Неожиданно безумным голосом мужчина прокричал в моё ухо: "Сначала набери правильный номер, козёл!" и повесил трубку.
Я не мог поверить, что кто-то может быть настолько груб.
Когда я отыскал правильный телефонный номер Робин, я обнаружил, что случайно попутал местами две последние цифры. Когда я переговорил с ней, то решил набрать "неправильный" номер снова. Когда тот же самый парень поднял трубку, я завопил: "Ты мудак!" и повесил трубку.
Я написал его номер на листок рядом со словом "Мудак", и повесил его неподалёку от своего рабочего места. Каждые пару недель, когда я оплачивал счета, или у меня просто выдавался неудачный день, я звонил по нему и кричал: "Ты мудак!". Это всегда меня ободряло.

Когда телефонные компании ввели услугу определения номера звонящего абонента, я решил, что мои терапевтические звонки "мудаку" вынуждены будут прекратиться.
Итак, я набрал его номер и сказал: "Привет, это Джон Смит из телефонной компании. Я звоню, чтобы узнать, знакомы ли вы с нашей услугой определения номера звонящего абонента?".
Он прокричал: "НЕТ!" и бросил трубку.
Я быстро перезвонил ему и сказал: "Это потому, что ты мудак!" и повесил трубку.

Однажды я поехал в магазин, и, когда я уже был готов припарковаться на освобождающееся место стоянки, какой-то парень на чёрном БМВ подрезал меня и занял место, которого я так терпеливо дожидался. Я посигналил ему и прокричал, что так делать нельзя, но этот идиот проигнорировал меня. Я заметил на заднем стекле его машины надпись "Продаётся" с указанием телефонного номера, который я старательно записал.
Несколько дней спустя, когда я отзвонился первому мудаку (я занёс его номер в список быстрого вызова), я подумал, что неплохо будет теперь позвонить и мудаку на БМВ.

Я сказал: "Вы действительно тот, кто продаёт чёрный БМВ?".
Он ответил: "Да, это так".
Я спросил: "Могу я его осмотреть?".
Он сказал: "Да, я живу по адресу Зелёный Бульвар, д. 34. Это жёлтый особняк, машина припаркована прямо перед ним".
Я спросил: "Как вас зовут?".
Он ответил: "Меня зовут Дон Ансен".
Тогда я поинтересовался: "В какое время вас можно точно застать, Дон?".
Он сказал: "Я появляюсь дома ежедневно после пяти".
Я сказал: "Послушайте, Дон, могу я вам кое-что сказать?"
Он ответил: "Да?"
Я сказал: "Дон, ты мудак!"
Затем я повесил трубку и также добавил его номер в свой список быстрого вызова.
Теперь, когда у меня появлялась проблема, я имел возможность позвонить двум мудакам.

Потом мне пришла в голову одна идея.
Я позвонил мудаку No.1.
Он сказал: "Алло". Я ответил: "Ты мудак!", но не повесил трубку.
Он спросил: "Ты всё ещё на линии?".
Я сказал: "Да".
Он закричал: "Прекрати мне звонить!".
"Заставь меня", — ответил я.
"Кто ты?", — спросил он.
Я ответил: "Меня зовут Дон Ансен".
Он сказал: "Да? И где ты живёшь?".
Я ответил: "Я живу на Зелёном Бульваре, д. 34, это жёлтый особняк, прямо перед ним припаркован чёрный Бумер".
Он сказал: "Я еду прямо сейчас, Дон. И лучше бы тебе помолиться".
Я сказал: "Как мне страшно, мудак!" и повесил трубку.

Затем я позвонил мудаку No.2. Он сказал: "Алло?".
Я ответил: "Привет, мудак".
Он завопил: "Если я когда-либо узнаю кто ты...".
Я сказал: "То что?".
Он воскликнул: "Я надеру твою задницу!".
"Хорошо, мудак, у тебя будет шанс. Я еду к тебе прямо сейчас".
Я повесил трубку и немедленно вызвал полицию, сообщив им, что я живу на Зелёном Бульваре, д. 34, и что ко мне едет мой любовник, чтобы убить меня за то, что я переспал с другим.
Затем я позвонил на канал местных новостей и сообщил о предстоящей гангстерской разборке по тому же адресу.
Я быстро собрался и направился туда же. Я успел как раз вовремя, чтобы наблюдать двух мудаков, выбивающих друг из друга дерьмо перед шестью стоящими там автомобилями полиции, вертолётом службы новостей и целой группой журналистов.

