Отдав по дому все необходимые распоряжения, старая барыня направилась в покои именинницы. В её руках была огромная коробка, красиво перевязанная розовой лентой. У дверей замешкалась, а когда услышала тихий разговор и приглушенный смех, остановилась, приоткрыла створку и стала подслушивать дальше.
Сомнений быть не могло, о ужас, её дочь резвилась с приказчиком!
Решительно шагнув вперёд, она не только услышала, но и увидела всё своими глазами. Наглый приказчик, тискал огромными ручищами её дочь, а та, жеманно и картинно «сопротивляясь» прижималась к нему.

Увидев вошедшую хозяйку, Санька, как кот от крынки со сметаной, метнулся в угол. Но, понял, что их секрет раскрыт, будучи наглым от природы, решил, что может оно и к лучшему, ведь на перезревшую барышню охотников мало, глядишь, может и ему, что отломится. А потому просто стоя в углу и ухмылялся.
— Слюни-то подбери! И марш в людскую, я с тобой потом поговорю! – велела она, тоном, не терпящим возражения, и Саньке ничего не оставалось, только подчиниться.
— Теперь с тобой, ну, рассказывай, что это было и как далеко всё зашло? – обратилась она к дочери.
— Маменька, это всё он – лепетала барышня – я ничего…
— Я не спрашиваю, про него, я про тебя хочу знать. Так-то ты свою честь блюдёшь? С приказчиками путаешься? Я, с ног сбилась, женихов искать, а она вон, что бесстыдница вытворяет. Говори, как на духу, было меж вами, что или нет?
Девица, захныкала, потупив взор, и тихо прошептала: «Да»

Елена Никаноровна рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Но, опытная купчиха, быстро справившись с эмоциями, стала думать, как достойно выпутаться из этой ситуации.
— А куда же эта мерзавка Рюся, смотрела? Нюрка! – позвала она горничную, та тут же вынырнула из-за портьеры.
— В кабинет ко мне, эту жабу французскую, немедленно!
— Маменька, простите меня неразумную – кинулась дочь ей в ноги.
Та, всё понимала, что рано или поздно природа своё взяла бы, опять же как на кровиночку сердиться, одна ведь она у неё на всём белом свете.
— Ладно, — уже спокойным голосом, ответила Елена Никаноровна, — если на сегодняшнем приеме никто не подвернётся, значит, так тому и быть.
— Спасибо, маменька, а это в коробочке у вас что?
— Что, что, подарок хотела тебе подарить на рожденье, а ты, видишь, сама меня одарила. Бери уж, не облизывайся.
Девица открыла крышку и запищала от восторга.
— Ой, маменька, это же то о чем я мечтала! — и, счастливая кровиночка, начала зацеловывать родительницу.
— Конечно, скачет теперь, ладно, ладно лизаться-то. Настоящие «Веллингтон бут», три месяца назад заказала, да поставщик, тать такая, подвёл, застрял где-то в этой забытой богом, Америке. Но эти, испанские «Катюшки», не хуже. И что в них красивого не пойму, сапоги как сапоги, только непромокаемые.
— Ой, ну что вы маменька, это же самые модные. Таких, ни у кого нет! Я их только в модных журналах видела.
— То-то и оно, что помешалась ты на этих журналах. Запрещу выписывать, один разор от них.
Именинница, тем временем, влезла в обнову и вышагивала в них как околоточный по мостовой.  Со стороны, она выглядела уморительно: длинная, неуклюжая, в кремовом платье с кружевами и кринолином, а на ногах эти резиновые сапожищи.
— Поначитаются этих книг американских да французских и вытворяют потом невесть что. Ты ещё в штаны нарядись и в армяк мужицкий, я это тоже в одном журнале видела.
— Ах, маменька, если это модно будет, то и наряжусь. Сами знаете, я по моде не только одеваюсь, я живу по ней!
— Да, уж знаю – горько вздохнула Елена Никаноровна, вспомнив о том, что узнала четверть часа назад и отправилась в кабинет, разбираться с этой чертовой куклой, которая, судя по всему, не только закрывала глаза на все дочкины похождения, но всячески способствовала им.

