Прочитав книгу Матье Слама, начинаешь лучше понимать, почему. Путин — не противник, а отражение нашей нечистой совести. Он — наш сверчок Джимини. Он — нечто вроде папы, который говорит нам: «Европа, что сотворила ты со своим христианством?» Но это еще не все. Он — единственный европеец, который говорит «нет» американцам, как в свое время Шарль де Голль. Он — единственный демократически избранный лидер, который утвердил иерархию вертикальной власти, тогда как все остальные прогибаются под эгалитаризмом горизонтального общества. Он — единственный глава европейского государства, который защищает уходящее корнями в историю традиционное общество при том, что все остальные западные лидеры возвели лишенного корней индивида в ранг властного и ревнивого божества. Только он не согласен с подчинением национального суверенитета «всеобщим правилам, которые делают каждого человека членом единого человечества». И нужно быть большим шутником или же полным невеждой, чтобы заявить, как Франсуа Олланд в Москве: «У нас общий взгляд на мир».
Матье Слама говорит, что ставит спиной к спине двух протагонистов, Запад и Россию, две линии, две идеологии, хотя на самом деле каждая страница пропитана его симпатией к Путину. И по контрасту с сыплющимися со всех сторон обвинениями это даже хорошо. Его книга называется «Война миров», хотя, наверное, ему стоило бы решиться на «Речь в защиту Владимира Путина». Защитная речь вовсе не означает, что адвокат в упор не замечает недостатки и ошибки «клиента» и его политики, его авторитаризм, жестокость и империалистические наклонности. Нет, тем самым он лишь выражает поддержку его идеологии и ходу мыслей. Но издатель наверняка побоялся возможной реакции СМИ.
Как бы то ни было, если хочешь пить, из чего — уже не важно. Автор рушит устоявшиеся мифы о президенте России. Нет, Путин — вовсе не темный сатрап, а заядлый читатель. Он — не марионетка Александра Дугина, скандального идеолога великой России в борьбе с упадком Запада. Он руководствуется глубокими мыслями, которые пришли в голову Александру Солженицыну после знакомства с Западом.

Как говорил де Голль, «в победах Александра есть мысли Аристотеля». В упорной борьбе Путина с западным «примитивизмом» скрываются произведения великого русского писателя, не побоявшегося открыто заявить все в лицо западной цивилизации, которая во имя свободы погрязла в печальных радостях материализма. Путин возвращает нас к идеологической борьбе вокруг французской революции. Как и сегодня американцы, французы тогда утверждали, что несут на победоносных штыках всеобщие «права человека», а Берк и Жозеф де Местр осуждали подобное высокомерие. Путин придал второе дыхание борьбе выступающих против индивидуализма обществ. Он вернул идеологическую и политическую легитимность консерватизму: «Но говоря словами Николая Бердяева, смысл консерватизма не в том, что он препятствует движению вперёд и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотической тьме, возврату к первобытному состоянию».

Именно поэтому он встречает все больший отклик, в том числе среди западных наций за пределами их руководства, которое подчинено Вашингтону и (еще сильнее) идеологии прав человека. Кроме того, Путину везет в его борьбе. Заносчивый универсализм Америки породил множество катастроф по всему миру: в Афганистане, Ираке, Сирии и т.д. Европейский юридический формализм, воплощением которому служит ЕСПЧ, вызывает недовольство старых национальных государств вроде Англии и даже Франции. А безграничный универсализм ЕС и его религия Другого натыкаются на абсолютную разнородность ислама: «Нельзя одновременно раствориться в радости другого, олицетворять себя с ним и оставаться непохожим на него» (Леви-Стросс).

Наконец, прогрессистский правовой индивидуализм вызывает настоящее экзистенциональное расстройство, которое нарастает по мере того, как он все дальше отодвигает все границы (однополые браки, гендерная теория, «улучшение» человека). Речь Путина звучит, как расплата за все наши неудачи, глупости и ошибки. Отстаиваемая им с таким бесспорным талантом реальная политика — всего лишь возврат к старой традиции, которой веками придерживалась Франция, от Ришелье до де Голля, при королях, императорах и республиках. К тому же, набожность российского общества находит отклик в далекой Америке. А российское мессианство — ответ на американское. Матье Слама — отнюдь не слепец. Путин для него — не святой и не герой. Людей на Западе привлекает не столько успех российской модели, сколько пугает упадок западной. Им не столько нравится сила Путина, сколько тревожит развал западных демократий. Именно поэтому европейские народы все больше рассматривают Путина не как угрозу (что бы там ни твердили наши СМИ), а как друга, которому нужно помочь, пример, которому стоит последовать, или даже спасителя, которого необходимо позвать.