25 августа Сербия и Косово заключили двусторонние соглашения при медиаторстве Могерини. Многие назвали эти договоры «вехами», способными преодолеть противоречия и урегулировать конфликт. Однако такие выводы были, мягко говоря, преждевременными. В соглашениях закрепляется определенная автономия за сербами, которые проживают в северной части Косово; возобновление движения по контролируемому сербами Ибарскому мосту через реку, разделяющую пограничный город Митровица на албанскую и сербскую часть; Косово получает собственный телефонный код, а сербская община – право решать местные вопросы в области экономики, здравоохранения и образования. Выгоды от соглашения получают обе стороны: для Косова это соглашение – надежная система электроснабжения из Сербии, телефонная связь и свобода передвижения; а сербская община благодаря ему сохраняет тесные связи с Сербией.

Тем не менее после окончания переговоров лидеры двух стран не поменяли своей политической риторики. Вернувшись домой из Брюсселя, каждый из них заговорил о своем. При этом и премьер-министр Сербии Александр Вучич, и его косовский коллега Иса Мустафа объявили себя победителями переговоров, и у каждого из них свое понимание этой «победы». Мустафа увидел в соглашении распространение суверенитета Косово на всю территорию. Вучич подчеркнул, что от соглашения выигрывает сербское население Косово, которое будет получать финансовую поддержку Сербии без таможенных пошлин и сможет создать свои органы власти в виде муниципалитетов.

Помимо разной интерпретации ситуацию осложняют и другие факторы. И в Сербии, и в Косово они вызвали негативную реакцию у радикальной оппозиции, что и привело к нынешним протестам в Приштине. К тому же, препятствуют реализации и преступные группировки, которые выигрывают от нынешнего положения дел. Директор Форума этнических отношений в Белграде Душан Янич отмечает также структурные проблемы, подчеркивая слабость Сербии и неокончательную сформированность Косово как государства. Кроме того, население обеих стран слабо информировано о содержании договоренностей, что создает благоприятные условия для спекуляций.

Роль Запада: от переговоров к давлению

Ни Европа, ни США не могут оказаться в стороне от этого вопроса. Для США вопрос Косово является одним из наиболее важных в европейской политике, хотя открыто они не вмешиваются в данную проблему. Тем не менее известный дипломат Владислав Йованович отмечает, что у американской стороны высокая заинтересованность в этом вопросе, как минимум потому, что на территории Косово расположена крупная военная база Бондстил, которой они могут временно распоряжаться. С признанием Косово они могут продлить свои обязательства по базе и в дальнейшем использовать ее, в противном случае это решение может оказаться под вопросом. Дипломат также предполагает, что США поддержкой Косово в противовес православной Сербии пытаются преодолеть свой негативный имидж в исламском мире. Кроме того, с помощью этого они пытаются вытеснить Россию из балканского региона и лишить ее какого бы то ни было влияния.

Вне зависимости от того, прав Йованович или нет, в октябре давление ЕС на Сербию возобновилось. Европейская служба внешнеполитической деятельности направили Совету министров ЕС предложение открыть 35-ю главу досье по присоединению Сербии к союзу, суть которой заключается в урегулировании проблем с Косово. Проект этой главы был раскритикован Белградом, поскольку по мнению Вучича, документ предполагает еще худшие условия, чем формальное признание Косово. Документ также содержит массу уловок, которые подводят Сербию к признанию независимости Косово, а также передачу энергоснабжения региона в руки Приштины, что для Белграда недопустимо.

С другой стороны, в октябре ЕС подписал соглашение о стабилизации и ассоциации с Косово, что также вызвало бурю критики в Белграде. Директор канцелярии по Косово и Метохии в правительстве Сербии Марко Джукрич заявил, что эти соглашения не делают из последнего государства. К тому же сам формат договора отличается от тех, которые заключаются с признанными странами, поэтому по мнению политика, это только подчеркивает отсутствие государственного статуса у их «южной автономии». Однако, скорее это связано с тем, что не все страны Евросоюза признали Косово, поэтому переговоры ведутся от лица ЕС в целом.

Пока ЕС и США вершат судьбы мира и проводят переговоры, Косово постепенно перестает выполнять уже имеющиеся договоренности. В ноябре Конституционный суд края приостановил действие соглашения, предполагающего создания сообщества муниципалитетов с сербским большинством населения. А этот договор рассматривался сербской стороной как самый большой успех переговоров. Сделано это было в связи с протестами радикальной оппозиции, которая в январе возобновила свое наступление на косовские власти. Эти недовольства Запад в расчет не берет, еще больше накаляя обстановку в регионе.