Мисс Рюся, уже давно дожидалась хозяйку, но предсказать исход предстоящей беседы не взялся бы сейчас никто.
Гувернантка была дамой статной, даром, что француженка, видом своим она скорей походила на гренадера, чем на всех этих мелких жужелиц - модисток. Елена Никаноровна не знала, что у себя на родине мисс Рюся вовсе не была аристократкой, скорее даже наоборот, работала в порту. Поскольку Марсель город портовый, то, морской промысел и есть основное занятие его жителей. Нет, девица не была моряком, она работала на разделке рыбы. Пойманный улов должен же кто-то обрабатывать, вот этим и добывала себе пропитание. Пока, однажды, не попался ей торговец с русского судна «Святой Николай», и не увёз её в далёкую и снежную Россию, обещая безбедную жизнь и щедрое жалованье, только за то, что она была француженкой. Не соврал, тут ей жилось легче и сытнее. Она заимела послужной список и нужные рекомендации, кочуя из дома в дом русской полузнати. Небедные купеческие семьи очень кичились тем, что могут себе позволить французскую няньку, и её хозяев совсем не интересовало то, кем она была на родине. Правда, раньше приходилось воспитывать маленьких деток, а не перезревших девиц, но и это оказалось Рюсе на руку. Хитрая нянька ловко использовала слабости своей подопечной, для собственной выгоды. Прибирала к рукам всё, что плохо лежит, науськивала свою воспитанницу на выклянчивание у маменьки того, чем можно и самой поживиться. В общем, ничем не брезговала.  Опять же, сводничала и сама потом тянула денежки, якобы на сохранение тайны амурных приключений, а попросту шантажировала глупую гусыню.

Но, сейчас, запахло жареным. Елена Никаноровна – это не пустоголовая мисс Элен, её не проведёшь. От этого француженке было очень нехорошо. Тут не только место потерять можно, а ещё и свободу. Услышав приближающиеся шаги, нянька приняла раскаивающийся и наивный вид.   
— Ну, здравствуй, мать моя! Рассказывай, и смотри, чтоб больше никаких секретов. А я уж потом решу, казнить тебя или миловать.
И та, не заставила себя уговаривать, выложила «всё как на духу». По её рассказу получалось: хозяйская дочка так строптива и неуправляема, что полностью подчинила себе француженку. Ей «приходилось» потакать всем её прихотям, дабы не потерять место. Она, якобы, пыталась урезонить барышню, но, увы.… И, в конце концов, маменька узнала, что её кровиночка, вовсе не агнец божий, а дьявол во плоти. Что аппетиты девицы относительно мужчин так велики и не управляемы, и приказчик Санька, это так, мелкое развлечение, а потайная дверь в «девичью» спальню по ночам открывалась неоднократно. Кого там только не было: и заезжий циркач-борец, и кавказский обедневший князь, и итальянский торговец мануфактурой, а уж смазливым офицеришкам и прочим молодым повесам давно счёт потерян.
Маменька ошарашено молчала. Потом, поняв весь масштаб беды, спросила:
— Так куда же ты, чертова кукла, смотрела? Почему раньше мне не сказала? Чего ждала? Или выгоду свою потерять боялась? Сама, небось, тоже не проходила мимо? Ты думаешь, я поверю, что ты в этих оргиях нипричём была?
— Мадам, я не понимать, я думать так правильно. Я не мог сопротивиться, желаниям Элен. Она заставлять меня.
Француженка понимала, что сейчас лучше перейти на плохой русский, хотя в обычной жизни она очень даже неплохо изъяснялась, лишь лёгкий акцент выдавал иноземное происхождение.
— Кто из сегодняшних гостей побывал в доме без моего ведома? – потребовала отчёт хозяйка.
Ответ ещё больше расстроил её. Получалось, что почти половина приглашенных гостей мужского пола уже обласканы именинницей.
— А ты не врёшь мне? Что и муж купчихи Гусеевой её посещал? Уж в это мне никак не вериться.
— Чем хотите, поклянусь – не моргнув глазом, продолжала врать гувернантка.
Терять ей было нечего, чем абсурднее ложь, тем быстрее в неё поверят. Главное – уверенность, она всегда обезоруживает.
«Господи, — думала Елена Никаноровна — они ходят в мой дом, я им всем улыбаюсь, за стол сажаю, а они вон что вытворяют. Теперь и у меня козыри на руках есть, теперь уж я сама выберу»

И она принялась обдумывать кандидатов в зятья. Но пасьянс не складывался, получалось, что тот, кто более-менее подходит, уже женат, а свободные такие, что лучше уж в монастырь бесстыдницу отдать, чем замуж.
В назначенный час съехались гости. Веселье лилось рекой. Именинница радовалась гостям и подаркам, жеманилась и кокетничала. А Елена Никаноровна   совсем другими глазами смотрела на пришедших. Внешне была вежлива и спокойна, а в душе презирала и почти ненавидела большинство визитеров. Так и не сделав нужного выбора, пригласила гостей к столу, а по истечении положенного времени вежливо распрощалась.

