«Ну, ты даешь! — хохочет Али. — А еще, говоришь, что военный корреспондент. Ты знаешь, что такое гражданская война? Нейтральных в ней убивают первыми. Война будет, я ее в воздухе чувствую. Даже не война, а сдача власти шариатским придуркам. Эти жирные брюссельские курицы из Европейского квартала (там находятся все главные институты Евросоюза — Д.А.) даже не пикнут, поднесут нам шариат на блюде, по всем законам демократии. Проведут референдум в отдельно взятом районе, и начнется. В ответ поднимутся местные националисты, и кого они пойдут бить? Чтоб мочить настоящих террористов в Моленбеке, у них кишка тонка. Они возьмутся за обыкновенных арабов, таких, как я, — разнесут мою гостиницу, выбьют стекла в парикмахерской у моего соседа-араба, где ты сегодня причесывалась. Хотя мы-то как раз нормальные бельгийцы. Я даже в Марокко никогда не был».
«Понятно: у нас в России говорят, что бьют не по паспорту, а по морде».
«А потом к нам придут «эти», из Моленбека. Отобьют мне печень за то, что я продаю алкоголь, да и сам выпиваю. А моему соседу-парикмахеру выдавят глаза (уже грозились!) за то, что у него и мужчины, и женщины вместе обслуживаются. И куда нам с ним деваться? Бежать к «своим»? А кто для нас «свои»? Для коренных бельгийцев мы всегда останемся «чужими». Придется «покаяться» и вернуться к якобы «своим». Чтоб голову не отрезали. И так поступят все «интегрированные мусульмане», которыми так гордится Евросоюз. Из страха. Из циничного расчета: в гражданской войне надо всегда переходить на сторону сильного. А сильный кто? Тот, кто не боится умереть. Ваххабитские фанатики».
БРЮССЕЛЬ КАК РАЙ ДЛЯ ТЕРРОРИСТОВ
И всегда им был. Еще с 1960-х годов. Кто тут только не ошивался! «Красные бригады», боевики Ирландской республиканской армии, курдские партизаны, «оасовцы» (противники де Голля). Прямо рядом с вокзалом здесь можно купить любое оружие, — достаточно знать нужных вертких людишек. А можно и не знать. Есть известные бары, куда заходят только для того, чтобы найти посредников. Фальшивые паспорта — тоже специализация Брюсселя. Правда, сделать качественный европейский паспорт сейчас практически невозможно, так ведь он и не нужен. Для пересечения внутренних шенгенских границ достаточно «внутренней карты» (для профессионалов — плевое дело). Местные полицейские — люди воспитанные. Даже после громких терактов в Париже и Брюсселе франко-бельгийская граница не контролируется, в поездах проверяют только билеты, а уж хайвеи и вовсе красота. Если не превышаешь скорость, то ты приличный гражданин, даже если у тебя в багажнике труп и пара гранатометов из центрального парка Брюсселя.
А все-таки, почему именно Бельгия? Это крохотное искусственное государство-монархия, куда насильственно втиснуты две ненавидящие друг друга нации — валлоны (говорящие исключительно на французском) и фламандцы (лингвистический багаж аж три языка — голландский, английский и французский). Французский фламандцы учат исключительно для того, чтобы доказать этим упертым валлонам, что мы люди прагматичные, вежливые и готовы даже ВАШ язык выучить. Взаимная ненависть достигает высот неслыханных (арабы и евреи отдыхают). Если браки между евреями и арабами все-таки существуют, то фламандцы и валлоны категорически отказываются спариваться друг с другом. (Наверняка есть исключения, но мне почему-то не встречались.)
В стране царит полувековой бардак. Только в Брюсселе 19 коммун и 6 полицейских участков. (Раньше их было 19!). Если вы переезжаете из одной коммуны в другую, вы сразу выпадаете из поля зрения местных властей, которые вечно ставят палки друг другу в колеса, отказываются сотрудничать, гадят как могут соседям и ябедничают на них в федеральное правительство, в котором тоже крайне запутанная система управления. Все попытки фламандцев (Брюссель когда-то был чисто фламандским городом) упорядочить и централизовать этот дурдом упирались в нежелание местной франкоязычной бюрократии хоть что-то менять, — ведь тогда множество никчемных бездельников потеряют теплые насиженные места с гарантированной высокой зарплатой. Фламандцы плюнули и уехали из столицы (их теперь всего 70 тысяч на 1100000 человек брюссельского населения.)
