(882 миллиарда долларов), что вдвое превышает национальный ВВП. В мире нет большего суверенного государственного фонда. Ему принадлежат более 2% всех котирующихся акций в Европе и более 1% в мире. Его крупнейшие активы вложены в Alphabet, Apple, Microsoft, Nestle и еще девять с лишним тысяч компаний в 78 странах. Создавая этот фонд, Норвегия приняла ряд удачных решений. Независимость фонда не гарантируется законодательно, но она защищена, так как он является отдельным подразделением в составе Центрального Банка под контролем министерства финансов и парламента. Фондом управляют педантично и прозрачно, каждая его инвестиция подробно описывается на сайте фонда.

Другие фонды могут скопировать его организационные структуры, но им будет непросто скопировать нордическое отношение к делу и ценности, лежащие в основе его работы. Ингве Слингстад, руководитель фонда, говорит, что рост фонда произошел быстрее, чем кто-либо мог предсказать, а присущая этой стране культура доверия политическим институтам обусловила огромные накопления. Правила формирования бюджета не позволяют правительству изымать из фонда более одного запланированного годового дохода (установленного в размере 4%). Теоретически, капитал фонда никогда не трогают. Мартин Сканке, который раньше осуществлял контроль над операциями фонда от имени министерства финансов, объясняет высокий уровень доверия к этой организации характерным для страны уровнем материального равенства и культурной однородности граждан. Еще одним фактором является то, что во многих сельскохозяйственных районах еще помнят бедность, царившую здесь два поколения назад.

И все же ожидания, которые норвежцы связывают с госфондом, могут измениться, как меняется и сама Норвегия. Норвежцы, сидящие за рулем новейших электромобилей Tesla, уже не испытывают прежнего предубеждения против роскоши и показухи. Норвежцы, которым еще нет пятидесяти, всю свою жизнь прожили в мире, в котором 5,2 миллиона норвежцев справедливо считаются одним из богатейших народов. Сегодня иммиграция выше, чем когда бы то ни было, особенно после наплыва сирийских беженцев. Партия «Прогресс» – популистская и антиэмигрантская партия – уже давно добивается, чтобы больше нефтяных денег тратилось внутри страны. С 2013 года эта партия была младшим партнером правящей коалиции, возглавляла министерство финансов, и потому сдерживала свое желание сорить деньгами. Однако в первом полугодии этого года правительство впервые изъяло из фонда больше, чем внесло в него нефтяных денег – а именно 45 миллиардов норвежских крон. Доходы в последнее время несколько упали, что означает и некоторое снижение капиталов фонда.

«Очень трудно держать в тумбочке огромную сумму денег и в то же время затягивать пояс», — заявил источник, близкий к фонду.
Пока еще говорить о сколько-нибудь серьезной тенденции рано, но некоторые уже обеспокоены. «Очень трудно держать в тумбочке огромную сумму денег и в то же время затягивать пояс», — заявил источник, близкий к фонду. Господин Слингстад настроен оптимистически, но отдает себе отчет, что в мире очень мало демократий, способных управлять суверенным госфондом: политики всегда предпочитают высокие расходы и низкие налоги. Он отрицает какое бы то ни было политическое давление на себя. Но аппетиты некоторых явно растут – многие хотят если не тратить больше, то, по крайней мере, иначе использовать госфонд. В частности, критики указывают на сравнительно низкую доходность долларовых инвестиций (5.5% годовых с 1998 года), что отражает излишнюю осторожность тех, кто формирует стратегию фонда.

Сони Капоор, главный критик фонда, утверждает, что фонд «лоханулся» в прошедшем десятилетии, не инвестируя во вновь рождающиеся рынки, отчаянно нуждающиеся в капитале, и игнорируя частные активы, такие, как объекты инфраструктуры. Он утверждает, что фонд таким образом недополучил от 100 до 150 миллиардов долларов. Что еще хуже, говорит он, эта излишняя осторожность и сдержанность фонда, фактически, подвергла его высоким рискам, поскольку активы сосредоточились в богатых экономиках.

Политики, общественные организации и прочие все настойчивее утверждают, что моральные соображения должны перевешивать любые другие, в том числе и выгоду.
Защитники стратегии фонда отвергают эту критику, утверждая, что бедные страны предлагают очень мало возможностей для достойного крупного инвестирования. Но это не единственный упрек господина Капоора и других. В демократической стране следует считаться с моральной стороной вопроса. Этические аспекты инвестирования вызывают сегодня горячие дискуссии. Политики, общественные организации и прочие все настойчивее утверждают, что моральные соображения должны перевешивать любые другие, в том числе и выгоду.

Фонд отказывается инвестировать в компании, чья продукция считается не этичной — как табак и некоторые виды вооружений. Он становится все более разборчивым при формировании своего портфеля инвестиций, отказываясь вкладывать деньги в компании, считающиеся явно коррумпированными, либо допускающие злоупотребления в использовании воды и энергии, или внушающие подозрения в использовании детского труда.

Фонд все громче высказывается по поводу сверхвысоких зарплат администрации некоторых компаний. Он угрожает подать в суд на Фольксваген в связи с подтасовкой результатов анализа выхлопных выбросов. Фонд получил инструкции парламента принять меры в борьбе против климатических изменений. Вследствие этого один процент инвестиций фонда осуществляется в компании, которые считаются «зелеными», т.е. экологичными. Он отказывает в инвестициях компаниям, допускающим загрязнение окружающей среды, способствующим вырубке лесов, а с этого года и угледобывающим компаниям.

Подобные самоограничения порой ставят фонд перед дилеммой. Он по-прежнему инвестирует в нефтедобывающие компании, например, обладает огромными активами в Royal Dutch Shell. Те, кто формирует моральную стратегию фонда, утверждают, что инвестируя в нефтяные компании, фонд получает возможность настаивать на более экологичных методах работы этих компаний. Однако один бывший консультант фонда признал в разговоре с нами, что подобные инвестиции являются «парадоксом», принимая во внимание позицию фонда по вопросу о климатических изменениях.

Фактически фонд экспортирует не только капитал, но и норвежские ценности. В будущем он может вступить в борьбу против еще каких-то продуктов – например, сахара и фастфудов, способствующих ожирению. Менеджеры фонда пока не предвидят серьезных финансовых проблем из-за внесения сотни компаний в черный список. Но они не отрицают, что некоторые решения, принятые из этических соображений, вызывают возражения. Возможно сами норвежцы, как акционеры фонда, не всегда будут согласны делать то, что правильно, а не то, что приносит доход.