Ночью трижды заходила в комнату дочери с проверкой, но незваных гостей сегодня не было. Почти под утро забылась неспокойным сном. Проснулась от странного шороха, показалось, что кто-то прошел по коридору и открыл дверь кабинета. Вставать не хотелось, поэтому барыня громко окликнула:
— Нюрка, ты, что там шастаешь? Вот я тебя!
Но в доме стояла оглушающая тишина.
«Приснилось, наверное, или кошка за мышью погналась, завтра велю Клотильду на ночь в комнаты не пускать, пусть в людской спит»  — подумала, засыпая купчиха.

Утро наступило серое, за окном лил дождь.
— Ах ты, господи! Что же это такое? – услышала из-за двери хозяйка голос прислуги.
Быстро встала, оделась и вышла в коридор. На пороге кабинета стояла Нюрка и испуганно таращилась по сторонам.
— Что там, разбила что?
Но зайдя в кабинет, поняла, что случилось. Сомнений не было, их обокрали. Вот какие шорохи слышала она ночью. Елена Никаноровна зашла в кабинет и огляделась. Нескольких минут хватило, чтобы оценить утраты. Пропали деньги, драгоценности и мелкие фарфоровые статуэтки. Имущества, конечно, жалко, но не так чтобы очень. Во-первых, денег было не много, взяли только те, что лежали в столе, сейф остался нетронутым. Во-вторых, драгоценности  не настоящие, искусные копии всегда можно выдать за подлинники. Настоящих драгоценностей у вдовы было немного, и хранились в сейфе. В-третьих, фарфора, в доме осталось ещё достаточно, чтоб горевать о нём.
Тут все услышали плач, переходящий в вой и кинулись в сторону крика.

Картина в комнате Элен, мало чем отличалась от увиденной в кабинете. Разбросанные вещи, выдвинутые ящики и перевёрнутые коробки. В центре всей этой композиции сидела безутешная девица и ревела, как белуга.
Пропали некоторые платья, украшения, часть вчерашних презентов а главное, что привело дочь в такое исступление, нигде не было резиновых сапог!
Похищенные предметы наводили на мысль, что вор, очень избирательный. Через час подозрения Елены Никаноровны подтвердились — из дома исчезла мисс Рюся.

***

Она в этот момент уже была далеко. Хитрая француженка ещё три месяца назад начала подыскивать себе другое место, и нашла. Оно, правда, было на Кавказе, но это даже лучше в сложившейся ситуации. Один знакомый земляк, торговавший в тех местах, написал, что мещанке Г* требуется компаньонка. Той скучно жить: муж – состарился, дети выросли, а ей очень хочется кому-нибудь про жизнь свою рассказывать, да советы советовать. Знакомый похлопотал, и место досталось мадмуазель Рюсе. «Если поживиться там окажется не чем, так хоть время пережду. А потом, все про меня забудут, и можно будет по новой гувернанткой устраиваться» — думала француженка, садясь в поезд, намереваясь добраться до Владикавказа.

