Геннадий Шмаль: Важно, что изменилась психология руководства страны, ведь раньше Правительство не обращало внимания на закупки иностранного оборудования. У нас в Советском Союзе было мощное машиностроение, в том числе нефтехимическое. За него отвечало специальное министерство – Минхимнефтемаш. Но начинали мы осваивать месторождения тоже с иностранной техникой. На Медвежьем газовом месторождении на Ямале первые установки комплексной подготовки газа состояли, в основном, из французского оборудования. Оно показало себя не очень хорошо, были мелкие ЧП и даже взрывы. Уже следующее крупное месторождение ЯНАО – Уренгойское – разрабатывалось целиком на российском оборудовании, за исключением станций охлаждения газа. Затем было Ямбургское месторождение, оборудование создавалось в Тюмени. Для импортозамещения понадобилось меньше десяти лет.
В то время мы покупали трубы у "Маннесман", сегодня мы видим, что на 98-99% потребности компаний ТЭКа в трубах закрывают российские предприятия. Металлурги сумели это сделать, уже катают листы толщиной в 60 мм. При должной поддержке и нефтегазостроители начнут выпускать новую продукцию.
Вопрос: Участники конференции разошлись во взглядах на поддержку поставщиков отечественного оборудования. Как Вы считаете, стоит ли давать преференции или как-то иначе стимулировать выпуск импортозамещающей продукции?
Геннадий Шмаль: Наши предприятия могут делать многое, но необходима адресная поддержка. Нет смысла раздавать деньги и льготы всем, надо выбрать наиболее важные с точки зрения потребности производства.
В Перми есть прекрасный завод "Новомет", который выпускает электроцентробежные насосы. Когда мы трудились в Тюмени, мы мечтали, чтобы наш насос работал по 35-40 суток, как американский. Сегодня пермский насос работает 1500 суток, и это для него не предел.
В Уфе есть завод по производству породоразрушающего инструмента "Буринтех". Они одним долотом бурят скважину, раньше требовалось пять-семь, а то и 10 долот. Это значит, что проход скважины займет не 10-15 суток, а два-три дня. Предприятие уже открыло производство США. У нас в стране есть кого поддерживать, кем гордиться, существуют производства насосов, буровых установок. Я увидел на ИННОПРОМЕ экскаватор, такие раньше у японцев закупали, а теперь есть свой.
Все это показывает, что промышленность в стране не умерла, только оставшимся блестящим заводам нужна помощь.
Да, мы пока не все можем. Отставание в программном обеспечении большое, импортозависимость в этой отрасли в районе 90%, а по отдельным позициям 100%. Это плохо, потому что от ПО зависит управление всеми процессами. Создаются кластеры ученых, занимающихся разработками, но нужна более четкая позиция обоих министерств – Минэнерго и Минпромторга, их целенаправленная работа по снятию зависимости.
Вопрос: Достаточно ли компетенций у Минэнерго и Минпромторга для того, чтобы реализовать программу импортозамещения? Несмотря на то, что богатство СССР не сводилось к нефти, отрасль курировали около десяти министерств. Какое-то время работали два министерства нефтяной промышленности - для западных и восточных районов. Во многих добывающих странах Миннефти стоит особняком. Нужно ли вернуться к созданию отдельной правительственной структуры для курирования сырьевого сектора?
Геннадий Шмаль: Это было бы правильно, но малореально, так как требует пересмотра всех правительственных структур. Что такое сегодня Минэнерго? Раньше были министерства нефтедобывающей промышленности, угольной промышленности, нефтеперерабатывающей промышленности, химической промышленности, министерство газа, Миннефтегазстрой, Мингеология - около десяти министерств, в штате каждого по тысяче и больше человек. Сегодня все это превратилось в Минэнерго со штатом в 600 с небольшим человек, они не могут работать с тем, что на них сваливается. А многие узкопрофильные вопросы требуют серьезной проработки. При комиссии по импортозамещению создано 12 рабочих групп, которые возглавляют нефтяники. Условно говоря, во главе направления по технологиям добычи стоит "Сургутнефтегаз", но он не знает, какие проблемы есть у ЛУКОЙЛа и "Роснефти". Объединяющим должно стать Министерство энергетики, но у него нет компетентных кадров. Появление в стране нефтегазового министерства выглядело бы логично, точно так же нужны кураторы и для других заброшенных направлений, например, станкостроения.
Вопрос: Одна из самых обсуждаемых тем – изменение системы налогообложения нефтяников, переход к налогу на финансовый результат – НДД или НФР. Почему, на Ваш взгляд, несмотря на поддержку идеи отраслью, НДПИ до сих пор не отменили?
Геннадий Шмаль: Потому что задача Минфина – собирать налоги. Изменение системы налогообложения необходимо для всех проектов в принципе, потому что НДПИ вредит делу. Любая налоговая система выполняет три функции: фискальную, распределительную стимулирующую. Из всех этих функций наша налоговая система выполняет только одну – фискальную. О стимулирующей функции никто даже не мыслит.
НДПИ должен зависеть от горно-геологических условий работы компании, структуры пласта, климата, дебета скважины. Но наш НДПИ сегодня зависит только от одного показателя – мировой цены на нефть. Что получаем в итоге? Скважина на моем месторождении будет давать 10 т в сутки, а на вашем - 100 т в сутки. Для того, чтобы мне добыть такие же объемы, как вам, мне нужно пробурить 10 скважин, каждая стоит минимум $2 млн. Получается, что вы затратили $2 млн, а я $20 млн, но налог мы будем платить одинаковый с каждой тонны. Это глупость.
