аравии. Болтон предлагает создать и «Шиистан», состоящий из трех иракских провинций, часть из которых должна объединиться с Сирией, а последняя, в свою очередь, теряет ориентиры на средиземноморское побережье Большого Ливана. Шиитский юг Ирака рассматривается в качестве основы арабского шиитского государства, окружающего большую часть Персидского залива, что нивелирует региональную роль Ирана.
Правда, к проектам американского чиновника многие относятся скептически, но их не стоит сбрасывать со счетов, поскольку передел границ Ближнего Востока с бумаг профильных ведомств США уже переносится на политическую карту региона.
Напомним, что 20 арабских стран — за исключением Бахрейна и Ирака — являются преимущественно суннитскими. Суннизм «исповедуют» и представители многочисленных радикальных течений, воюющих в Сирии и Ираке, в том числе боевики ДАИШ. При этом ход событий у каждого государства региона выявляет — помимо борьбы с ДАИШ — другие внутренние и внешние фронты: в шиитском Иране есть нефтеносный район Хузестан, населенный суннитами. Аравийские монархии называют этот регион не иначе как «Арабистан», и не собираются прекращать борьбу за права местных суннитов. С другой стороны, иранские лидеры считают арабский Бахрейн провинцией Ирана, намекая на то, что шиизм там исповедует подавляющее большинство населения.
Плюс к этому существует еще один фронт суннитско-шиитского противостояния — Йемен, против которого с марта 2015 года Эр-Рияд при поддержке других суннитских столиц ведет масштабную воздушную кампанию. Причем война против хуситов может переброситься и на Ирак. С другой стороны, в борьбе против ДАИШ Москва, Тегеран и Вашингтон фактически стоят по одну сторону баррикад. Вот почему в решении Саудовской Аравии казнить шиитского проповедника Нимр ан-Нимра непросто найти начальную нить, с помощью которой можно было бы распутать существующий клубок региональных проблем. Пока же отметим заметные сопутствующие обстоятельства. Накануне Саудовскую Аравию посетил с визитом президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган. После этого администрация президента США Барака Обамы приняла решение отложить введение новых санкций против Ирана. А после казни аль-Нимра Саудовская Аравия объявила о возобновлении своих военных действий в Йемене против шиитских повстанцев. Одним словом, раскол в мусульманском мире приобретает опасный характер, что может привести Ближний Восток к очередному региональному взрыву.