***

«Да, вот и верь после этого людям! Хотя, она мне никогда не нравилась, ну, бог с ней. Может, поймают ещё, а нет, так туда ей и дорога» — думала барыня за обедом.
Часа в четыре велела позвать приказчика.
— Звали барыня?  — заискивающе спросил Санька, заходя в кабинет.
— Звала, проходи, садись. Елена мне всё рассказала, сам понимаешь, выходов у тебя немного. Или в каторгу – за совращение, или к алтарю.
Санька молчал, потом почесав затылок, промычал:
— Ну, так это, барыня, кто ж в каторгу хочет?
— Так-то лучше! Из-под моей воли не выйдешь. Будешь делать, что скажу. Сейчас иди, потом тебя кликну, а Нюрке скажи, пусть барышню ко мне позовёт. Ступай, не стой столбом.
Зареванная невеста неслышно вошла в кабинет и села в кресло.
— Вот, что Елена, думаю я на Покров свадьбу сыграть.
— Свадьбу? Вы меня замуж хотите отдать? А за кого? – засыпала вопросами девица.
— А что, у тебя выбор велик? Помнится мне, я тебя только с одним ухажером видела. Или ещё кто есть? Так ты поделись с маменькой, не стесняйся, я рассмотрю, – строго одернула дочь Елена Никаноровна, а заодно и проверить решила, правду ли говорила нянька.
Девица, поняв, что чуть не проболталась, пролепетала:
— Нет, что вы маменька, нет у меня никаких кавалеров.
Мать, ещё строже взглянула и продолжила:
— Так вот, пойдёшь за приказчика.  Это, конечно, не совсем та партия, которую я хотела, но ты мне выбора не оставила. Так, что думаю, числа пятнадцатого октября будет нормально.
— Как же это маменька, ведь он же мужик, даже не купец? А как же дворянин? Нет, это невозможно! Это что же, я буду называться по фамилии Задиракина?!
— И что, фамилия, как фамилия, ничего особенного.
— Нет, маменька, это никак невозможно. Я не могу называться по такой фамилии. Это моветон.
— Подумаешь, фамилия ей не нравится. Была Карякина, будешь Задиракина, не велика разница.
— Вот именно! – почти рыдала дочь – Именно, что не меняется. А я хочу, чтоб всё было красиво!
— Раньше надо было думать, до того как с приказчиком амуры крутить. Всё, как сказала – так тому и быть! Может даже и хорошо, что он простоват, им можно крутить, как захочешь. А вот дворянин, ещё неизвестно, как бы себя с тобой повёл. Сама знаешь, охотников не было даже с приданым тебя взять, не то, что по любви. Женился бы такой, да только не на тебе, а денежках и терзал бы тебя за это всю оставшуюся жизнь. Корил за происхождение, а так – всё наоборот: и деньги твои, и власть, и муж слова поперёк не скажет. Разговор окончен, теперь станем к свадьбе готовиться.
На этих словах рыдающая дочь лишилась чувств. Вездесущая Нюрка тут же подскочила с услугами. Послали за доктором. Когда он приехал, девица уже снова рыдала в своей комнате.  Для верности всё-таки решили воспользоваться его услугами. После недолгого осмотра, маменька с врачом скрылись в кабинете для приватного разговора. По окончании, которого, щедро вознагражденный доктор быстро уехал.

***

«Вот и всё, кончилась моя жизнь, кончилась. Прощай Петербург и Париж, прощайте балы при императорском дворе, прощайте графы и маркизы. Не будет у меня модных туалетов, сшитых по французской моде. Проведу остаток жизни в деревне, буду ходить в чепце, широкой блузе и суконной юбке и вместо бланманже и пирожных, стану есть лапшу и кисель» — думала о своей несчастной доле девица и рыдала горючими слезами. Потом вспомнив про коварную француженку, украденные ей вещи, а главное резиновые сапоги, запричитала ещё горше. 

В этот момент её и застала маменька.
— Ревёшь? Ну-ну, реви, реви. Утри, только сопли и слушай: обвенчаетесь с Сашкой через две недели, здесь в деревне. Гостей звать не станем, всё сделаем потихоньку. До рождества останемся, а там с божьей помощью, переедем в город.
— Как, и свадьбы не будет? Почему через две недели? А как же платье, фата, гости? Неужели, маменька, вы и этого меня лишите?
— Не я, ты сама себя всего лишила. Журнальчики почитывала, романами увлекалась, дуру эту французскую слушала. Вырасти-то выросла, да умом не вынесла. Нельзя нам тянуть, на сносях ты матушка. Грех поскорее прикрыть надобно. Так что радуйся, что хоть приказчик под рукой оказался. И запомни, лучше кормить одного кота, чем сотню мышей.

И расстроенная Елена Никаноровна ушла, оставив дочь одну. Та, снова зарыдала от обиды, отчаяния и осознания того, что все её мечты - надежды рухнули в одночасье.  Ещё одна мысль не давала ей покоя: «Ведь, отцом будущего ребёнка, конечно, будет записан приказчик, но на самом деле она в этом не уверена. Им же могут оказаться и некоторые другие. В мечтах она представляла свою жизнь совсем иначе, и именно для этого оказывала «особое расположение» ещё двум мужчинам. Но, увы, замужество, ни с одним из этих кавалеров теперь невозможно» И виноватыми в этом она назначила француженку и Саньку.  Если   мадмуазель Рюся была недосягаема и посылаемые ей проклятья повисали в воздухе, то второй виноватый был под рукой. Вот на нём-то она и отыграется, на него и обрушит весь свой «праведный» гнев за рухнувшие мечты о богатой и счастливой жизни в высшем обществе. И будет делать это скрупулезно и методически до конца дней.

Ничего не подозревавший Санька, в это время с удовольствием тискал Нюрку на кухне. Та визжала от страха и удовольствия, но далеко не убегала. Приказчик радовался тому, что так удачно переночевал пару раз с хозяйской дочкой и теперь всё это богатство можно будет прибрать к рукам. Не знал он только, что совсем другую участь приготовили ему будущие женушка и тёща.