Продолжая эту линию посол США в Сербии Майкл Кирби сказал, что нормализация отношений между Приштиной и Белградом невозможна без членства Косово в ООН. Он отметил, что это не значит, что Сербию просят признать Косово, хотя очевидно, что по сути между членством в ООН и признанием государственного статуса стоит знак равенства. В интервью РИА "Новости" Вучич отметил, что это противоречит интересам Сербии, политика которой в этом вопросе отличается от США. Они также отметил сложность переговоров, однако менять политику он не намерен.

Все это привело не только к возобновлению протестов в Приштине. Известный сербский журналист Мирослав Лазански открыто высказал, что вернуть Косово помогут только военные действия, потому что сербские власти упустили момент. Сербии, по его мнения важны не люди, проживающие там, а территория и полезные ископаемые, а нынешние политики этого не понимают. Несмотря на всю радикальность этой точки зрения, она отражает точку зрения сербской оппозиции, которая так же, как и косовская, не намерена сдаваться. Таким образом, давление Запада не помогает наладить отношения Белграда и Приштины, но и обостряет внутренние противоречия.

События в Приштине – это только начало

Акция трех оппозиционных партий «Самоопределение», «Альянс за будущее Косово» и «Инициатива за Косово», которая 9 января привела к поджогу здания правительства, свидетельствует о том, что до окончательных соглашений еще далеко. Косовские оппозиционеры недовольны не только соглашениями с Сербией, они также выступают и против договора об определении линии госграницы с Черногорией. Рамуш Харадинай, лидер «Альянса за будущее Косово» призвал народ выступать против «наносящих ущерб» соглашений и настаивать на отставке правительства. Радикальные настроения сильны как в Сербии, так и в Косово, и их игнорирование может иметь далеко идущие негативные последствия. Запад в очередной раз отказывается понимать то, во что он ввязывается, тем самым только ухудшая сложившуюся ситуацию. То, что полиция Косово сумела оттеснить демонстрантов в этот раз, не говорит о том, что эти события не повторятся. Формальные процедуры, какими бы они ни были идеальными, к сожалению, не смогут разрешить комплекс противоречий, сложившихся в регионе, а от давления на местные власти меры эффективнее не станут.

Почти все хранилища ранее располагались над землей, но теперь эксперты обнаружили по меньшей мере пять подземных хранилищ, а еще четыре находятся в стадии строительства, пишет Reuters со ссылкой на местные средства массовой информации и аналитиков.Эксперты отмечают, что правительство стремится сделать систему SPR разносторонней, так как это увеличивает запас прочности.

Несмотря на стоимость создания подземных сооружений и необходимость бурения, строительство подземных SPR может оказаться на 75% дешевле наземных резервуаров, в основном за счет стоимости земли в прибрежных районах и более простых мер безопасности.Наземные сооружения строить быстрее, но подземные дешевле, они имеют меньшие экологические риски и являются более безопасными.

Под землей планируется хранить около 130 млн баррелей, что будет составлять почти четверть от целевого уровня SPR в 550 млн баррелей, который должен быть достигнут к 2020 г.

— На данный момент я проинтервьюировал 1400 человек. Вокруг города Дохук (иракский Курдистан), где мы открыли офис, располагаются 24 лагеря беженцев, и в каждом находятся примерно 18 000 человек. Люди до нас добирались автобусом, иногда мы забирали их сами. У нас есть список бывших пленников, он составлен по данным, собранным курдским правительством, губернатором провинции, НКО и нашим собственным. Если человек бежит из плена ИГ, как правило, он оказывается в Курдистане, и там его регистрируют. Мы можем сказать, что у нас есть 95% имен бывших пленников. В Курдистане живут примерно 5,5 миллионов человек, и к ним присоединились еще 1,5 миллиона беженцев. На данный момент через плен прошли примерно 7 тысяч женщин, около 2 тысяч сейчас на свободе, но около 5 тысяч все еще в рабстве.

3 августа 2014 года боевики захватили Синжар. Правительство земли Баден-Вюртемберг увидело эту бойню и геноцид и сказало: «Мы должны что-то делать». Они пригласили меня консультантом. Мы с коллегой поехали в Курдистан, чтобы собрать информацию. А затем мы создали эту программу. Мы обследуем, отбираем и вывозим в Баден-Вюртемберг женщин и детей — которые были в плену у ИГ, которые физически или психически травмированы, которые умрут, если не помочь им.