Если вам надо спрятаться, лучше места чем Бельгия и не придумаешь. «Террористы всегда использовали преимущества географического положения Бельгии, — говорит профессор геополитики Пьер-Эммануэль Томанн. — Маленькая богатая страна с раздутым и неповоротливым бюрократическим аппаратом, отличные дороги, большие порты, трафик оружия, снисходительная полиция. А рядом огромные города — такие, как Париж, Лондон, Амстердам, и добраться до них можно за считанные часы. А главное — никакого контроля на границах».
«Здесь очень привлекательная среда для международной организованной преступности, — подтверждает бывший член Европарламента Филип Клэйс. — Калашников можно купить прямо на улице. Суды мягкие. Даже если полиция хватает преступника, то суд его отпускает: «О, давайте дадим ему еще один шанс! Он еще может исправиться. У него было тяжелое детство». Разумеется, позиция «добро пожаловать, террористы, главное, не совершайте преступлений в Бельгии» была неофициальной, но удобной, поскольку избавляла от ответственности. Начиная с убийства в 2001 году министра обороны Афганистана легендарного Ахмада-шах Масуда абсолютно ВСЕ крупные мировые теракты так или иначе имели связь с Брюсселем, с районом Моленбек».
ЕВРОПЕЙСКОЕ ГНЕЗДО ТЕРРОРИЗМА
В Моленбеке в одиннадцать утра царит прямо-таки мертвая тишина. Закрыты витрины множества магазинов, заколочены окна некоторых квартир, не слышно детского смеха. Нет даже запаха кофе, столь обычного для торговых арабских кварталов. Приличные машины, чистенькие улицы, по которым, тяжело переваливаясь на ходу, бродят глубоко беременные арабские матроны в хиджабах и длинных черных одеяниях, толкая перед собой коляски с детьми. Мужчин почти нет. После того как выяснилось, что парижские и брюссельские теракты были задуманы и организованы выходцами из Моленбека, район с населением 95 тысяч человек затаился. Многие бежали. «Надо просто написать на стенах: «Все ушли на фронт. В Сирию», — говорю я со смешком своему переводчику Рене. Ему мои слова отнюдь не кажутся шуткой: «Скорей всего так и есть. Пересидят и вернутся».
Советник мэрии Моленбека Айт Йеттиг, член Исламской партии, марокканец по происхождению, встречает нас со всей любезностью, уверяет, что он коренной бельгиец, правда, отказывается жать мне руку: религиозные убеждения не позволяют.
За чашкой кофе я выслушиваю бесконечные жалобы на дискриминацию мусульман, на 50-процентную безработицу среди молодых, на ужасное образование. «Дискриминация — это возмутительно, — соглашаюсь я. — Но по пути в Моленбек я видела множество дорожных рабочих из Болгарии и Румынии, которые копались в канавах в грязи под проливным дождем. Неужели даже на такие нелегкие работы не берут мусульман?!»
Господин Йеттиг мягко уходит от ответа: «Да, здесь много гастарбайтеров, готовых работать за копейки даже в тяжелых условиях, потому что в Болгарии зарплаты очень низкие. Но почему наши люди, граждане Бельгии, должны соглашаться на несправедливую оплату труда? Тем более среди мусульман много квалифицированных специалистов с дипломами».
За следующей чашкой кофе я выслушиваю жалобы на то, как трудно получить социальную квартиру. «Иногда приходится ждать почти десять лет! Семьи, конечно, получают быстрее, но это в любом случае дискриминация! Откуда у людей деньги, чтобы платить за квартиру?»
«Социальная квартира — это, значит, бесплатная?» — кротко спрашиваю я. «Не совсем. Люди платят коммунальные расходы».
«Ну, а если человек безработный, как же он платит?» «Государство выплачивает потерявшему работу 80 процентов от его прежней зарплаты», — объясняет господин Йеттиг. «А если молодой человек никогда не имел работы?» «Для таких существует программа социальной интеграции. Ведь им нужно место, где жить, и деньги на расходы. Они получают не больше 900 евро в месяц. Конечно, если есть дети, то платят больше. И, разумеется, медицина и образование для детей бесплатно. Но люди чувствуют себя изолированными. Я же говорю: дискриминация».