Вот теперь я чувствовал себя намного лучше. Управление гневом действительно работает.

Там, в автомате, стояли обычные стеклянные стаканы, никто их не воровал. Переворачиваешь стакан, ставишь на моечку, нажимаешь на него, и он ополаскивается водой.

Переставляешь стакан под краник, кидаешь монетку и пьёшь свой холодный бодрящий свежий напиток.

…потом мы позвонили тётушке, она жила в Москве, поговорили с ней по телефону.

Тётушка говорит: «Заезжайте в гости! Чайку попьёте хоть!» — мы отвечаем: «Некогда! Вот газировки попили, и нам хорошо». Она вдруг очень серьёзно говорит: «С ума сошли! Не надо её пить! Стаканы эти облизывать!»

И я тогда, в августе 1991 года, вдруг понял, что газировку из автоматов действительно пить уже не надо. Кончилось это время.

Демократическая Москва напоминала сумасшедший дом, ночлежку, больницу, лепрозорий, табор. Казалось, что ещё буквально три дня назад этого не было. Откуда всё это взялось в том августе?

Автоматы с газировкой скоро пропали с улиц; больше они уже не возвращались. Где они теперь?

Но в каком-то смысле эти автоматы остались для меня символом Советского Союза.

То, что сотни людей, в том числе мы, дети, пили в течение одного дня из одних и тех же стаканов, это показатель огромного количества удивительных вещей.

Для начала, это показатель медицинского обеспечения в СССР. По улицам ходили здоровые люди, они были в абсолютном большинстве. Венерические и все прочие известные миру болезни отсутствовали как факт в огромной — 250 млн. населения! — стране. Это просто невозможно. Но так было.

Значит, не было публичных домов в каждом городе, европейских подонков, приезжающих сюда снимать порнофильмы, сексуального туризма в России и прочих благ цивилизации вроде наркопритонов.

Больные, наркоманы, проститутки, конечно же, были, наверное, но составляли 0,01% населения.

Затем, эти автоматы с газировкой — показатель высочайшей степени доверия граждан друг к другу. По сути, всё это напоминало детский сад. Дети знали, что можно пить из одного стакана, потому что все они дружные ребята, и всё у них хорошо.

Автомат с газировкой — один на всех — наглядная примета той же самой социальной ситуации, что и отсутствие заборов и шлагбаумов во дворах, кодовых замков в подъездах, железных дверей на несколько квартир на этажах и собственных на восьми замках дверей тоже — всего этого тогда не было вообще.

Всё вместе — это показатель криминальной ситуации в стране.

Автомат с газировкой, ключик от квартиры под половичком и 25 рублей, которые бабушка мне пересылала в конвертике письмом — приметы одного порядка.

Ситуация с миграцией так же отражалась в этом стаканчике с газировкой — в Россию с её окраин, и с территорий сопредельных, не ехали орды и табуны людей, никогда в жизни не лечившихся (и не учившихся тоже) — отчего-то они вообще сюда не попадали. Таможня не давала добро.

Значит, не было той степени коррупции, которая начинается с самого низа, с пограничника, таможенника и постового в горах Кавказа, степях Украины и на трассе посреди азиатской пустыни.

Кстати, если газировку пил человек в чалме, это ни у кого не порождало вопросов; значит, эти автоматы были ещё и безупречным показателем толерантности и политкорректности.

Ибо истинная толерантность и политкорректность — это не когда ты себя сдерживаешь, потому что так принято в «демократическом обществе», а тогда, когда ты даже не думаешь об этом: узбек, грузин, украинец — какая разница, все свои ж.

Ещё в стаканчике с газировкой отражалась удивительная дешевизна элементарных бытовых потребностей — потому что три копейки на газировку, это не пятьдесят или сто рублей на «колу» или «фанту». Когда мы хотели выпить газировки — мы, пацаны, просто начинали эти копейки искать около магазина, и минут за пять находили. Попробуйте сегодня у магазина найти сто рублей.

Газировка из автомата служила и прекрасным показателем социального равенства: я помню, как с равной радостью спешили к автомату товарищи профессорского типа и крепкие работяги.

Наверное, можно этот список продлить, но те, кто понимают хоть что-нибудь — поймут и так.

А если вы сейчас мне скажете, что нынче можно попить кофе из автомата, и там стаканчики одноразовые, вы вообще не поняли, о чём я говорил.

И ладно. Поймёте потом.

Или не поймёте.

Но ведь есть сегодня взрослые люди, которые не умеют считать до десяти и не знают алфавита. Живут же: демократия.