Донецкое областное управление статистики, которое находится на подконтрольной Украине территории и пишет свои отчеты, недавно опубликовало любопытные цифры. Если первое время с начала войны на территорию «нэзалэжной» переселялись семьи из городов ДНР, то теперь пошла обратная динамика.
Например, в январе количество покинувших зону сомнительного убежища на территории Украины было на 30 процентов больше, нежели тех, кто сюда в это время переехал. И дело даже не в том, что прифронтовой Донецк (во всяком случае его центральные районы) теперь меньше стали обстреливать. Жизнь на территории Украины становится невыносимо дорогой. Вот и вспоминают дончане известную поговорку: «Где родился, там и пригодился».
На территории бывшей Донецкой области, которая изнемогает от агрессии и давления оккупантов, превращающих жизнь простых людей в пытку, в нынешнем году смертность почти в три раза превысила рождаемость. Такой убийственной статистики не было даже в девяностые годы. И дело тут вовсе не в том, что украинские солдаты, которые родом из оккупированного Донбасса, гибнут на войне. Речь идет об официальной статистике, а она в разы занижает число жертв.
Если к этим цифрам добавить и тех, кто сложил свои головы за благополучие киевской верхушки, то статистика станет еще более шокирующей. К этому стоит добавить, что молодые люди не хотят рожать детей в стране, которая с ускорением летит в пучину нищеты, и нет никаких перспектив. Материально жить на территории Украины стало трудно, и денег у людей уже ни на что не хватает. Стоимость коммунальных услуг на территории Украины в несколько раз выше, чем в республике, а цены на продукты питания практически сравнялись. А на некоторые даже стали выше, чем в ДНР. К тому же переселенцев лишили всех выплат. Вот и потянулись они снова на свою маленькую и забытую родину. Она их примет и приласкает.
И хотя сами жители их готовы принять, а некоторых даже простить за то, что те платили пять процентов военного сбора и вносили благотворительные взносы «на АТО», они возвращаются в родной дом с раздвоенным сознанием. Украинская пропаганда сделала свое подлое дело.
Председатель нашего садоводческого кооператива Алексей Иванович осенью 2014 года с женой переехал к родственникам в Сумы. Город они покинули после того, как снаряд разрушил их дом на улице Маркова, что рядом с Путиловским лесом. Он прилетел с украинской стороны, и это было очевидно. Алексей Иванович сам одно время стоял с ополченцами на Путиловском мосту. И факт, кто развязал эту войну против мирных граждан, кто убивает женщин и детей, у него не вызывал сомнения. А недавно он позвонил нашей общей знакомой, говорил, что очень хочет вернуться в Донецк, но, вот беда, «российская армия не хочет уходить домой и обстреливает Донецк». Знакомая после небольшой паузы спросила у него, помнит ли он, кто разрушил его дом или уже запамятовал, и он не нашел, что ответить.
— Ты знаешь, что я бы сделала с теми возвращенцами, которых зомбировала украинская власть? — сказала приятельница. — Я бы их возила на экскурсии в зоны обстрелов. Пусть бы своими глазами увидели, кто убивает Донецк, пусть бы поговорили с очевидцами, у который вся война, как на ладони, с теми, кто потерял своих близких, и поняли бы, кого и чего нужно бояться на самом деле.
И с этой логикой трудно было не согласиться. Но я все-таки возразила кое в чем:
— Первое время, когда начали падать снаряды, часть семей побежали на Украину. И это понятно, ведь официально Донбасс был ее частью. Они спасались. И можно ли теперь их упрекать за то, что все это время вольно или невольно финансировали войну и поддались пропаганде националистов?
И приятельница ответила вопросом на вопрос:
— Скажи, куда ребенок бежит, к кому обращается за помощью, когда ему грозит опасность?
И сама ответила:
— Конечно, к маме. Да что там дети, даже взрослые бегут к мамам, пока они живы. Так вот, когда началась война, для одних мамой стала Украина. Их даже не смутила ее фашистская сущность, ведь мам не выбирают, а принимают такими, как они есть. И они сделали свой выбор. А для других такой мамой была Россия. Война стала лакмусовой бумажкой, показавшей, что страна разделена. В то же время на самой Украине, особенно на востоке, много русских людей, даже не по паспорту, а по духу и мировоззрению. И они сейчас под гнетом украинских националистов.
И с этой логикой тоже нельзя было не согласиться.
Очень трудно сегодня приходится семьям, которые волей-неволей оказались разделенными линией фронта. Василий Петрович работает учителем в райцентре, который относится к Украине. Условная граница с ДНР так близко, что можно перейти ее пешком. Некоторые так и делают. Сын у Петровича живет и работает в Донецке. Всякий раз, когда он приезжает к родителям, сохраняется опасность, что его могут остановить на блокпосту и забрать в плен.
А дочь с семьей до недавнего времени жила в Славянске. Но недавно она переехала с детьми к родителям. Все-таки частный дом и большой участок земли. Василий Петрович преподает историю в местной школе. Я поинтересовалась: «Неужели вам приходится рассказывать детям о „геройстве УПА“, о Бандере и прочих прихвостнях фашистов?». Зная педагога и его честную и принципиальную позицию, я могла этот ужас представить только в страшном сне.