Минфину нужно задать вопрос, понимает ли он, что сегодняшних налогов завтра уже может не быть? Если мы не вкладываем в развитие компаний ТЭКа, изымаем все в бюджет, то когда-нибудь освоение новых месторождений остановится. В прошлом году в мире на добычу и бурение нефти и газа было затрачено $640 млрд, добыли примерно 7,3 млрд т нефтяного эквивалента. Получается, что на каждую тонну затратили примерно $85. Мы добыли 500 с лишним млн т н.э. , значит, траты должны были составить более $40 млрд, а мы потратили $20 млн. И такое недофинансирование наблюдается ежегодно. В России большой уровень изъятия выручки – 55-65%. У транснациональный компаний 28-29%, максимум у "Эксон мобил" – 32%.
Конечно, никто из российских нефтяников с шапкой не стоит, но мы должны думать о завтрашнем дне. К сожалению, в стране нет людей, которые могли бы заглянуть за горизонт, увидеть как мы будем жить дальше.
Мы считали и считаем, что наиболее справедливым будет налог на финансовый результат, как бы он ни назывался – НФР или НДД. Дума ХМАО вносила предложение о налоге, инициативу обсуждали с участием Натальи Комаровой (губернатор ХМАО), Но Минэнерго поддержал, а Минфин выступил против. Сейчас нет даже пилотного варианта для небольшой части месторождений. К сожалению, мы не видим у министерства цели развивать экономику, а только задачу пополнить бюджет. Не Минфин, а большая бухгалтерия.
Вопрос: Налоговый режим называют одной из причин падения добычи нефти в стране. Каков Ваш прогноз по добыче?
Геннадий Шмаль: Пока будет огромное количество простаивающих скважин в той же Югре, добыча будет снижаться. Дебет в 3-4 т н.э. у нас считается низким, в Техасе, где нефть добывают 120 лет, рентабельна скважина, которая дает 0,5 т. Во-первых, там другая система налогообложения, во-вторых, там работают малые компании. Отдайте наши скважины небольшим компаниям, и страна будет иметь дополнительно 10-12 млн т добычи.
Можно найти пути решения проблемы, но опять же, заинтересованности в этом нет. В США 10 тыс. малых компаний, которые добывают половину нефти и 40% газа. У нас порядка 200 компаний с долей в добыче в 2%. Необходимо принятие закона о развитии малого и среднего бизнеса в нефтяном секторе, поддержка, преференции, стимулирование.
Вопрос: Некоторые видят возможность для роста добычи углеводородов в разработке арктических запасов.
Геннадий Шмаль: Давайте разделим Арктику и арктический шельф. Мы давно работаем в Арктике: Медвежье, Юрхаровское месторождения, которыми занимается НОВАТЭК – это Арктика. Арктический шельф – это совершенно иное, и в ближайшие 20 лет не надо заниматься добычей в этой территории. Изучать, заниматься поиском и разведкой, создавать инфраструктуру – да. У нас работает одна платформа на Приразломном месторождении. Делали мы ее 15 лет, вбухали $4 млрд, причем это была реконструкция старой платформы, а не строительство новой. Для того, чтобы серьезно выйти на шельф, нужно 10 таких платформ. Но на первом месте сейчас стоят даже не технологические сложности, а вопросы экологии и безопасности. Не дай бог там случится то же самое, что в Мексиканском заливе - мы угробим всю планету. Даже разлив кубометра нефти накроет пленкой 100 га. Эта нефть уйдет под лед, в воду, мы ничего не сможем сделать. Нам необходима надежность оборудования в 99,99999…% и технологии для моментальной локализации аварий, только тогда можно говорить о добыче.
К тому же при цене в $50 и даже $60 к концу года ни один проект на арктическом шельфе не будет рентабельным. Когда началась эйфория вокруг Штокмана, мы просчитывали экономику проекта. На тот момент в Америке себестоимость сланцевого газа была $180 за тыс. "кубов", а с учетом дотирования - $80-90. Наш газ со Штокмана стоил $230-260. Кроме того, есть правовые моменты: нужно закрепиться на шельфе, доказать, что это продолжение нашей суши. Поэтому с добычей спешить не стоит.
Вопрос: Пакеты крупных российских компаний – "Башнефти" и "Роснефти" – готовят к приватизации. При этом на долю в "Роснефти" могут претендовать инвесторы из Китая и Индии. Как Вы относитесь к снижению госучастия в добывающей отрасли и к допуску иностранцев?
Геннадий Шмаль: У меня нет однозначного ответа. Существуют достаточно эффективные компании со 100-процентным государственным участием – в Кувейте и Саудовской Аравии. В России есть "Сургутнефтегаз" – хороший пример успешной частной компании. Я всегда был сторонником того, чтобы в стране была мощная национальная нефтяная компания (до появления "Роснефти" на эту роль претендовали ЮКОС и ЛУКОЙЛ), а государственная она или частная – мнения на этот счет могут расходиться. Но к участию иностранного капитала в такой компании нужно подойти грамотно, чтобы не допустить передачи контрольного пакета акций. Есть высокотехнологичные компании, приход которых будет нам полезен, но все равно допускать их к операционной деятельности нельзя.
Лучше, чтобы в приватизации участвовали российские компании, если можно обойтись без иностранцев, давайте это сделаем. Еще 30 лет назад у нас неплохо получалось. -