Впрочем, необходимо учитывать и тот факт, что второй по количеству голосов левый кандидат — Дмитрий Чубашенко, — представляет «Нашу партию» Ренато Усатого.

Последний же не скрывает своего враждебного отношения к Додону. Усатый утверждает, что Додон является ставленником олигарха Плахотнюка, обвиняя последнего в создании искусственных препятствий для участия «Нашей партии» в парламентских, а самого Усатого — в президентских выборах. В связи с этим консолидация голосов левых сил может оказаться для Додона несколько проблематичной, а значит, некоторая интрига во втором туре, который должен состояться 13 ноября, всё же сохранится.

Тем не менее, вопрос заключается в основном в конкретных персоналиях, которые смогут (или не смогут) закрепиться на политическом олимпе Молдавии. Несмотря на внешне жёсткую конкуренцию концепций дальнейшего развития молдавского государства, внешнеполитическая стратегия Кишинёва и его международное позиционирование в результате выборов может претерпеть лишь косметические изменения.

Куда смотрят политики

Формально концепции Додона и Санду диаметрально противоположны. Социалист Додон выступает за восстановление стратегического партнёрства с Россией (в виде возвращения молдавских товаров на российские рынки). Санду представляет силы, ратующие за интеграцию с Румынией, вплоть до размывания собственно молдавской государственности.

Однако в предыдущие годы у власти уже успели побывать куда более радикальные представители обеих концепций. С 2001 по 2009 год президентом Молдавии был коммунист Владимир Воронин. Избираясь в первый раз, он обещал русский язык в качестве второго государственного, и совместное с Приднестровьем вступление Молдавии в союзное государство России и Белоруссии, что должно было, согласно декларировавшемуся плану Воронина, восстановить территориальную целостность Молдавии.

Но после избрания президентом (при том, что ПКРМ контролировала парламент и правительство, Воронин отверг согласованный с Москвой и Тирасполем в ходе сложных переговоров «план Козака», предусматривавший возвращение Приднестровья в состав Молдавии на условии федерализации страны. А с 2003 года он начал заявлять о «европейском выборе» Молдавии и о вступлении в ЕС как о стратегической цели.

Во многом в результате соглашательской политики ПКРМ в конце концов потеряла поддержку избирателей и в ходе уличного противостояния 2009 года потеряла пост президента, а затем и вовсе была вытеснена из парламента.

Ей на смену пришли радикально проевропейские силы в союзе со сторонниками румынизации Молдавии. Сменивший Воронина в качестве исполняющего обязанности президента Михай Гимпу сразу же потребовал безоговорочного вывода российских миротворцев из Приднестровья и обратился к НАТО за помощью в этом вопросе.

Гимпу также определил день 28 июня 1940 года «Днём советской оккупации» и пытался проводить активную политику румынизации. Его преемники Владимир Филат и Мариан Лупу, хоть и вынуждены были смягчить антироссийскую риторику, стремились к реализации тех же целей.

Тянут время

Борющиеся ныне представители правых и левых, учитывая чётко выраженное стремление общества к сохранению молдавской государственности (в противовес концепции вхождения Молдавии в состав Румынии) и к общей стабилизации политической жизни, вынуждены были сместить свою позицию в сторону центра. Левые немного поправели, а правые немного полевели.

При этом ни одни, ни другие на могут рассчитывать на реализацию задекларированных на выборах концепций. Во-первых, никакое долгосрочное политическое урегулирование в Молдавии невозможно без решения приднестровской проблемы. Между тем, решить её сейчас значительно сложнее, чем 15 лет назад, когда Воронин отказался от компромиссного «плана Козака». Кишинёв не может ни отказаться от Приднестровья, признав его независимость, ни интегрировать его в Молдавию на взаимоприемлемых условиях.

Во-вторых, идея интеграции с Румынией в значительной степени потеряла актуальность. «Вступление в ЕС при помощи вступления в Румынию» уже не кажется столь привлекательным. Бухарест явно не демонстрирует выдающихся экономических достижений, уровень жизни в Румынии оставляет желать лучшего.

Кроме того, испытывающая серьёзнейшие экономические трудности Румыния просто ресурсно не потянет интеграцию Молдавии. Конечно, правые в Бухаресте продолжают использовать лозунг «возрождения Великой Румынии» (вплоть до Одессы) и публиковать соответствующие карты. Но, в отличие от ситуации десятилетней давности, ныне это скорее риторическая фигура, нежели реальные планы.

По сути сегодня будущее Молдавии зависит не столько от внутриполитических раскладов, сколько от результатов геополитического противостояния России и США. В случае весьма вероятной победы во втором туре Додон будет использовать более пророссийскую риторику, а Санду — более проевропейскую, прорумынскую и проамериканскую.

Но реальные действия будут направлены на то, чтобы с минимальными потерями протянуть время, постараться ни с кем не поссориться всерьёз, по возможности получить хоть маленькие, но дивиденды от всех геополитических игроков и, дождавшись, когда определится победитель, примкнуть к нему.