А Елена Никаноровна, сидела на диване в своём кабинете, гладила лежащую рядом кошку Клотильду, обдумывая всё случившееся с горечью: «Сначала — подчинялась воле родительской; потом — под мужнину перешла; а затем — и сама не заметила, как дочка, со всеми своими прихотями и прихлебателями её под себя подмяла. Жизнь пролетела, а была ли она счастлива? Радости и горести, достаток и безденежье, здравие и болезни – всё испытала, а вот счастливой быть не умела. Наверное, кто сам не умеет быть счастливым, не может научить этому своих детей»

Copyright: Серафима Мельникова

Матушка Аннасри всех под себя подмяла, да не  силой действовала, а больше хитростью. Был и муж у неё  когда-то, только не поддался он её властности. Двадцать дет и два года  терпел он  угнетения её, но, в конце концов, не выдержал, забрал сына  малолетнего и ушел жить в другое царство. Ещё больше  обозлилась  Аннасри, и стала всех заставлять под свою дудку плясать, и чем хуже человеку было, тем ей радостнее. Но радость эта недолгой была, ни как не могла она пережить того, что муж ей не подчинился и за это она всех мужиков изводила.

Тяжелее всего приходилось пока мужу дочки младшенькой, звали его  Янеж, и гнобила она его, и изводила своими придирками да заданиями неисполнимыми, а он гнулся, гнулся да не ломался. Видно, правда, любил дочку её Атир, опять же сыночек у них народился. Но, скорее всего, деваться ему не куда было. Привык он к жизни такой, всё ему делать приходилось и с ребёнком нянчиться, и котлы на кухне мыть, и отхожие места чистить. Дочка то младшая в матушку характером пошла, и уже во вкус вошла покрикивать на мужа стала, ножкой топать  да указывать ему куда идти и, что делать. Вот он всё и терпел, потому, что выйди он за ворота, так пропал бы там не за грош в чистом поле, а тут: хлеб, кров. 

Старшая же дочь, Яло, не  в мать   уродилась. Тихая, спокойная да податливая,  из-под воли матери не выходила, перечить, ей не смела от того видно в девках то и засиделась. Да и женихи  все как на подбор завалящие попадались, так чего ж ей было фордыбачиться. Но как увидела она Кадетка, как услышала его речи сладкие, так и обмякла вся. Да, ещё пожаловался он ей на долю свою нелёгкую, на то, что никто его не любит, да не понимает. Она на жалость то вся и изошла: поила и кормила, и денег ему давала, и на коляске своей возила. Но только одного она не знала, что не ей одной он эти сладкие да жалостливые речи изрекал. Что многие девки да бабёнки молодые его деньгами да ласками одаривали.

Но сколько верёвочке не виться, конец всё равно будет. Узнала про всё матушка Аннасри, да ещё и проведала, что жених то  уже женатый,  осерчала, велела привести к себе охальника. И кричала она, и  за чуб таскала и по щекам хлестала. Он стоял, терпел да помалкивал.  Сама же дочка  Яло изменщику всё простила, хотела и дальше его, пусть хоть за деньги, да  при себе  держать. Но Аннасри поставила условие, пусть  он немедля с женой разведётся, на Яло женится, долги все вернёт, невесте да тёще подарки заморские добудет  и на веки вечные жить останется под её властью и чтоб никаких походов на сторону. А коли, не согласится он, то велит заковать она его в цепи тяжелые, и в острог, где одни мужики  поселены и сидеть ему там пожизненно.

Подумал, подумал Кадеток, да и согласился на все её условия. А только слукавил он, как всегда. Добрым, хорошим да покладистым прикинулся, а сам время выждал, бдительность хозяйскую усыпил и напросился в отъезд, чтобы значит с бывшею женою то и развестись. Аннасри поверила, отпустила обманщика, да ещё харчей и денег на дорогу дала. Идёт он по дороге и думает: «Вот тебе и на. Выходит, что жена, про которую я, и думать забыл, меня от каторги спасает. Нет, ни за что с ней не разведусь. Авось  мне эта женитьба ещё пригодиться»

Вернулся на перепутье, где камень лежал, решил в этот раз налево, к  лешим да русалкам отправиться, посмотреть, может там его счастье дожидается.
Шел, он шел, и пришел  на большую поляну. Дело к вечеру. Тишина вдруг повисла гробовая, ветер стих, лёг туман. А как только луна вышла, да осветила поляну, тут он и увидел, что она вовсе то и не пустая.

