— Ситуация оказалась лучше, чем ожидалось. Я предполагал, что экономический спад составит 5 процентов, а сейчас это около 3,5 процентов или чуть больше, но в любом случае меньше 4 процентов. Я ожидал спада инвестиций в 16 процентов, а он будет меньше 8 процентов. У нас действительно смогли «прижать» инфляцию — да, за счет кромешной нищеты населения, но тем не менее последние четыре месяца она ниже прошлогодней за тот же период.

— Но ведь происходит рост цен в связи с падением курса рубля?

     — Разгон цен случился сразу, и сейчас они в целом с сентября стоят, хотя где-то растут, где-то падают. Они уперлись в нищету населения, и наступила стабильность. Но это плохая стабильность. У нас очень сильно упало потребление населения — по официальным данным, на 10 процентов. Это то, что называется розничным товарооборотом. Причины тут две. Это и падение доходов населения, и изменение потребительской модели. Люди были расслабленные, брали много кредитов, сейчас кредиты берут мало, надо возвращать старые. Рефинансирование старых долгов, к чему все привыкли, стало затруднительно. Все изменилось. Но главное — неуверенность в завтрашнем дне, а точнее уверенность, что завтра будет хуже, заставляет экономить буквально каждую копейку очень многих. Поэтому, например, закрытие турецкого туризма ударило по туркам гораздо меньше, чем они думают, — россияне все равно уже в таких объемах туда бы не поехали.

Но эти 10 процентов, если посмотреть, как они разверстываются, это очень серьезно. У нас традиционно существует примерно двукратное официальное занижение инфляции. Может, даже больше. То есть на самом деле речь идет о снижении потребления на 20 процентов. Однако у нас монополизированная и коррумпированная экономика, или, как говорят наши официальные лица, в ней есть структурные несовершенства. Действительно, монополии и коррупция — это структурные несовершенства, точно так же, как отрывание головы формально — членовредительство. Так вот с учетом этого верхние 5 - 10 процентов общества не беднеют никогда, а верхние 5 процентов вообще всегда богатеют. Это значит, что остальные 90 процентов беднеют уже не на 20 процентов, а на 30 процентов. Но и эта цифра неравномерно распределена. Те, кто жил на прожиточный минимум, так на него и живут.

— Да, складывается впечатление, что удар пришелся именно по среднему классу, людям, которым удалось выйти на уровень более или менее комфортной жизни.

— Да, это так. И есть еще одна существенная проблема, которая в статистике доходов не учитывается совсем, а в учете потребления учитывается не сильно. Дело в том, что наша богатая, обеспеченная часть общества привыкла потреблять на Западе или в крайнем случае на Юге, но в любом случае в валюте. Поэтому, чтобы сохранить прежний уровень жизни, им нужно удвоить свои рублевые доходы. Это значит, что коррупционная нагрузка на экономику выросла везде, где это теоретически возможно. В итоге малый и средний бизнес вычищают в две метлы. Во-первых, сжался спрос, и те мелкие ниши, которые не интересовали крупный бизнес, теперь стали для него жизненно важны. И крупный бизнес вычищает малый и средний из всех углов и пор нашего экономического организма. Крупные корпорации, во-первых, обладают инфраструктурой, а во-вторых, они обладают достаточным влиянием, чтобы пролоббировать тот или иной нормативный акт, после которого малому и среднему бизнесу останется просто вешаться.

И второе — это усиление коррупционного давления. То есть у меня сжался спрос — причем он сжался не на 30 процентов, а сильно больше, потому что еще забрали свою долю крупные корпорации. А вдобавок мне и платить нужно больше. Причем чем более цивилизованным был малый и средний бизнес, тем хуже ему приходится. Потому что он даже в тень уйти не может — они уже оттуда вышли, и обратно уйти сложно. Просто так перестать платить налоги нельзя, если ты добросовестный налогоплательщик.