Как общая ситуация геополитического противостояния (в которой Молдавия неспособна претендовать на субъектность), так и породивший её глобальный системный кризис не оставляют молдавскому руководству другого выбора. Даже серьёзное изменение к лучшему экономической ситуации в стране не представляется возможным, в силу дальнейшего ухудшения глобальной экономической конъюнктуры.

В силу этого именно экономические проблемы станут основными для любой следующей молдавской власти. Именно отсутствие каких-либо перспектив на фоне катастрофически низкого и продолжающего снижаться уровня жизни, вызывают каждый очередной политический кризис в Кишинёве и потерю популярности каждого следующего правительства, независимо от того, левое оно или правовое, пророссийское или прорумынское (проамериканское).

Интеграция Молдавии в Румынию невероятна, а существенное повышение уровня жизни, даже в случае смены риторики, в молдавско-российских отношениях невозможно.

Собственно, поэтому выборы в Молдавии обошлись без серьёзного вмешательства внешнеполитических игроков. Им просто не до Кишинёва, в котором ничего существенного нельзя ни выиграть, ни проиграть.

Помимо серьезных финансовых затрат на среднеазиатском направлении, падение Асада в обозримом будущем приведет еще и к серьезным потерям в валютной выручке, поскольку в этом случае устраняется препятствие для постройки газопровода Катар — Саудовская Аравия — Сирия — Турция — Европа, и одновременно с исламскими боевиками в средней Азии в Европу хлынет более дешевый Катарский газ, способный потеснить на Европейском рынке газ российский со всеми вытекающими последствиями для выручки Газпрома и Российского бюджета. От Катара до газораспределительного хаба в австрийском Баумгартене около 4000 км., а с Ямала все 5000 км. Не говоря уже про условия газодобычи на Ямале и в Персидском заливе. Сравнение, как вы понимаете не в пользу Ямала, а если учесть еще технологическое эмбарго, то совсем грустно становится. Мечта Польши и Прибалтийских лимитрофов о вытеснении российского газа из Европы вполне может стать явью, а удавка Анаконды на шее Российской империи начнет сжиматься в соответствии с планом Вашингтонского обкома.

Все бы ничего, только на пути катарского газа в Европу встал сирийский диктатор-офтальмолог Башар Асад, зарубивший в 2011 году проект катарского газопровода. Зарубивший не от любви к России. Тут уже взыграл религиозный фактор. В Сирии у власти шииты-алавиты. Кроме Сирии шииты у власти в Иране и Ираке, в отличие от Катара, Саудовской Аравии, Иордании и Турции, где правят сунниты. Отношения между суннитами и шиитами, этими двумя ветвями ислама, более напряженные, чем между православными и католиками в христианстве. А когда еще есть возможность порадеть одноверцам в газовом вопросе, то Катар с его проектом был обречен изначально, поскольку существовал альтернативный проект газопровода Иран — Ирак — Сирия, проходящий по подконтрольным шиитам территориям, а газовые месторождения Ирана по сути то же самое, что и газовые месторождения Катара, поскольку и одни и другие присосались к одному и тому же газовому облаку на шельфе Персидского залива, только с разных сторон.

Это и есть истинная подоплека Сирийских событий, где мятеж против Асада начался в 2012 году, год спустя после того, как он отверг Катарский проект газопровода. И вся сирийская оппозиция, начиная от Джабхат-ан-Нусры, и кончая так называемыми умеренными, финансируется и вооружается прежде всего Катаром. За катарский газопровод эта война. Поддержку же США сирийской оппозиции можно объяснить только соответствием происходящего Анаконда-планом удушения России, поскольку экономически катарский газ в Европе такой же конкурент американскому сланцевому газу, как и газ российский. Но тут уже правит бал геополитика.

И усиление Ирана при таком развитии событий не состоится. Иран — отдельная тема, и появление ИГИЛ аккурат на трассе возможного иранского газопровода не случайно. Не дает ИГИЛ Ирану прорубить сухопутный коридор через Ирак в Сирию, а кое кто еще сомневается, на кого ИГИЛ на самом деле работает. Трамп же открытым текстом заявил, что крестную маму ИГИЛ зовут Хиллари. Не просто так он это сказал, знал что говорит.

Вот и получается, что вся геополитика определяется географией. Интересы Ирана, Катара, Саудовской Аравии и США понятны. С Россией и Турцией сложнее.

По сути , с точки зрения реализации Анаконда-плана, для России что катарский, что иранский газ в Европе смерти подобен. Ни в коем случае нельзя допускать подобного развития событий. Но, в случае победы Асада и восстановления контроля его армией над всей территории Сирии, мы рискуем получить иранско-сирийский газопровод и иранский газ в Европе. Правда будет он подороже катарского, поскольку не факт, что Турция его через свою территорию пропустит,и тогда придется завод по жжижению газа где-нибудь под Латакией строить. И, как ни цинично это звучит, России наряду с победой Асада выгодна бесконечная война в Ираке между ИГИЛ, курдами и правительством в Багдаде,чтобы полыхал весь вероятный путь возможного иранского газопровода.

