Однако большинство людей инстинктивно считали это потрясение временным и обратимым — разрушением, которое приведет к быстрому восстановлению и росту. В конце концов кризис зародился в развитых экономиках, которые, в отличие от развивающихся стран, давно привыкли управлять бизнес-циклами. И все же некоторые обозреватели заметили признаки того, что на этот раз шок приведет к гораздо более серьезным последствиям, а развитые экономики окажутся в непривычной для них ситуации затяжного восстановления и вялого роста. В мае 2009 года аналитики PIMCO выступили с этой гипотезой, назвав ее «новой нормой».

Концепция была воспринята в академических и политических кругах весьма прохладно — и это вполне понятно, учитывая давно укоренившуюся привычку думать и действовать циклично. Мало кто готов был признать, что развитые экономики сделали ставку не на ту модель роста, еще меньше было желающих верить в то, что богатым странам есть чему поучиться у развивающихся соседей, например, в плане структурных факторов, препятствующих росту, включая большие долги и высокую степень неравенства. Но экономики не спешили восстанавливаться после кризиса. Напротив, им пришлось столкнуться не только со слабым ростом и высокой безработицей на протяжении многих лет, но и с неожиданным усилением неравенства по трем направлениям (доход, благосостояние и возможности). Последствия вышли за пределы экономики и финансов и просочились в политическую сферу, усилив политический паралич на национальном уровне, обусловив рост популярности радикальных и антиэлитарных партий и движений.

Когда стало ясно, что оптимистичные прогнозы и ожидания V-образного восстановления не оправдаются, теория «новой нормы» наконец-то начала обретать массовость. По ходу дела на нее навешивали новые ярлыки, давали новые названия и эпитеты. Так, глава Международного валютного фонда Кристин Лагард в октябре 2014 года предупредила о том, что развитые экономики столкнулись с «новой посредственностью». Бывший министр финансов США Ларри Саммерс предвидел эру «затяжной стагнации». Сейчас уже никого не удивишь рассуждениями о том, что Запад, вероятно, будет вынужден долго жить в условиях  экономического равновесия, достигнутого на фоне слабого роста. И все же растущая внутренняя напряженность и противоречия в сочетании с чрезмерной зависимостью от монетарной политики вносят дисбаланс.

Да, финансовые пузыри раздуваются до устрашающих размеров, природа финансового риска трансформируется, неравенство усиливается, а нетрадиционные — и, в некоторых случаях, экстремальные — политические движения набирают силу, эффективность нетрадиционных инструментов монетарной политики дошла до предела. Перспективы, что нынешние политики смогут поддержать экономический рост, пусть даже слабый, кажутся туманными и маловероятными. Скорее всего, мировая экономика движется к очередному перепутью, и в течение ближайших трех лет мы к нему придем. Это не так уж и плохо. Если политики используют более комплексный подход, им удастся вывести свои экономики на более стабильный рост — рост, включающий в себя все сегменты экономики, компенсирующий неравенство и обеспечивающий настоящую финансовую стабильностью. Для этого понадобятся прежде всего структурные реформы (например, увеличение инвестиций в инфраструктуру, пересмотр налоговых систем и перестройку рынка труда), более гибкие фискальные политики, освобождение от чрезмерно высоких задолженностей и улучшение координации на мировом уровне.

Все это в сочетании с технологическими инновациями и использованием отложенных на черный день корпоративных денег поможет взвинтить производительность, обеспечив быстрый и повсеместный рост и достоверную оценку стоимости активов. Есть и другой путь: тотальная политическая дисфункция и, как следствие, масса отдельных и никак не связанных в общую систему политических мер, приведут экономику к рецессии, росту неравенства и финансовой нестабильности. Это не только повредит экономическому благосостоянию нынешнего и будущих поколений, но и поставит под угрозу социальную и политическую сплоченность.

Наша судьба никем не предопределена. Более того, на данном этапе практически невозможно угадать, каким путем мы пойдем. Однако в ближайшие месяцы, наблюдая за реакцией политиков на усиление финансовой волатильности, можно будет увидеть первые намеки на то, в каком направлении будет развиваться ситуация. Хочется верить, что они будут свидетельствовать о более системном — и, соответственно, более эффективном — политическом курсе. Но не исключено, что мы не сумеем избавиться от своей чрезмерной зависимости от центральных банков и, в конечном счете, вернемся к новой норме со всеми ее ограничениями и препятствиями, как к периоду относительного спокойствия и благополучия.

Мохамед эль-Эриан