Гребли шустро, лодка по течению шла ходко. Изъюров с Кыневым работали веслами на совесть, а Кутькин, перебравшись с кормы на нос, изредка прикладывал ладонь козырьком к бровям и всматривался против солнца в лесистые берега – скоро ли появится Пазы-юр.
Не прошло и получаса, как лодка ткнулась в желтый песок, то тут, то там пересыпанный мелким ракушечником. Рыбаки так и остались в лодке, прикрыв плащ-палаткой припасенную для собственного хозяйства часть улова и разложив остальной товар лицом для выгодного обмена. Местные мальчишки, рыбачившие тут же неподалеку на полоскальных мостках пескарей на удочку, пооставляли на одного рыболовную снасть и умчались в деревню, звать мамок на берег к заезжим рыботорговцам. Те, ожидая базарного часа, степенно поправили на чубатых головах мятые-перемятые кепки и закурили махорочку вырви-глаз свернутую в козьи ножки из недельной свежести газеты «Правда».
Вода билась о топляки и борта лодки, шурша, отползала. Не теряя времени даром Федька, выбрав из-под плаща пяток сорожек покрупнее, ловко вспорол им брюшины и, кинув требуху на откуп местным собакам, сладил скоросолку. Поторгуются и перекусят, а то со вчерашнего вечера почитай во рту маковой росинки не бывало. И тут не обошлось без бригадирского совета:
- Ты эта, Федька, - проворчал между затяжками Кутькин, - солю пальцами не шибко втирай, а то рыба сок потеряет.
- Не успеет, - не согласился Кынев.
Но Петруха Изъюров поддержал старшого:
- Дело говорит, экономь солю, рыба она не дура лишнего все равно не возьмет.
- Да ладно вам, сами бы и солили, - незлобиво отбрехался Федька.
Дальше спорить не стали, потому что на берегу появилась небольшая, в полдюжины, толпа пазыюрских вдовых солдаток, рыбу которым в хозяйство таскать с реки было некому. Местным рыбакам продавать своим земелям в юбке рыбу совестно, а за так дарить не с руки, да и жены такой щедрости не поймут, изревнуют на чем свет стоит. Шумным, пестрым табором они сгрудились рядом с лодкой, у каждой в руках что-то было, у кого старый, почти прогоревший примус, у кого медный таз еще дореволюционной выделки, мыла было лишь два серых кирпичика, четыре парафиновые свечки, а соли и спичек на обмен не вынесли мужикам совсем. Что ж, не густо, но все-таки что-то.
Бабы стали заглядывать в лодку и морщить свои облупившиеся в сенокосную пору носы, чтобы сбить цену:
- Фу, - ворчала толстобокая, как бочонок баба в фуфайке с оборванными рукавами на манер толстовки, - мелюзга одна, я за свои свечки у наших мужиков покрупнее карасиков выменяю, а то и бесплатно дадуть…
- Так чего же тогда рынничать пришла? – Ерепенился самый молодой из рыбаков Федька, - ваши-то мужики, ловят в озерах, а там рыба тиной воняет, да и ваши-то мужики, только телкам хвосты крутить мастаки, а до е… ой, рыбалки не охочи…
- Ты то, глядим, больно до ничейного охочь… Мелочь, мелочь… - гомонили бабы, но и купцы не плошали.
- У наших щурят, - нахваливал Петруха, - чешуя до пят, чешуйки с пятак, меняем почти за так, ведро селедки на бочку водки…
- Не, не, - не уступали менялы, - у вас и лодка мелковата, да и рыба мелюзга, от такой на сковородке после жарки только плавники и остаются…
- Наш товар, как попадья, - смеясь, подначивал Кутькин, - пару штучек и бадья…
После таких прибауток бабы принялись хохотать, и дело по товарообмену стронулось с точки замерзания. Через час почти уже и разошлись полюбовно, каждый выгадав свой хороший, как казалось, приварок, да на рыбацкую беду приволоклась на берег старуха Пантелеевна, у которой из ширпотреба на менялово была лишь трехлитровая бутыль картофельной сивухи. Глаза мужиков при виде самогонки масляно заблестели, и не успела бутыль поравняться с бортом их суденышка, как полведра ядреных окушков перекочевали в старухину корзину.
- Отдать швартовы! – весело заорал самозванный бригадир Кутькин.
Бабы вытолкали лодку от берега и пошли в деревню, а мужики догребли против течения за поворот и причалили в ивовый тенек перекусить скоросолкой и отпить по глотку самогоночки. Всю бутыль решили опростать только тогда, когда нос лодки пришвартуется к родному берегу. В результате такого завтрака, неминуемо перешедшего, в обед все-таки вся бутыль была опорожнена. Отчего, добираясь домой, горе-рыбаки, бестолково месили водную стихию речки Вой-ю почти до заката солнца. И дело тут было, конечно же, не в количестве выпитой сивухи, а в изрядной легкости рыбного закусочного ассортимента их стола, да еще выгребать до дому до хаты пришлось теперь против быстрого течения. Зато песен наорались от души, а причалив к родному высокому берегу деревни Выльюд-дор, повалились, кто как и где сидел, да и заснули.
Лишь спустя час их обнаружил в таком виде деревенский пастушок-полудурок Митяй-Ванька. Он то и сообщил, заволновавшимся было женам о прибытии их кормильцев.