«СУДЯ ПО НАШЕЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКЕ, У НАС ГОСУДАРСТВО ХОЧЕТ НЕ ИМПОРТОЗАМЕЩЕНИЯ, А МАЙДАНА»

— Если посмотреть на ситуацию по отраслям, как сказывается нынешняя ситуация? Кому стало хуже, а кто может получить новые шансы?

— Хуже всего тем, кому нужны инвестиции. Когда мы говорим, что импорт уменьшился на 25 - 30 процентов, мы должны понимать, что это импорт инвестиционный. Все, что связано с инвестициями, в такой ситуации умирает. Это строительство, машиностроение. Нормально себя чувствуют те, кто работает на экспорт. Например, наши нефтяники. Цена на нефть упала, но и рубль девальвировался, и хотя полностью скомпенсировать потери баш на баш не получилось, но как минимум у них есть гарантированный спрос. То же самое с металлами, с углем, особенно в связи с украинскими событиями. Серьезная ниша появилась в сельском хозяйстве.

— В связи с ростом цен на импортное продовольствие и санкциями?

— Да, с одной стороны, импорт стал дорог. А с другой — экспорт стал выгоден. Например, зерно — мы хоть и потеряли турецкий рынок, но я надеюсь, что мы выйдем на какие-то другие рынки с нашим зерном.

— А как быть с овощами, которые мы традиционно уже импортировали из той же Турции? Мы можем сами их выращивать в России?

— Этот рынок нам обеспечивали Турция и Китай, который решает вопрос нужных объемов с помощью химикатов. Теоретически мы можем все это выращивать и сами. Но для этого нужна поддержка хотя бы на уровне местной власти. Вот в Краснодарском крае сейчас развертывают теплицы. Но урожай они дадут только в следующем году в самом лучшем случае. Сейчас они проблему не решат.А с Турцией будет все решаться как обычно. У нас был случай уже, когда оттуда запретили ввозить землянику. В итоге у нас вдруг на рынке появилась азербайджанская земляника, которая, конечно, не имела никакого отношения к Азербайджану, но вот сколько ее раньше шло из Турции, столько стало идти оттуда. То есть ситуация будет как с «белорусскими креветками».Из своих у нас в связи с импортозамещением «выстрелили» молочная промышленность, производство сыра.

— И при этом «выстрелило» потребление этими отраслями пальмового масла. Вопрос в качестве этих продуктов, пока оно часто оставляет желать лучшего.

— Да, пармезан у нас пока плохой. Сыр — это культура, это технологии. Тот сыр, который я сейчас иногда в магазине покупаю, моя мама такой на кухне делать умела. Но я сейчас говорю не про качество, а про объемы.Из сельхозотраслей у нас пошло вверх свиноводство. Его ведь задавило вступление в ВТО. У свиноводов рентабельность упала ниже ставки кредитов Сбербанка — и это еще лучшие, современные хозяйства, а у многих в ноль, у подсобных хозяйств — вообще в минус. Кстати, у нас после этого стремительно распространилась чума свиней. Как мне кажется, это тоже был такой способ избавиться от малого и среднего бизнеса. Но сейчас отрасль снова на подъеме — благо свиньи плодятся быстро.Однако везде, где требовалась хоть какая-то поддержка государства, мы не увидели ничего. Это проблема правительства Медведева. В начале 2000-х у нас Греф собирался стимулировать инвестпроекты. И для тогдашнего минэкономразвития стало удивительным открытием, что на разработку инвестпроекта нужно время, около года. Сейчас шоком стало то, что для импортозамещения нужна нормальная рабсила, получившая хорошее образование, а не сдавшая ЕГЭ. Нужны доступное подключение к инфраструктуре, нужны либо свободные производственные мощности — которых, как в 2008 году, уже нет, — либо доступные кредиты. Нужен рынок сбыта, ведь если импортозамещение сводится к переориентации с Европы на Китай, это не импортозамещение, а вестернозамещение.

— И ведь производителям действительно так, наверное, проще — наладить каналы поставки из других стран?