И вот тут всплывает курдистанская карта. ИГИЛ, против которого ополчился весь мир, в конечном счете додавят. А вот с курдами все сложнее. Они уже вооружены и организованы, и фактически создали уже два своих квазигосударства в Ираке и Сирии. Турецкий Курдистан на очереди. Чем больше будет сжиматься фактор ИГИЛ, тем больше будет возрастать курдский фактор. Никуда от этого не деться. Война здесь, похоже,навсегда. Зато сирийский вентиль на катарском газопроводе перекрыт надолго.

Нынешняя холодная война отличается от предыдущей, утверждает Week. С одной стороны, обе стороны снова вступили в военную и политическую конкуренцию – например, на Украине, в странах Балтии или в Сирии. С другой стороны, распад Советского Союза убрал из конфликта идеологическую составляющую. Именно поэтому сейчас стороны пришли к «легкой версии холодной войны», подчеркивает издание.

Между тем очевидно, что новая холодная война – это преимущественно результат действий одного человека – Владимира Путина, который делал карьеру во времена Советского Союза и стремится восстановить былую славу государства, уверяет автор.

«Эта борьба носит личный характер», – отмечает Week. Советский Союз Путина не только проиграл холодную войну – он распался на 15 государств, многие из которых оказались в состоянии банкротства. Прежнее унизительное положение, какое было в Росси в девяностые годы, когда страна пребывала в тисках нищеты, не должны повториться. Воспоминания о трудных временах в Москве еще свежи, и забыть о них не так легко.

Эта новая холодная война – результат распространенного по обе стороны железного занавеса образа мышления Путина, в соответствии с которым победитель может быть только один. По этой логике, чтобы одна сторона победила, другая должна проиграть, подчеркивает Week. России недостаточно просто подняться, она должна сделать это за счет кого-то еще, настаивает издание. Путин будет без необходимости расходовать ресурсы для «победы». Так, не было серьезных причин для присоединения Крыма, спровоцировавшего западные санкции, считает автор. В итоге плата намного превысила выигрыш, но Путин может сказать, что Россия, во всяком случае, получила то, что хотела, – в отличие от Запада. «В конечном счете, для Путина только это и имеет значение», – пишет Week.

В то же время мы не обречены на повторение холодной войны в ее прежнем виде, признает издание. Исчезновение идеологической составляющей снизило уровень угрозы. Кроме того, мировая экономика приобрела взаимозависимый характер. На протяжении более чем двух десятилетий Россия интегрировалась в глобальную экономическую систему, а чем больше ты приобретаешь за ее счет, тем более зависимым от нее становишься. В результате западные санкции показали, что экономика России может пострадать от штрафных мер, отмечается в статье.

Также стороны необязательно столкнутся с гонкой вооружений, продолжает автор. Россия тратит на свои вооруженные силы меньше, чем Саудовская Аравия, и всего 11 процентов от соответствующих расходов США. Из-за западных санкций и падения цен на нефть расходы на оборону в 2017 году снизятся на 12 процентов и, вполне вероятно, положат конец идее военного вмешательства России в происходящее за ее пределами, считает Week. США легко могут превзойти Россию по расходам на оборону, поэтому любая гонка вооружений будет проигрышной для Москвы, уверяет издание.

«Россия понимает, что на нее надета смирительная рубашка, и пытается изменить стратегическую обстановку вокруг себя», – заявляет автор. Она участвует в пропагандистских компаниях в интернете в попытках повлиять на население за границей, чтобы оно в свою очередь повлияло на местные правительства. Проще вмешаться в ход выборов и помочь победить пророссийскому кандидату Дональду Трампу, чем соревноваться с США на мировом уровне, пишет Week.

«Так что же могут сделать США по поводу этой легкой версии холодной войны?» – спрашивает автор статьи. Если не вмешиваться во внутренние дела России, что было бы сложно скрыть, Вашингтон мало что может сделать. США должны поддерживать НАТО и более слабые государства, которые могут из страха склониться к нейтральной или даже пророссийской позиции. «Чем более сильным и сплоченным кажется Запад, тем меньше вероятность, что Путин увидит способ добиться новой, пусть даже небольшой победы», – уверяет издание.

Как это ни разочаровывает, возможно, единственный выход из сложившейся ситуации – переждать Путина, предполагает Week. «Путин не будет жить вечно», и пока в России остается хоть какая-то видимость демократического управления, кто-то «предпочтительно менее агрессивный и более заинтересованный в мирном сотрудничестве с международным сообществом» может взять власть, пишет автор. Впрочем, возможно, этого и не произойдет – нужно просто подождать и посмотреть, заключает Week.

По словам главы британской контрразведки, Москва противопоставляет себя Западу, «пытаясь самоопределиться и действует соответственно». На данный момент на территории Великобритании остается еще много российских «офицеров разведки», уверен Паркер, задачами которых продолжают оставаться военные тайны, промышленные проекты, экономическая информация и другие важные данные. Принципиальным же отличием нынешнего противостояния от периода  «Холодной войны» Паркер назвал наличие высокоразвитого кибероружия.