(У меня сто горячих выражений, отнюдь не политически корректных, пляшут на языке. Я сразу вспоминаю слова Ван Гриекена, молодого председателя влиятельной фламандской партии «Влаамс беланг» («Фламандский интерес»): «Европейские мусульмане перманентно жалуются. Они никогда не виноваты. Виноват весь мир. Им недодали, их не доучили, не докормили. Они НИКОГДА не берут на себя ответственность. Даже за теракты. Мол, террористов дискриминировали, они попали в дурную компанию в юности, общество их бросило. Бла-бла-бла. В наших тюрьмах 40 процентов заключенных не имеют бельгийского паспорта. Чем они занимаются? Радикализацией местных зэков. Да вышлите вы их к чертовой матери на родину. Нельзя. У нас феминизированное, слабое общество, где царит культ жертвы и самобичевания. За десять лет население Бельгии выросло с 10 до 11 миллионов человек. Миллион — это те самые мигранты. И не говорите мне про умеренные взгляды мусульман. Их лидеры всегда выступают за шариат».)
Господин Айт Йеттиг, советник мэра в Моленбеке, считает, однако, что за радикализацию мусульман в Бельгии ответственны «импортируемые» имамы из Саудовской Аравии и Катара: «Прямо рядом с нами находится самая большая мечеть в Моленбеке, имам которой уже тридцать лет живет в Бельгии и не говорит по-французски! Он не знает страну и не хочет ее знать. Кого он воспитает? И таких имамов большинство. Но главная вина за то, что Моленбек превратился в рассадник терроризма, лежит на франкоязычной Социалистической партии Бельгии».
Я широко раскрываю глаза: «Что вы имеете в виду?»
«Двадцать лет социалисты правили Моленбеком, а местный мэр Филип Моро имел тесную связь с мечетями, — рассказывает господин Йеттиг. — Когда в конце восьмидесятых множество марокканцев и турок получили бельгийские паспорта, они получили и возможность голосовать. Социалисты стали немедленно заигрывать с ними. Они закрывали глаза на все, что творится здесь. Филип Моро приходил в мечети, и имамы разрешали ему произносить пропагандистские речи прямо с кафедры-минбар. Он обещал мусульманам все — пособия, бесплатные квартиры, лишь бы они голосовали за социалистов».
«Вы хотите сказать, что либералы косвенно поддерживали радикальный ислам?!» — восклицаю я.
«Выходит, что так. Нынешний мэр Моленбека Франсуаз Схепманс, бывшая соратница Филипа Моро, недавно сообщила, что ей послали список 54 потенциальных террористов, проживающих в районе. И что она будет делать? А ничего. У нее нет полномочий».
«Но объясните мне странный факт, — террористы всех мастей никогда не трогали Бельгию. Это их база, их лежбище. Почему вдруг случились теракты в самой Бельгии?»
«Выросло новое криминальное поколение, прошедшее через тюрьмы, где из них сделали фанатиков. Но разве бельгийская полиция об этом не знала? Она просто закрыла глаза и уши. Знаете, почему? Теракты дали повод для Бельгии послать свои войска в Сирию и Ирак якобы для борьбы с ДАИШ (ИГИЛ — запрещенная в России террористическая организация. Прим. — ред.). Вы русская, вы помните Афганистан. Я был молодым и помню, как здесь, в Бельгии, тренировали людей идти воевать в Афганистан против русских. То же самое сейчас с Сирией. Я не верю, что самая большая милитаристская держава в мире США с мощной разведкой, спутниками, дронами и современным вооружением не может расправиться с бандами ИГИЛ, которые разъезжают на тойотах по пустыне. Игиловцы — это тренированные псы Запада, который хочет изменить границы Ближнего Востока, а Асад стал у него на пути. Сирийские политики не приходят в Европу и не говорят: нам не нравятся ваши президенты. А почему Франция и Бельгия заявляют, что у сирийцев плохой президент? И вообще, кто они такие, чтобы решать, что хорошо или плохо для сирийцев?!»