Кого тут только не было  и лешие: один с рябинки свалился, сам беленький, одёжка на нем красненькая – как есть девка молодуха. Другой из пня кленового выглядывает: сам рыжий да бородатый и говорит не умолкая, а что говорит не разобрать. Третий  на дубу сидит лысиной от луны отсвечивает. А четвёртый, видать совсем завалящий лежит под листьями, опавшими, да только похрюкивает, будто хочет, чтоб его не заметили, будто он и не леший вовсе, а так  не заметная кучка чего-то непонятного.

Обернулся Кадеток, а у берега русалки плещутся, брызги во все стороны летят, а они только песни зазывные поют и в омут манят. Подобрался Кадеток поближе и стал их рассматривать. Две из них на одно лицо были, чернявые да крикливые. Третья от чего-то  коротковолосая была, и всё умные речи говорила, да так  ловко это делала, что он чуть не заснул и в речку не свалился. Четвёртая тоже черноволосая, подкралась к нему и давай его обнимать да целовать, еле вырвался от неё, а когда отбивался, оттолкнул  что было силы, она и отлетела прямо к рыжему лешему,  обнимать его кинулась, а он и не сопротивлялся совсем, очень даже доволен был. Им видать всё равно было, с кем миловаться: она – упала, он – поймал, вот и вся любовь.  Тут уж его и остальные русалки заметили, и давай в свои сети заманивать. И уж так старались, так старались, что не устоял он. Вот только сам не разобрался, с которой из одинаковых он ночку провел.

На вторую ночь всё повторилось, Как свечерело, все на поляне собрались, стали его уговаривать с ними остаться. Только они сказали, что он должен быть холостым, иначе нельзя. Он, для отвода глаз, согласился, но честно сознался, что женат. И ради такой весёлой жизни – обязательно разведётся. В третью ночь, он ещё с одной  наядой поплескался, она заблудилась, назад ей плыть не хотелось, вот он ей одиночество и скрасил.

А по утру проснулся и подумал, природа оно конечно дело хорошее, но как же с такой женой в люди выйти? Да и провести остаток жизни в сырости ему не улыбалось. И решил он валить от сюда по тихой грусти. Да не тут то было. Леших хоть днём и не видно, однако они за всем наблюдают. Стали они его морочить задурманивать,  так что  куда бы он не шел, а всё на поляне оказывался. Кадеток быстро их фокусы разгадал, встал посреди поляны, да и говорит:
- Вот, что братья лешие, решил у вас навсегда остаться. Да только нельзя мне, я же женатый пока. Вот быстренько смотаюсь в город, разведусь и тогда уж на веки вечные к вам.
Поверили они ему, отпустили, да ещё и кошелёк с деньгами подбросили, чтоб  он значит, скорей возвращался. С тем он и ушёл.

Опять вернулся он к камню. Глядь, а там Яло стоит и горько плачет. Увидела его, заулыбалась и спрашивает:
- Куда ж ты милый друг запропал? Я уж все глаза проплакала тебя ожидаючи.
- Заплутал я. Попал к лешим в лапы, уж он меня мучили, да мурыжили. Деньги все отобрали, голодом морили.
Поверила она всем сказкам его, поплакала, пожалела его раза три. Встала, юбку отряхнула, денежек дала, да домой отправилась, а то матушка хватится – беды не оберёшься.

- Да, - подумал Кадеток. – Что русалки, что бабы – всё одно. Я им невесть что плету, да в глаза заглядываю, а они верят. За то мне прибыль, что ж я за   удалец – молодец, везде свою выгоду получу.

Решил он: «Эх, двум смертям не бывать, а одной – не миновать! Схожу-ка я   к Кащею.  И пошел.

Стоит дом – не дом, башня – не башня – в общем, строение.  Вышел Кощей, тощий, да мелкий, бородёнка на ём куцая. За то баба при ём: гренадёрского роста, чернявая и сисястая, нога под ней крупная на земле твёрдо стоит, да Кощею во всём поддакивает.

- Ну, и чё ты припёрся? – спрашивает Кощей.
- Как чего? За богатством – отвечает Кадеток.
- Щас, - говорит Кащей. - Стану я  богатство на лево и на право раздавать. Так и самому не долго без штанов остаться.
- Так -  на волшебном камне написано, а раз написано – исполняй.
- Ишь, ты, грамотный, какой. Там ещё написано, что ты должен три дня и три ночи выдержать. Вот мы и посмотрим. Вот ещё что сказать я тебе хотел, вернее упредить. Ежели ты начитавшись сказок да мифов всяких решишь меня жизни лишить, да богатство моё к рукам прибрать ну, там: дуб, сундук, в сундуке, типа, фауна всякая друг из друга выскакивает, а потом яйцо, типа, а в яйце иголочка со смертью моей на кончике. Так ты, мил человек, зря не парься. Иголочку то я перепрятал. Решил, что надёжней её будет всегда при  себе держать. А чтоб ненароком не затерялась она, решил я одну драгоценность в другую спрятать, как в чехольчик. Усекаешь, куда она как раз по размеру и по форме подходит? Вот, а для верности поверх обеих ценностей моих ношу ещё и чехольчик из золота сделанный. Так, что зря не напрягайся.

