Завершив привычный ритуал, приятели перешли к светским сплетням, нанося сочные мазки красок на свои полотна. Когда солнце стало клониться к закату, обе работы были завершены. Несмотря на то, что Петр Иванович и Егор Архипович изображали одну и ту же возвышенность, картины оказались совершенно не похожи, ведь живописцы имели различное видение окружающего мира. Кроме того, находясь в нескольких шагах друг от друга, они наблюдали объект в неодинаковом освещении.
Согласно сложившейся традиции приятели взглянули на полотна друг друга и вновь стали нахваливать друг друга.
— Петр Иванович, это – не холст, а настоящий шедевр! Откройте тайну, как развить столь гениальное восприятие!
— Ах, оставьте, голубчик Егор Архипович! Ваше полотно на самом деле прекрасно! У меня же вышел заурядный этюд.
От пения взаимных дифирамбов живописцев отвлекла тень, заслонившая садящееся за холм солнце. Оба они обратили туда свои взоры и увидели Музу, спустившуюся с Небес. Приятели были настолько поражены ее красотой, обрамленной лучами вечернего светила, что на несколько мгновений перестали дышать.
— Я явилась к вам как к мастерам живописи и желаю получить свой портрет, — обратилась Муза к художникам. – Кто возьмется за эту работу?
— С превеликим удовольствием, — ответил первым пришедший в себя Петр Иванович.
— Позвольте, я лучше него смогу написать Ваш портрет, — сказал Егор Архипович.
— Это еще почему?! – возмутился Петр Иванович. – Да ты портрет жука хорошо написать не сможешь!
— Ой-ой-ой! Посмотрите на этого гения! – побагровел оскорбленный художник. – И не стыдно тебе лезть вперед со своей мазней?!
До сего дня казавшиеся воспитанными людьми живописцы завизжали как деревенские бабы, а затем и вовсе схватили друг друга за грудки и стали кататься по земле. Егор Архипович вцепился в накрученные локоны своего супостата, Петр же Иванович старался расцарапать противнику ухоженное лицо. По прошествии четверти часа уже бывшие приятели опомнились, встали и отряхнули землю с ранее белой льняной одежды. С тех пор Петр Иванович и Егор Архипович более никогда не вели бесед, а при случайной встрече переходили на другую сторону улицы.
А что же Муза? Несколько коротких мгновений она с отвращением наблюдала неприличное поведение живописцев, а затем двинулась по лугу в сторону начинающего художника, собирающего мольберт, кисти и краски.
— Не желаешь ли написать мой портрет? – спросила Муза.
— Желаю, но не смею, госпожа, — ответил молодой человек.
— Но почему? Многие всю жизнь безнадежно мечтают, чтобы я им явилась. В чем причина твоего отказа? Неужели ты не грезишь о славе?
— Не о славе сейчас мои грезы. Опасаюсь, что не сумею передать Вашу красоту так, как она того достойна.
В словах живописца Муза услышала искренность и сказала:
— Я останусь с тобой, доколе служение искусству для тебя будет превыше тщеславия и корыстолюбия. Пока мы неразлучны, ты сумеешь то, чего никогда не чаял.
С этими словами Муза взяла оторопевшего юношу за руку и повела в его мастерскую.

© Мари Лепс