Мне нравится господин Йеттиг, но меня мучают сомнения: «Вы говорите, что вы бельгиец. Но почему ваша партия называется Исламской? Вы выступаете за шариат?»
Мой собеседник внезапно вспыхивает: «Мы против экстремизма. Мы за мирный ислам, который никого не заставляет быть мусульманином. Люди должны иметь выбор. Мы никого не заставляем. Мы просто очень аккуратно информируем людей».
После беседы мы выходим на улицу, и мой переводчик Рене спрашивает меня: «А ведь он тебе понравился? Несмотря на то, что не пожал тебе руку?»
Я лишь безразлично улыбаюсь: «Я привыкла к этому в мусульманских странах».
«Ты меня не поняла. Господин Йеттиг по профессии — учитель химии. А теперь представь себе обыкновенную бельгийскую женщину, которая идет к преподавателю обсудить проблемы своего ребенка. Она протягивает ему руку, а он («коренной бельгиец») отказывается ее пожимать. Для нее это оскорбление. Она у себя дома, и ей плевать на обычаи в других странах. И хуже того: это видят дети. Их уважаемый учитель отказывается пожать руку женщине! Почему? Она нечистое животное? Она ниже мужчины? Вообрази, что думают при этом дети! Вот тебе и столкновение культур!»
Рене почти кричит. Мы оба вымокли под зимним дождем. Внезапно я останавливаюсь: «А ведь ты прав! И где же выход?» Я чувствую, как тушь стекает у меня с ресниц, и слышу глухой голос Рене: «Поздно искать выход. Он бельгиец в третьем поколении. Это его родина. Его даже некуда выслать».
КАК МУСУЛЬМАНЕ СТАЛИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИЛОЙ В ЕВРОПЕ
Все началось после Второй мировой войны. Победа СССР на фашистской Германией и создание блока социалистических государств произвели огромной впечатление на европейские умы. В моде были идеи Маркса, Троцкого и Ленина. Рабочий класс в капиталистических странах дружно голосовал за партии, которые называли себя социалистическими, «левыми». Социалисты пришли к власти практически повсюду и де-факто стали главной политической элитой.
«Но со временем произошла эволюция «левых» партий, — рассказывает председатель партии «Влаамс Беланг» Ван Гриекен. — Дети «старых социалистов» превратились в буржуазную богему, которая распивала шампанское в ресторанах, лакомилась черной икрой и рассуждала о мировой революции в духе Троцкого. Они совершенно потеряли связь с действительностью и со своими избирателями. Рабочий класс и фермеры также утратили доверие к социалистам и стали голосовать за правые партии. Возникла проблема. Для сохранения власти понадобились новые избиратели. Вот тогда европейские социалисты сделали ставку на мигрантов. Они не только подлизывались к ним, обещая полную поддержку государства, но и на деле стали поощрять массовую миграцию в страну. В Бельгии был принят закон: любой человек, даже не знающий местного языка, но проживший в стране три года (пусть и нелегально!) имеет право голоса. Это немыслимо, но это сработало! Арабы в мусульманских коммунах шли голосовать, не зная ни слова на местных языках, но с бумажкой в руке с написанным именем».
«Выходит, в этой ситуации мусульмане выступают в роли «полезных идиотов»?»
«Вовсе нет. Кто кого использует, это большой вопрос. Почитайте, к примеру, программу местной Исламской партии, которая вас так очаровала своей умеренностью».
На листке бумаги изложены четкие тезисы: «Законы Бога существуют всегда, а человеческие законы могут быть изменены. Мы уверены, что сможем сделать это в конце концов, когда люди поймут, что только ислам имеет решение». «Ислам — это гораздо больше, чем религия. Это политика». «Ислам — это наша главная цель». «Если большинство выступает за законы шариата, мы должны поставить вопрос на референдум». И это в христианской Бельгии! Разумеется, в коммунах, где большинство составляют мусульмане, может быть совершенно легально установлен шариат!
Я поднимаю глаза на господина Ван Гриекена: «Но это безнадежно! Они никогда не откажутся от своих целей! Вы проиграли. Уже десять лет самое популярное имя среди новорожденных в Брюсселе — Мухаммед. Я даже больше не вижу здесь надписей «Веселого Рождества». Вы перестали праздновать Рождество, потому что мусульмане попросту сжигали рождественские елочки».