Около 96% участниц нашей программы — женщины, которые были изнасилованы в ИГ неоднократно, более 10 раз. Последняя женщина, которую я обследовал в декабре, была продана около 40 раз и 40 раз изнасилована. В нашей программе есть и христианки, и шиитки, и фейли, но абсолютное большинство этих женщин — езидки.

Я хочу, чтобы вы поняли: речь идет не просто о террористической организации. Речь идет об исламизированной организации с фашистской идеологией. Для ИГ все езиды, какаи, сеншиа, фейли — все религиозные меньшинства на их территориях — не являются людьми. А если кто-то не человек, с ним можно делать что угодно. Речь идет о систематическом геноциде, а не о том, что один боец ИГ хочет изнасиловать женщину и удовлетворить свои половые инстинкты. Они это делают систематически. У них существуют правила, как нужно насиловать женщин. И они делают это именно потому, что не считают их людьми.

Я обследовал изнасилованную девочку девяти лет. Ее шесть или семь раз продали и изнасиловали. Девять лет! Моей дочери десять. Одна женщина приедет в Германию 26 января вместе с двумя детьми. Ей 26 лет. Я обследовал ее в декабре. Она была в плену. Она видела, как всех мужчин ее семьи казнили: ее мужа, ее отца и еще 21 родственника мужского пола расстреляли у нее на глазах. Потом ее многократно продавали, и в результате она со своими детьми оказалась у одного бойца ИГ. Детей было трое — одной девочке 2,5 года, второй 5 лет и еще семилетний мальчик. Этот боец приказал женщине учить каждый день один стих Корана. Она плохо говорит по-арабски, ее родной язык — курдский, и она делала ошибки. Он много раз бил ее, но она все ошибалась. И однажды он так рассвирепел, что взял младшую двухлетнюю девочку и большую жестяную банку, в которых там обычно хранят сливочное масло и засунул этого ребенка туда. И выставил на солнце. И в этой жаре… В Ираке бывает иногда жара 60—70 градусов… Эта банка с ребенком висела 7 дней, в наказание матери за ошибки при изучении стихов Корана.

Она не могла достать ребенка из жестянки, потому что он пригрозил, что убьет остальных детей, если она это сделает. Один раз в день матери можно было вынести ей еду, но поскольку было очень жарко, девочку сразу рвало. Через 7 дней этот боец ИГ достал девочку и опустил ее в ледяную воду. В жестянке было 60—70 градусов — и вдруг ее опустили в ледяную воду. Когда это произошло, у нее выскочил один глаз. После этого он так бил двухлетнего ребенка, что переломил спину, просто сломал позвоночник. Ребенок прожил еще два дня в мучениях и умер.

Тогда женщина сказала, что хотела бы похоронить своего ребенка. Этот боевик отобрал у нее тело и подкинул… Ребенок был уже мертв, тело стукнулось об пол. Сказал: «Все люди, не относящиеся к исламу, должны так умереть». А еще через два дня он привязал ее семилетнего сына веревкой за руку к машине и сказал: «Я буду тащить его за машиной, пока он не умрет, если ты не позволишь, чтобы я тебя изнасиловал. Если ты будешь сопротивляться, я убью твоего сына».

Она сказала: «Я хотела спасти своего сына, поэтому дала себя изнасиловать. У меня не было выбора». Она говорит: «Я могу принять, что мой муж убит, мой отец убит, но то, что моего ребенка убивали семь дней я не могу ни принять, ни убрать из своей памяти, я каждый день вижу свою малышку…» И эти дети, 5 и 7 лет, тоже все видели своими глазами: как убивали их сестру, как насиловали мать, и они тоже имеют теперь «особенности поведения». Их психика разрушена. И это только одна история из 1400, которые я услышал. И иногда это намного страшнее, чем вообще можно себе представить.

Мы не привозили детей без родственников в Германию. Ту девяти­летнюю девочку из Курдистана, которую насиловали, мы привезли вместе с тетей, перед этим тетя оформила опекунство. Дело в том, что, если мы привезем в Германию несовершеннолетних детей без родителей, служба опеки тут же заберет их у нас и отправит в больницу или в приемную семью. Немецкие семьи не знают курдского, дети боялись бы их и не могли бы общаться. Поэтому всегда приезжают ребенок и взрослый. В одиночку — нет.

Езидок или христианок привозили в Талль-Афар или в Мосул. Но перед этим пленных сортировали. Сначала отделяли мужчин — их убивали; потом — женщин постарше, потом — женщин с детьми; потом — незамужних и молодых, и мальчиков в возрасте 8—14 лет, из которых позже делали малолетних солдат. По нашим данным, сейчас примерно 1100 мальчиков находятся в рабстве ИГ и используются как малолетние солдаты.

