Российский президент Владимир Путин тоже сначала хотел сотрудничать с Западом. Для него наиболее важными были 2003 и 2004 годы, когда случились так называемые цветные революции в Грузии и на Украине. Он ошибочно полагал, что все это организовали Соединенные Штаты. На самом деле эти революции были настоящими народными восстаниями против неэффективных, коррумпированных и клептократических правительств.
Путин не может понять концепцию гражданского общества. Он не верит, что оно вообще существует. По его мнению, все должно спускаться сверху, как делается в России. Он был убежден в том, что за переворотами стоит Госдеп США или ЦРУ. Затем был убит его критик Александр Литвиненко, произошло вторжение в Грузию, начался украинский кризис.
— Как вообще оценивать Путина?
— Это сложная личность. Кто-то просто воспринимает его как агента КГБ и этим объясняет все. Но нужно учитывать и то время, когда он служил в спецслужбах. В 70-е годы КГБ возглавлял Юрий Андропов, который впоследствии стал Генеральным Секретарем Советской Коммунистической партии. Андропов планировал авторитарную модернизацию Советского Союза. Путину не нравились реформы Михаила Горбачева, которые привели к уничтожению страны.
Путин был агентом в Дрездене и свидетелем унизительного краха Германской Демократической Республики, после которого потерял все. Это одна часть личности Путина. Но в 90-е годы он снова попал наверх в Санкт-Петербурге, рае для бандитов. Он был связующим звеном между мэром города и организованной преступностью. Это вторая часть его идентичности.
— Сейчас Путин меняет людей в своем окружении. Что от них можно ожидать?
— О многих из них мало что известно. Полгода назад появлялись новости о том, что спецслужбы выезжают в регионы и набирают людей, которые придерживаются тех же взглядов, что и Путин. Они не пришли во власть вместе с Путиным, как, например, отставленный в августе глава Администрации президента (сегодня в России это более сильный орган, чем правительство — прим. ред.) Сергей Иванов.
Он был подчиненным Путина в КГБ. Но Путин хочет людей подчиняющихся, чтобы ограничить себе конкуренцию в системе. Путин боится дворцового переворота, как в случае с Никитой Хрущевым. Недавно ушел с поста глава «Российских железных дорог» Владимир Якунин и начальник Службы по контролю за оборотом наркотиков Виктор Иванов. Говорят, что близок к отставке глава Следственного комитета Александр Бастрыкин. Вопрос и в том, что будет с директором государственной нефтяной компании «Роснефть» Игорем Сечиным.
— Для Путина власть одного человека — идеал?
— Путин старается избежать окостенения системы, как случилось при Леониде Брежневе. Тогда одно «геронтократическое» руководство возглавляло страну с начала 60-х до конца 80-х годов. Но президенту не удастся предотвратить окостенение системы.
Самое большое изменение состоит в том, что прежде мы говорили о «коллективном Путине». Его считали, в общем-то, лидером группового руководства, как было при Брежневе. Теперь же Путин меняет систему, приближая ее к правлению одного человека. Говорят, что Путин движется от брежневской модели к сталинской. Это будет система, более ориентированная на одного лидера, нежели на руководящую группу.
— Вблизи украинских границ сейчас группируются новые российские подразделения. Какая, по-вашему, существует угроза?
— Российская армия переориентируется на долгосрочное окружение Украины. Россия не добилась на Украине того, чего хотела. А Москва хотела получить всю Новороссию, полосу территории от Харькова до Одессы, чтобы иметь доступ на Крым по суше. Кремль хотел получить русскоязычные части Украины. Этого не произошло и не произойдет. Оккупировать пришлось бы очень враждебные территории.
Кроме того, Украина очень эффективно реформировала свою армию, которая теперь может намного лучше защищаться. Население Харькова, Мариуполя и Одессы не хочет быть частью России. Кремль это понимает. План Б — вынудить Украину на децентрализацию, чтобы оккупированные территории приобрели диспропорционально большое политическое влияние в Киеве. Но и этого не произойдет, поэтому Москва приняла замороженный конфликт и пытается угрожать Украине долгосрочными проблемами. Войска слоняются вдоль границы, но в значительной мере это всего лишь психологическая операция.
— Почему же, собственно говоря, Путин выбрал военный путь два года назад? До того на Украине он пользовался значительным неформальным влиянием, которое теперь утратил.
— Он серьезно просчитался. Путин не понял, что украинцы — это народ в гражданском смысле слова. Путин полагал, что русскоязычное население будет лояльно к России, но предположения не подтвердились. Он считал, что захватить Новороссию будет так же легко, как и Крым.
Путин не ожидал той верности Киеву, которую проявили русскоговорящие украинцы. Большинство из них предпочитает быть меньшинством в демократическом государстве, чем большинством — в авторитарной стране. Путин же рассчитывал на то, что национальность возьмет верх над всем остальным. Не взяла.