Отвела кощеева баба Кадетка  в комнатку персиковую и оставила одного. А потом привела девку ревунью, и говорит:
- Вот выдержишь с ней три дня и три ночи, тогда и будешь с Кощеем за богатство торговаться. А пока прощевай.
И пошло испытание. Девка ревёт не переставая, про что бы он не говорил. Смешное говорит – ревёт. «Ой, - говорит - не могу как смешно, аж до слёз»
На судьбу жалуется – ревёт. «Ой, - говорит – мне тебя до слёз жалко» И так без конца. Только ночью не надолго затихала, когда он её по-мужски успокаивал. А чтоб она по меньше ревела, приходилось ему по нескольку раз за ночь её «отвлекать» и так он за две ночи вымотался, что уж и не знал, как третью пережить.
Утром третьего дня, он ей про жену свою рассказать решил. Так она пуще прежнего зарыдала. И не понятно было кого ей жалко больше его, что ему такая плохая жена попалась, или себя, что при  ней такой  хорошей  он всё равно плохую жену вспоминает.

Тут Кощей пришел посмотреть, как Кадеток держится. И так вкрадчиво спрашивает:
- Ну, как молодец, всё ещё хочешь богатство получить или раздумал?
А тот и не знает, что ему ответить. И богатство хочется, и девка – ревунья до смерти надоела. Видит Кощей его замешательство и продолжает:
- Да, мил человек, забыл я ещё тебе сказать. Ежели ты испытание выдержишь, то с богатством тут навсегда останешься. А чтоб тебе не скучно было, компаньонка твоя, девка – ревунья с тобой поселится, если ты, конечно, не женат. Ну, а ежели женат – то жену твою сюда доставим, не жизнь у тебя будет, а сказка!

Как услышал те слова Кадеток, совсем ему поплохело.  Мало того, что эта сырость ходячая будет тут влажность обеспечивать, так мне ещё и с женой богатством делиться придётся. Ну, нет, пора сваливать. Не стал он третьей ночи дожидаться, собрал вещички и был таков.

Вернулся он обратно к камню, стоит и думает: «Вот тебе и сказочка, хоть поставь, хоть положи – ни какой радости. И везде жена замешана. Может мне к Аннасри в  рабство вернуться, или к лешим с русалками на поляну? Нет, лучше пойду дальше по свету счастья искать. Девок да бабёнок на мой век хватит. А в случае чего всегда можно сказать, что я женат и с меня взятки гладки.

Тут и сказочке конец, а кто слушал – молодец!

Copyright: Серафима Мельникова

Я  пропущу ещё двадцать с лишним  экранизаций этого романа. Первый фильм был снят в Германской империи в 1910 году.  А ведь были ещё и  экранизации США, Франции, Италии, Кубы, Аргентины и даже Индии! Большинство  из них  я не видела. И, знаете, не жалею. Объясню почему. Помните наш легендарный мюзикл про  мушкетёров? Как бы мы не любили Боярского, Смирнитского, Старыгина, Смехова, Табакова и всех остальных замечательных актёров занятых в этом фильме, он всё равно  будет о том, как наши играют французскую жизнь. Играют! Пусть весело и интересно, но глядя на экран, мы не видим Францию и французов, там наши, изображающие их.

Так и с Анной, никогда американцы или индийцы  не станут русскими, а без этого останется не роман Толстого, а просто мелодрама из прошлой жизни с изменами и страшным финалом. Но, я отвлеклась.

И вот я увидела ещё одну Анну, играла её Татьяна Друбич. Фильм понравился, хотя иногда тоже ставил в тупик. Я прочла в одном отзыве, что актриса Друбич конечно красивая, но другой красотой,  и что Анна  должна быть красивее. Не знаю, не знаю, должна ли? У Льва Николаевича Анне двадцать пять, а  Вронскому двадцать один.  Вот и задумалась я: а артисты то постарше будут, им уже хорошо под сорок, может, поэтому и не совпадает кое-что в сюжете?
В фильме Соловьёва, есть жизнь. То есть не статика, не застывшие формы, а живые люди, со своими страстями и переживаниями. И именно поэтому они не боятся выглядеть не красивыми. Они, такие как в жизни, не приукрашенные и не напудренные.