— Да, все нормально. — ответил он, — Как раньше читал, так и сейчас читаю. Мы ведь формально относимся пока к Украине, а на самом деле считаем себя гражданами республики. Как нас можно разделить? Да и разве можем мы предать своих дедов и отцов? Ученикам своим я несу только правду. Иначе и быть не может.
Василий Петрович рассказал, что в их населенном пункте (который я не называю, чтобы не навлечь на него большие неприятности) все смотрят телевидение ДНР, обсуждают события и ждут, что скоро все измениться к лучшему. Людям трудно, но они живут надеждой.
— У нас многие скорее умрут, чем признают Бандеру героем. На том и стоим, — сказал он. И потом шепотом добавил: «Тут все — свои».
Поэтому вдвойне удивительно, как могли бывшие дончане, пожив годик-другой под нацистами, измениться до неузнаваемости, ослепнуть и оглохнуть, не замечая, кто на самом деле развязал войну.
Если у вернувшихся из Украины в глазах недоверие и страх, но у тех, что приезжает из России, в глазах радость и открытость.
Недавно в супермаркете наблюдала за одной семьей, которая, судя по разговору, вернулась из РФ. Было такое впечатление, что у них сегодня праздник. На прилавках они увидели те же российские продукты, в обиходе — рубли, а значит и границы уже чисто условные.
Они нагружали тележку продуктами, а маленькая девочка, дергая маму за руку, спрашивала: «А мы еще поедем на Россию или уже нет?». Вот так просто сказала «на Россию», видимо, с аналогией «на Украину». Ее никто не поправил, но она скоро выучит главное правило грамматики и уроки истории. Она поймет, в чем разница.
Очень примечательна и история одной донецкой семьи, проживающей в элитном коттеджном поселке. Как только началась война, они вспомнили, что по материнской линии в роду были евреи, и стали собирать документы на эмиграцию в Израиль. Алина — дочь семейства, у которой уже было двое маленьких детей, все время повторяла, что в ДНР у ее дочерей не будет будущего.
Где они будут учиться? Кому будет нужен диплом непризнанной республики? На что тут можно жить, если муж не может найти работу и источниками существования являются детское пособие, пенсия матери-инвалида и гуманитарка. Как жить? Решение покинуть страну пришло в аккурат после того, как снаряд попал в один из соседних домов, и был пожар. Ситуацию усугублял также факт, что папа Алины, с которым мама давно в разводе, с первых дней принял ДНР и, как предприниматель, перерегистрировался в республике. Он никуда ехать не собирался и всеми своими действиями пытался доказать, что жить в Донецке можно. Над ним все дружно посмеивались. Но, время показало, что он оказался прав.
Теперь Алина рассказывает, что эмигрировать они передумали. У мужа появилась работа, поселок с тех пор не обстреливают, детей бесплатно и очень хорошо кормят в садике, а дипломы будут признавать в России. Зачем же уезжать. И теперь в планах семьи не сбор вещей и чемоданов, а посадка саженцев фруктовых деревьев в личном подворье. Оно и надежнее, и перспективнее. А взрослое растение, пересаженное в чужую почву, бывает, и не приживается вовсе. А если и приживается, то всегда долго болеет.
Но жизнь в прифронтовом Донецке сегодня не для слабых.
По-прежнему остаются проблемы с трудоустройством. Пока предлагают лишь низкооплачиваемую работу. Но люди соглашаются. Намедни во дворе за спиной я услышала очень интеллигентный разговор. Краем уха я ловила отдельные слова, и когда собеседницы поравнялись со мной, очень удивилась, что это были дворники с метлами и ведрами. Помнится, в начале 90-х что-то подобное происходило и на рынках, когда бранящихся торговок вдруг заменили учителя и кандидаты наук. Теперь дело и до дворников дошло. Но явление это временное, и когда-то все станет на свои места.
А вот то, что бросается в глаза в первую очередь, это пустые офисы, недостроенные дома в центре и разрушенные строения на окраинах. В городе много военных и мало детей. Но в целом дончане теперь отличаются даже в толпе от тех, кто пересидел почти два года войны в мирных городах. Они организованы и участливы, настоящий дончанин уже не задирает голову, не расталкивает других людей локтями, а всегда ищет глазами, кому помочь. Он теперь — человек надежный и проверенный временем. И еще он отличается завидным терпением и оптимизмом, ибо даже под обстрелами весной разбивает клумбы и сажает деревья в родную землю.
…Сосед, бывший шахтер, докурив сигарету, начинает рассуждать:
— Все-таки нас несправедливо сравнивают с Приднестровьем и Абхазией. Приднестровье — это остров, окруженный недружественными территориями. Сколько лет выживает в обстановке блокады. Абхазия — курорт. Один сезон год кормит. Да и люди там не привыкли тяжело работать, собирать мандарины — это не в шахте вкалывать. А у нас — и граница с Россией, и выход к морю. Не хватает самой малости — чтобы война закончилась, да и в руководстве профессионалов появились. Но это дело поправимое. Вот только война не кончается. А работать — это мы умеем. Карма у нас такая, донецкая.
Людмила Лях