«Да, мы теперь празднуем «зимний фестиваль», чтобы не оскорблять чувства верующих мусульман, — саркастически говорит Ван Гриекен. — Слово «Рождество» запрещено! И все же надежда есть. Если мы, правые, придем к власти, мы закроем границы для мигрантов. Никаких минаретов, никаких раздельных бассейнов в общественных школах и халяльной еды в школьных столовых. Мы введем запрет на хиджабы в госучреждениях и прекратим спонсирование мечетей за счет государства».
«Что насчет христианских церквей? — спрашиваю я. — Для того, чтобы их поддерживать официально, вам придется внести христианство в Конституцию страны как государственную религию, а значит, придется выйти из ЕС. А ведь именно Брюссель является столицей Евросоюза».
«Я очень надеюсь, что народы Европы вернут себе свои страны и снова станут в них хозяевами. Мы нуждаемся в таких лидерах, как Путин, Марин ле Пен, Трамп, Орбан. Следующий год может преподнести немало сюрпризов».
ПОЧЕМУ ЕВРОПА СОВЕРШАЕТ САМОУБИЙСТВО
«Мама Меркель», как называют канцлера ФРГ мигранты, выглядит хладнокровной прагматичной немецкой фрау, напрочь лишенной сентиментальности. Остальные лидеры Европы тоже не страдают «любовью к человечеству», однако, упорно проводят политику массовой миграции, которой просто убийственна для их собственных избирателей. Со стороны это похоже на помешательство. К примеру, высокопоставленный брюссельский чиновник, отец 19-летней немецкой красавицы Марии Ладенбургер, изнасилованной и убитой афганским беженцем, просит всех сочувствующих не тратить деньги на цветы, а сделать пожертвования в пользу мигрантов. (Кстати, сама девочка была активным волонтером и работала в лагере беженцев.) Можно, конечно, подумать, что человек от горя головой тронулся, но как-то не в ту сторону.
«Политкорректность — это болезнь, — говорит председатель католической партии «Сивитас» Алан Эскада. — После терактов в Париже и Брюсселе Европарламент пытается протолкнуть расширенный закон о воссоединении семей, чтобы мигранты смогли привозить с собой не только жен и детей, но и родителей, дедушек и бабушек, кузенов, дядей. Короче, весь клан. В свою очередь, вновь прибывшие также подпадут под закон о воссоединении и потащат за собой целое село или даже племя. Следовательно, миграция станет легальной и непрерывной. Налицо изменение популяции Европы. Также усиленно проталкиваются идеи о «позитивной дискриминации» коренных жителей. Раньше на гоcслужбе в Бельгии могли работать только люди с гражданством, что естественно. А сейчас хотят сделать квоты для неграждан, даже в полиции и в армии!»
«То есть бодрые молодые террористы без паспортов или даже с паспортами из Сирии и Ирака (на территориях, захваченных ИГИЛ остались сотни тысяч официальных бланков паспортов) дружно пойдут служить в европейских армиях?!»
«Верно. Позитивная дискриминация также не позволяет полицейским в Бельгии обыскивать бородатого ваххабита с рюкзаком за спиной. Его, конечно, можно обыскать, но при этом нужно также обыскать бельгийскую бабушку с сумочкой, чтобы соблюсти политкорректность! Уже давно не секрет, кто стоит за этой вакханалией миграции — Сорос и его «Открытое общество». Он добивается тотального хаоса и гражданской войны в Европе, чтобы привести к власти мировое правительство, которое якобы всех спасет».
(В Европе за принятие мигрантов выступают около ста неправительственных организаций (НПО), большая часть которых спонсируется ЕС, фондом Сороса «Открытое общество» и вашингтонским «Институтом миграционной политики». Есть даже их совместный доклад «Как частное спонсорство может содействовать размещению беженцев в ЕС?» Самые известные НПО Сороса в Европе — это «Платформа международного сотрудничества нелегальных мигрантов», выступающая за расширенный доступ беженцев к социальным услугам и юридической защите, и Oxfan, «экологическая организация». В прошлом году меня поразило, насколько хорошо было организовано движение беженцев. В каждом городе их ждали удобные помещения, их встречали группы волонтеров с халяльной едой, игрушками, теплой одеждой.)