Хорош Гармаш в роли Лёвина, я его всегда считала второстепенным героем, а он так сыграл, что Лёвин не формально, а практически главным героем стал.

Отчего-то совсем не понравился покойный Абдулов в роли Стивы, может потому, что в голове непревзойдённый образ  исполненный Яковлевым?

Безоговорочно открытием этого фильма для меня стал Янковский (жаль, что тоже ушедший) в роли Каренина. Вот кто полностью сломал все стереотипы в голове. Он так сыграл, что вызвал во мне наибольшее сочувствие. Мне искренне жаль его. Может это в преломлении сегодняшнего дня? Он ведь до последнего хотел сохранить свою семью, а не просто видимость благополучия и пристойности. Во всяком случае, я это так поняла. Несчастный, обманутый муж, прощавший и простивший всё и не бросивший  детей. Браво Янковскому,  за то, что подарил такое открытие.

А что же сама Анна? Вот я никогда не могла понять, от чего мне её никогда не было жалко. Если объективно,  (по-житейски), взглянуть на ситуацию, то, что же, получается: ушла дамочка в загул – бывает; полюбила, так что мочи нет - тоже понятно. Но, дальше-то что? Извелась сама, извела всех вокруг. Может, я сейчас абсурдную вещь скажу, но, на мой взгляд, с жиру  она бесилась. Хотела быть честной и верной женой – не уходила бы от мужа, а хотела любви и африканской страсти, жила бы с любовником. Так нет, ей ведь этого тоже мало стало. Хотелось, чтобы все перед ней благоговели, за то, что она детей на любовника поменяла.

Я сейчас  прямо слышу возмущённые голоса: «Как можно так говорить, Анна святой и чистый человек, не могла жить во лжи и т.д., и т.п.» Не знаю, чем дольше я размышляю, тем больше укрепляюсь в своём убеждении. Анна эгоистичная, самовлюблённая натура. Кого она любила? Каренина – нет; Вронского – сомнительно; сына Серёжу – наверное, любила, но выбрала  всё-таки Вронского. 

Вот ещё один момент: что же стало с девочкой, которую она родила от Вронского? Она о ней вспоминала раза три от силы,  и перед тем как совершить тот роковой шаг ни о ней, ни о сыне даже не подумала. 
А вот на воспитание Серёжу и девочку, взял всё тот же не любимый Каренин.

Как-то это всё у меня плохо укладывалось, что-то не срасталось. Не вязался весь этот сюжет с генетикой русской женщины. Ведь  в том же романе есть понятные и, на мой взгляд, не менее достойные героини: Долли и Кити. Да та же графиня Вронская. Умели любить и мужчин и детей, и выбор в чью-то пользу с уходом из жизни не делали. Не знаю, мне они ближе и понятней.

Читая классиков, всегда  задавалась вопросом: от чего это барышни и дамы Гончарова, Бунина, Чехова, Толстого «очень любили впадать в меланхолию»,  «переживать горячечный бред» и в конечном итоге «умирать от чахотки»?  Хотя, если страдать от неразделённой любви неделями слоняясь по двадцати пустым комнатам имения, при этом изводить себя голодом  и разрушать свой мозг мыслями о своей ненужности – кто  угодно свихнётся, а   там и до кладбища недалеко.

А потом я вдруг поняла, очень я люблю Льва Николаевича, но есть один нюанс, это про то, что русские не могут до конца сыграть французскую жизнь; так и мужчина (какой бы гений он, ни был) никогда не сможет до конца понять и передать женскую логику и  объяснить поступки.

Сейчас подумала: а, что если бы я это сочинение в десятом классе написала? Боюсь, что меня бы не поняли и заставили бы переписать, с уклоном в положительных и отрицательных героев в рамках школьной программы. Да, я собственно это и делала тогда. А вот сейчас я просто уверена, что нет там однозначно ни героев, ни злодеев. Есть просто люди в предлагаемой ситуации.  Вот за это, наверное, и люблю классиков.

Опять же повторюсь - это моё субъективное мнение. Хотя не скрою, очень давно хотелось написать не так как надо, а так как хочется.

Вот ведь как получается: посмотрела фильм, взяла роман, не прочла снова, нет, но перелистала, останавливаясь на некоторых эпизодах и написала  ответ автору, который умер  уже сто с лишним лет назад.

Чудны дела твои Господи.

Copyright: Серафима Мельникова