— Вот, например, кто-то продавал норвежского лосося. Но мне как продавцу будет проще продавать теперь рыбу, выловленную около берегов Чили, или как-то организовать поставки европейской через Беларусь, переклеивая этикетку, или что-нибудь еще придумать, чем строить рыбохозяйство здесь, которое окупится, как буровая платформа, только через 8 лет. А за это время меня просто посадят, причем посадит мой кредитор, как только у меня что-то начнет получаться. Таких прецедентов у нас много.

— То есть государство хочет импортозамещения, но каких-то реальных мер для этого не предпринимает?

— Судя по нашей экономической политике, у нас государство хочет не импортозамещения, а майдана. Если посмотреть на реальную социально-экономическую политику, то слово «импортозамещение» — это уже такое же ругательство, как «инновации», как «модернизация». И другие медведевские «и». А все остальное — это разрушение социоэкономической системы и провоцирование майдана.

«ЗАПРЕТИТЬ ВОРОВАТЬ ЗНАЧИТ ОГРАБИТЬ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ПРАВЯЩЕЙ ТУСОВКИ»

— Было послание президента. Ждать какой-то радикальной модернизационной программы не приходится, но ряд мер был объявлен: увеличить долю отечественных производителей в госзакупках, перестать «кошмарить» бизнес со стороны следственных органов и так далее. Вот эти меры, предложенные президентом, они действенны?

— Это косметика. Мы человеку, у которого температура 40, делаем макияж. Это, конечно, хорошо, но туберкулез лечится по-другому. А самое главное, что даже этот макияж не делается, о нем просто «размовляют». У Путина замечательный черный юмор. Каким надо быть юмористом, чтобы говорить слова «Я дам поручение правительству».

— Оно и прошлые поручения не особенно выполняло...

— Вот «майские указы», послевыборные, подписаны в 2012 году. Уже 3 года правительство занимается их саботажем. Причем самым разнообразным. Особенно мне понравилось, как в какой-то год правительство заявило, что у него нет триллиона рублей, чтобы направить на эти цели. При этом ровно за тот же самый год неиспользованные остатки на счетах федерального бюджета, а это деньги правительства, выросли на полтора триллиона. То есть у меня некуда девать полтора триллиона, а я говорю, что у меня нет средств выполнить поручение моего начальника. А начальник это терпит. Его просто три года подряд посылают в известном направлении, а он продолжает этим же людям раздавать поручения. Будут посылать и дальше по еще более извилистому маршруту.

— Если говорить о послании, то были там моменты, вызывающие особое недоумение. Когда внезапно президент от ОНФ узнает о злоупотреблениях на местах. Или узнает о закрытии школ и больниц, хотя это происходит вполне в соответствии с программой бюджетной оптимизации, которая давно идет по плану. Но ведь не в интересах Путина, чтобы это недовольство людей, особенно в таких сферах, росло. Однако такое ощущение, что делается все для провоцирования в обществе именно таких настроений.

— Я с большим уважением отношусь к интеллектуальным способностям Шувалова, Голодец, Дворковича, Улюкаева. Они не идиоты, они просто делают свое дело. На мой взгляд, это дело — организация в России майдана. В итоге этого майдана с Путиным будет то же самое, что и с Каддафи. И Путин это понимает, он производит впечатление умного человека. Но человеку свойственно не думать о плохом. Вот статистически значимый процент людей с диагнозом онкологии не лечится — они тоже не хотят думать о плохом.С другой стороны, что значит «заниматься развитием» — это значит не просто «разруливать» процессы и реагировать ситуативно. Не думать «Ой, у нас самолет сбили, ну мы сейчас ответим», а думать, кто за этим стоит, для чего это было сделано. Это как кошку бьют половой тряпкой, она воюет с этой тряпкой, а не с человеком, который ее держит в руках. С человеком этим она мурлычет и просит еды у него.Заниматься развитием значит начать перемены, а к чему это приведет, никто не знает.