Если цели Сороса и стоящего за ним Фонда Рокфеллеров относительно понятны, то какой интерес в спонсировании миграции самому Евросоюзу и на деньги европейских налогоплательщиков?! А вот какой.
СУВЕРЕНИТЕТ КАК УГРОЗА ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Европейская элита давно не существует как европейская. Все это глобальная космополитическая англоговорящая элита (вне зависимости от родного языка). Знаменитый ученый Сэмюэл Хантингтон еще в 90-х годах прошлого века году придумал термин «люди Давоса», «которые контролируют практически все международные институты, многие правительства мира, а также значительную долю мировой экономики и военного потенциала». Они «имеют мало потребности в национальной лояльности, рассматривают национальные границы как препятствия, которые к счастью исчезают и рассматривают национальные правительства как остатки прошлого, чья единственная полезная функция заключается в том, чтобы оказывать содействие их глобальным операциям».
«В Евросоюзе идет великая битва за национальный суверенитет отдельных стран, — говорит бывший член Европарламента Филип Клэйс. — ЕС видит массовую миграцию как средство контроля над своими членами. Евробюрократы ненавидят концепцию национальной идентичности. Отсюда идея засунуть в Европу как можно большее количество мигрантов и тем самым навсегда уничтожить понятие национальной идентичности и отобрать суверенитет отдельных стран, оставив им только административные функции. Чем больше будет увеличиваться миграция, тем легче для ЕС контролировать страны вроде Венгрии, принудить их брать определенную квоту беженцев и кормить их, даже если у венгров нет средств кормить собственных нищих.
Евроэлита совершенно оторвалась от реальности, она живет в гигантском мыльном пузыре. Мэр Антверпена говорит, что полиция слишком белая. Он чувствует себя виноватым. Министр внутренних дел хвастается тем, что у потенциальных террористов отбирают заграничные паспорта, чтоб они не уехали в Сирию. Одновременно их не садят в тюрьму, поскольку они еще не совершили преступления. Значит, они останутся в Европе и будут готовить свои теракты здесь. Защитить нас некому. Я был последним человеком в стране, проходившим обязательную воинскую службу. Ее отменили, и теперь молодые люди не знают, что такое воинская дисциплина, и не умеют обращаться с оружием».
«Столкновение цивилизаций — это бомба замедленного действия, — утверждает профессор геополитики Пьер-Эммануэль Томанн. — Она неизбежно сработает. Мы зашли слишком далеко с массовой миграцией и теперь вынуждены твердить, что ислам совместим с демократией. Несогласие с этим тезисом означает гражданскую войну. Мы притворяемся, чтобы избежать проблем. Если вы говорите, что нация должна стать сильной, вас немедленно обвиняют в фашизме. Первой в либерализме тон задает Германия. Мол, мы больше не делаем войну, но мы даем всей Европе уроки морали. Да, мы были очень плохими, а теперь нашли новую модель мира и собираемся научить вас, что такое мир. Эта идеология ослабила европейские нации и государства, и мы не можем больше контролировать движение капиталов и людей. Поэтому нами легко манипулировать. Власти твердят, что большинство мусульман являются умеренными. Это так. Но революции и войны начинает агрессивное меньшинство. Оно готово умереть, поэтому именно меньшинство творит историю. Вспомните большевиков. Вспомните стотысячную толпу на майдане, которая повергла в хаос Украину, страну с 47-миллионным населением!»
«Значит, война?»
Месье Томанн отводит глаза.
«Лучше выпейте бокал этого чудесного вина, вдохните его необыкновенный букет!»
Я сижу в прелестной удобной квартире, устроенной с большим изяществом, с прекрасной библиотекой и мягкими диванами, на которых так удобно цитировать классиков, вести интеллектуальные беседы и обсуждать достоинства вин. Островок уходящей европейской жизни, такой обаятельной в своей беспомощности. А как себя чувствовали аристократы в гостиной романтичного генерала Лафайета, когда над ними уже нависла тень гильотины?
Я вспоминаю слова католического лидера Алана Эскады: «Все слишком поздно. Мы все надеемся, что придут новые люди, правые партии, и Европа будет спасена. Наш дом уже горит, а мы все еще спорим, кто будет вызывать пожарников».