— Когда вассальная Украина начала менять свое отношение к России?
— Россия и Украина очень отличаются уже с 90-х годов. В обеих странах номинальный президент-реформатор противостоял консервативным депутатам. Но в России президент отдал приказ обстреливать парламент. На Украине вопрос решили досрочным голосованием. После проигрыша на выборах президент ушел.
Выборы на Украине с самого начала были конкурентными, и там сформировалось очень активное и независимое гражданское общество. Россияне же были запуганы. На Украине элиты представляют разные мнения, а в России они единый блок.
— Плохое экономическое положение Путин начинает заменять идеологией. В чем она, собственно говоря, заключается?
— Это еще не идеология, а понимание так называемого русского мира, который объединяет русскоговорящих на всей территории бывшего Советского Союза. Это старая идея старого славянофильства. Ее основа — Православная церковь, традиционные ценности. Но речь идет больше об отмежевании — от Запада, от либерализма, от плюрализма.
Это представление о стране, окруженной врагами, которую может возглавлять только сильный лидер. Сейчас Путин старается ограничить клептократическую Россию, чтобы финансировать проект восстановления утраченных российских имперских размеров. И в этом суть всей современной идеологии. Путин не будет сокращать бюджета армии, как рекомендует Министерство финансов.
— То есть повторяется история Советского Союза.
— Да. Россия все еще не решила свою главную проблему. Ею является экономика, в которой никто не производит ничего, что бы кто-нибудь хотел купить. Экономика полностью зависит от сырья, и из-за этого страдает от колебания цен на него. Но нынешние изменения на энергетическом рынке не цикличные, а структурные. Приходит время сланцевого газа.
России нужны реформы, децентрализация и диверсификация ее экономики. Но этого не будет. Возникли бы новые центры экономической власти, а рано или поздно — новые центры власти политической. Режим такого не потерпит. Во многих отношениях экономика стала заложницей политики.
— Как долго Россия еще может продержаться с подобными расходами на оборону?
— Я не хочу называть конкретные цифры. Но речь идет о годах, а не о десятилетиях. Рано или поздно под давлением это изменится. Во время путинского правления россияне привыкли к определенному уровню жизни, который они не смогут сохранить, поэтому перспективы плачевные.
— Является ли Россия сверхдержавой?
— Нет. Если бы она ею была, то возглавляла бы блок государств, как Советский Союз. Но у России много союзников, которые с ней для удобства: Китай и группа стран с наиболее интенсивно развивающимися экономиками (БРИКС). Россия значительно отстает от Запада в военном отношении, хотя за последнее время уровень российской армии значительно повысился. Тем не менее Россия достаточно сильна для того, чтобы создавать проблемы. Она располагает ассиметричными средствами для информационной войны, коррумпирования западных элит и кибервойны. Но все это оружие слабых, а не оружие сверхдержавы.
— Выигрывает ли Россия информационную войну?
— Несомненно, сейчас все выглядит именно так. Россия указывает на недостатки Запада и добивается в этом временных успехов. Но со временем люди смогут все лучше ориентироваться в новой информационной среде, и россияне станут в ней менее успешными. Раньше они делали все тайком, а теперь каждому известно, что они творят. Они уже достигли своего пика.
Для российского режима Европа является экзистенциальной проблемой. Например, россиян очень заботит Эстония. Она доказывает, что бывшая советская республика может быть успешным членом Европейского Союза. Поэтому Россия так одержима Украиной, которую пыталась задержать на ее пути в Европу. У россиян это не получилось, и так и будет продолжаться.
Это борьба между двумя нормативными системами. Западная — основана на власти закона, прозрачности, правах личности и прочем. Восточная система основана на коррупции, кумовстве, подчинении личности государству. Россия в невыгодном положении, потому что западная система более привлекательна, а в восточной — никто не хотел бы жить. Для России это заранее проигранная битва.
— То есть модель либеральной демократии, по-вашему, победит?
— Что касается долгосрочной перспективы, я настроен оптимистично. Либеральные общества одерживали верх над более сильными и умными противниками, чем Владимир Путин. И теперь Запад пройдет через это, став сильнее. Но мы должны понимать, что то, что мы защищаем, стоит того.
Брайан Уайтмор — комментатор «Радио „Свободная Европа“». Впервые приехал в Россию в последние месяцы существования Советского Союза. Уроженец Коннектикута, окончивший факультет политологии в Санкт-Петербургском и Одесском университетах, восемь лет проработал корреспондентом газеты Boston Globe в Восточной Европе. В своей ежедневной программе Power Vertical Уайтмор комментирует внутренние события в России. В Праге Брайан Уайтмор выступил на конференции «Чьи СМИ, чьи интересы», которую организовала неправительственная организация Aspen Institute.