Сначала молодых незамужних девушек привозили в Талль-Афар, в Мосул или в Ракку. В этих городах главные крупные рынки рабов, были и мелкие в небольших населенных пунктах. Там девушек разглядывали люди из армии ИГ, а также покупатели из Саудовской Аравии, Египта, Катара, Туниса и Турции. С лица снимали покрывало, выбирали и покупали. В Мосуле есть, например, кинотеатр «Галакси», там разместили 300 женщин, по вечерам туда приходили покупатели. Не все они были боевики. У некоторых просто был контакт с ИГ, они приезжали, выбирали себе рабов и увозили их. Мы не знаем, где сейчас находятся эти женщины.

Солдаты ИГ часто получали женщин в подарок или могли купить за небольшие деньги, если хорошо сражались. Такой мужчина 2—3 недели насиловал женщину, а потом говорил: «Ты мне надоела» — и перепродавал. Многих женщин перепродавали по 10—12 раз. Потом боевики ИГ поняли, что родственники этих женщин готовы их выкупать.

Таким образом, возник рынок выкупа, появились посредники между ИГ и езидскими семьями. Они сначала едут в ИГ, предлагают 10 тысяч долларов, потом связываются с семьей и берут деньги за посредничество. Например, посредники из Сирии встречаются в турецком городе Урфа с родственниками пленницы из турецкого Антепа, забирают деньги, отдают им женщину. Система работает, деньги идут в ИГ.

Но это не только бизнес. Систематическими изнасилованиями хотят разрушить общество, надругаться над честью этих людей, сделать их пассивными.

ИГ — враги истории человечества. Вы видели, как они кувалдами разрушают памятники Пальмиры? Они разрушают коллективную идентичность человечества. Для них истории до ислама не существует. Они начинают разрушать курдское общество с детей. Сначала они отправляют захваченных детей на три месяца учиться исламу, а потом их учат убивать. Когда кому-то отрубают голову, детей принуждают смотреть на это. Есть видео, на которых видно, что после этого дети сами начинают стрелять. Это система страха. Перед тем как отправить детей в настоящий бой, их посылают в город в качестве полиции нравов. Они шпионят на улицах, следят, чтоб все вели себя в соответствии с правилами ИГ. И будущее курдской нации разрушается, детей делают убийцами.

Должен сказать еще об одном. Многие рабыни беременеют. Газета Bild сейчас публикует отрывки рассказа Ширин, женщины, которая забеременела в плену. Многие делали самостоятельный аборт, провоцировали выкидыш. Поднимали тяжелые предметы до тех пор, пока у них не начиналось кровотечение и они не теряли плод. Некоторые убивали себя, только чтобы не рожать. Те же, кто рожает этих детей, отказываются от них. Все те, кого я интервьюировал, детей отдавали. У меня был случай. Одна женщина родила и отдала ребенка в приют в городе Дохук. Когда мы встречались, я спросил ее: «Это же твой ребенок. Может, ты хочешь навестить его? Я могу все организовать». Она ответила: «Нет, я не хочу его видеть».

Если женщине удается убежать из ИГ, это не значит, что с ней теперь все хорошо. В исламе женщина должна мыться перед сексом. Когда бойцы ИГ говорили девушкам: «Идите в ванную и помойтесь», те сразу понимали, что их будут насиловать. Поэтому многие женщины не мылись. Некоторые обмазывались фекалиями, чтобы вонять и чтобы до них не дотрагивались. Я обследовал одну женщину, она не мылась семь месяцев. Как только она слышала шум воды, у нее начиналась паника. Ей понадобилось три месяца, чтобы она снова смогла дотрагиваться до воды.

У нас в Штуттгарте находится девушка, ей было 16 лет, когда она попала в плен. Она была изнасилована, но ей удалось бежать с сестрой. В палаточном лагере в Дохуке у нее случился психоз. Ей казалось, что боевики ИГ стоят перед палаткой и хотят ее забрать. Она так боялась, что решила изуродовать себя.

Она облила себя бензином и подожгла. Обожжено 98% тела. Мы забрали ее в Германию. Сейчас ей сделали около 10 операций. Стало лучше с глазами, и она может снова разжимать пальцы.

У нее нет носа и ушей. Ей предстоит еще примерно 30 операций. Но после лечения ей должно стать лучше. Сейчас она учит немецкий.