Больше развиваться — это значит, если сказать грубо, меньше воровать. А запретить воровать значит ограбить большую часть правящей тусовки. Но президент же у нас демократ и гуманист, и это две его главных беды. Демократ он потому, что слушает людей, которые вокруг него, а гуманист потому, что их жалеет. Мы в России вообще гуманисты — проявляем гуманность к преступникам, не понимая, что проявляем тем самым жестокость к их жертвам, особенно будущим.Ограбить правящий класс не просто, они будут сопротивляться, а у них есть для этого ресурсы. Лишить их этих ресурсов значит лишить их социального капитала, положения, политического влияния. То есть ограбить не только материально, но и институционально, и социально. И они все равно будут сопротивляться. Но даже если этих убрать, то на их место ведь нужны новые. И пока эти новые будут найдены и будут еще совершать свои ошибки, страну ждут нелегкие времена. Можно вспомнить, что творили сталинские назначенцы, пока методом тыка не была найдена эффективная команда.Главное, все это значит для руководителя страны начать жизнь с чистого листа. А ведь с этими людьми он прожил если не всю жизнь, то полжизни или четверть. Выкинуть их и набрать неизвестно кого? Новые ведь будут во многом действительно хуже. Нынешние хотя бы родились в СССР, у них была какая-никакая прививка гуманизма, ответственности, управленческих навыков. А брать придется жертв ЕГЭ.И еще это будут 10 лет напряженной работы, по степени трудности сравнимые с периодом с 1999 до конца 2004 года.

— То есть вариант таких перемен весьма маловероятен. Так чего же ждать в следующем году в продолжение нынешних тенденций?

— Ждать еще большего сжатия спроса. Еще на 30 процентов. Это уже будет «донышко», и вопрос, сможем ли мы это выдержать, и как долго. Потому что это уже будет падение в 2 - 2,5 раза по отношению к докризисному уровню (то есть до лета 2013). Есть бизнес, который в таких ситуациях будет процветать на разрушении систем жизнеобеспечения — это врачи, нянечки, учителя, сиделки. Бизнес, связанный с новыми технологиями, с интернетом. Только производиться ничего у нас не будет, в лучшем случае — ремонтироваться.До конца июля следующего года мы доживем, а вот что дальше — непонятно. Мы влезли очертя голову в Сирию, как я сильно подозреваю, не думая ни о чем. Вот я недавно узнал, что решением Медведева был несколько лет назад расформирован аппарат главного военного советника в Сирии. То есть институт, который собирал информацию о том, что там происходит.И в Сирии мы будем ощетиниваться, а нас будут все подставлять. А главное, мы там никому не нужны, потому что никто не понимает, что мы там собственно делаем — мы четыре года сдавали Асада, а теперь вдруг ему стали оказывать такую поддержку. Мы подхватили сирийскую армию в последний момент. У нас есть логика наша, но даже израильтяне не понимают ее. Мы считаем, что надо уничтожать граждан РФ, завербованных в ИГИЛ, подальше от нашего государства.

  «ЛУЧШЕ ИМЕТЬ ПОД БОКОМ ПЛОХУЮ ТУРЦИЮ, ЧЕМ ХОРОШУЮ ЛИВИЮ»

— А это не асимметричный ответ по Украине и игра по отношению к Западу?

— Конфликт с Западом начался не сейчас, а с истории со Сноуденом и того, что мы помогли Обаме не допустить интервенции в Сирию. И противники Обамы во главе с Хиллари Клинтон нам этого не простили. Любое действие имеет много причин и много следствий. Сейчас они к нам в Сирии привыкают — не знают, чего от нас ждать.

— Разве тех, от кого неизвестно чего ожидать, не опасаются?