Я психиатр. Прежде чем отправлять женщин в Германию, я пытаюсь выявить у них суицидальные настроения. Если я понимаю, что такие настроения есть, я сразу в Курдистане отправляю таких пациенток в психиатрию. Помощь должна быть немедленной. Мне известно о 20 случаях, когда девушки покончили жизнь самоубийством уже в лагере для беженцев в Дохуке. Я думаю, самоубийств намного больше, это только те, что я сам задокументировал.

В психотерапии свои критерии успеха. Жертвы не смогут забыть пережитое. Но они могут получить контроль над своими чувствами. После освобождения они видят случившееся в кошмарах, у них страхи, чувство стыда, они чувствуют себя лишенными достоинства, они не могут дышать, падают в обмороки. Все эти состояния мы можем ослабить, помочь научиться их контролировать.

Никто не может забыть такое. Мы к этому и не стремимся. Они должны активно вспоминать произошедшее, прорабатывать его, этого требует чело­веческая природа. Мы учим их, что ИГ — это небольшая часть их жизни, остальная их жизнь — огромна. Иногда они болеют, и тогда снова начинают во всем винить ИГ. Но мы говорим: «Нет, ИГ — это эпизод прошлого. А теперь это уже твоя жизнь». Они должны учиться с этим жить и переживать новые вещи. Благодаря терапии это возможно.

Езидское общество тоже меняется. Геноцид многое изменил. Прежде у езидов изнасилованные женщины, которые ни в чем не виноваты, все равно после произошедшего больше не считались езидками. Теперь они отменили тот старый закон. Теперь, когда мы отправляем девушек в Германию, их перед этим привозят в Лалеш, где находится высший религиозный совет езидов, и к ним выходит Баба Шейх — глава езидской общины. Это старый мужчина 86 лет, в белом одеянии, с бородой. Он подходит к каждой девушке, целует ее в лоб и благословляет, говорит: «Я рад, что вы вернулись к нам, вы по-прежнему езидки, вы — наша часть, я горжусь тем, что вы выстояли. Езжайте в Германию, придерживайтесь ее законов и живите своей жизнью, как вы хотите».

Я считаю, что это очень важно с психологической точки зрения. До этого я много разговаривал с Баба Шейхом и объяснял ему, что им нужно меняться, что иначе езидам не выжить. Он очень мудрый человек, он все понял. А для нас, психотерапевтов, важно, что женщины могут для себя закрыть эту историю и начать все сначала. Потому что если б они приезжали сюда, мучаясь сомнениями, езидка ли я теперь, женщина ли я или не женщина, нам тоже было бы сложно им помочь. Чтобы начать все сначала, надо закончить предыдущую историю. И Баба Шейх очень в этом помог.

Я встречался и с боевиками ИГ, которых взяли в плен в Ираке. У детей и молодежи больше шансов вернуться к нормальной жизни. Они еще могут успеть пережить что-то другое. Но у старших настолько промыты мозги, что они действительно верят в эту идеологию, они не боятся смерти, думают, что попадут в рай. С ними нельзя построить диалог или заключить мир. С ними уже практически ничего нельзя сделать, их нельзя изменить. Для них жизнь не имеет ценности. Они живут не для этого мира, а для другого.

Но это не болезнь. Это сложно представить, но боец ИГ встает каждое утро, идет, убивает людей, отрезает головы маленьким детям, насилует женщин, а вечером приходит домой — и дома у него жена и дети. Он обнимает свою дочь, свою жену, у него такие же отцовские чувства, как и у меня. Как я уже говорил, речь идет о понятии «дегуманизация». Другие для него — не люди. Я знаю, что 300 семей из Чечни, мужчины с женами и детьми, переехали в Ракку. Там же — 200 боснийских семей. У них семьи — и в то же время они убивают.

В Германии у нас была власть нацистов. Гитлер уничтожил 6 миллионов евреев. Многие немцы участвовали в этом. Все немцы практически. Немцы тоже не были больны. Они сжигали евреев, брали их кожу, кости, доставали зубы… Но они были здоровы.

У боевиков ИГ нет ни психоза, ни ши­зофрении. Они живут в реальном мире, но они думают не так, как вы или я. Есть новые исследования, которые показывают, что человек способен подавлять чувства, которые прежде считались ему имманентно присущими. К примеру, раньше верили, что ощущение чужой боли заложено физиологически. Вот если я увижу, как вы порезали палец, мне тоже будет больно — благодаря эмпатии. Но теперь доказано, что эмпатию можно подавлять идеологией.