— Эрдоган не опасается. Он с большим удовольствием сбил наш самолет, причем летчика убили никакие не туркоманы, а «Серые волки», организация, плотно взаимодействующая с турецкой армией. Но в целом это была операция против Эрдогана, потому что он, как всякий центрист, балансировал среди разных сил, и в частности очень «прижал» своих военных, были арестованы несколько сотен человек. И военные теперь поставили его перед фактом вот этого инцидента. А теперь Эрдоган сам закусил удила. Он хотел нас наказать, но можно было обеспечить его предсказуемость, оговорить красные линии, то есть сказать, что вот будут санкции, но если вы сделаете вот это и вот это, то мы помогаем курдам — и не так, как американцы сейчас, а как Советский Союз в свое время — и признаем независимый Курдистан. А если закроете проливы, то мы свой газ не будем поставлять и сделаем так, что и от других его нельзя будет получить. То есть договориться о правилах холодной войны, правилах конфликта. Объяснить ему, что его сейчас подставляют, делают марионеткой. Ведь первое, что сделали американцы: они не только поддержали курдов, они стали давать деньги понтийским грекам и турецким армянам. Это работа на дезинтеграцию Турции. Я очень плохо отношусь после событий с нашим самолетом к Эрдогану, Путин его назвал предателем, и это серьезное слово. Но лучше иметь под боком плохую Турцию, чем хорошую Ливию. А американцы ведут дело к превращению Турции в еще одну Ливию.

— А как быть бизнесу, который работает с Турцией?

— Турки не будут наказывать российский бизнес, работающий на территории Турции. В крайнем случае проблемы могут быть только у чего-то крупного вроде Сбербанка, но не у рядового бизнеса, особенно из тюркских российских регионов. Идеология возрождения Османской империи, характерная для сегодняшней Турции, говорит, что все тюркские народы — это свои люди. Компаниям, работающим с Турцией, придется свой бизнес теперь ограничивать, но это то, что называется «страновые риски».

— Второй аспект, связанный с Турцией, — евразийская интеграция. Предполагалось, что раз эта интеграция развернута на восток, то как раз важную роль в ней должны играть в том числе и Турция, и страны Средней Азии, на которые она имеет влияние. Как скажется на этом нынешний конфликт?

— Во-первых, сама евразийская интеграция. У меня есть гипотеза, что ее долго блокировали сами лица, ответственные за это, например, Христенко. Но сейчас он будет заменен людьми, которые не имеют опыта интеграции вообще — его сменит на посту представитель Армении, а у таких управленцев просто нет опыта работы с экономиками объемом в десятки миллионов жителей. Нас, конечно, ждут сложности. На фоне этих управленческих проблем конфликт с Турцией — это просто подарок для их прикрытия. Как санкции Запада были подарком для российской бюрократии.Что касается влияния Турции на другие страны, имеющие отношение к евразийскому проекту, — их участие и интерес к евразийскому союзу мотивированы экономической выгодой, в отличие от Турции, которая сейчас совсем другие мотивы имеет. Так что вряд ли они именно из-за Турции поменяют свое отношение. Но у них появится способ у Турции вымогать деньги.

«ПРЕДСТАВИТЕЛИ ТАТАРСТАНА МОГУТ СТАТЬ УЧАСТНИКАМИ ЧЕЛНОЧНОЙ ДИПЛОМАТИИ»

— Может ли Татарстан стать точкой для проведения каких-то российско-турецких переговоров для начала урегулирования кризиса?

— Представители Татарстана могут стать участниками челночной дипломатии — приехать в Турцию и сказать, что могут передать руководству РФ какие-то месседжи, только реальные, не те, которые на камеры говорятся. И что готовы передать ответ Путина, каким бы он ни был. Это то, чего не хватает острейшим образом. Даже встречи министров сейчас не помогут — они под прицелами телекамер происходят, и там дипломаты не могут ничего сказать содержательно. Нужен уровень неформальной дипломатии. Как у нас всегда было с американцами. И здесь представители Казахстана и российского Татарстана подходят на эту роль идеально.Они должны обратиться в Москву и сказать, что могут это сделать. Если сверху действительно хотят узнать, что в Турции на самом деле думают. И наоборот, донести до Эрдогана, что его проблема — не злые русские, а американцы, которые планомерно готовят ему развал страны.