— Позвольте спросить, осознали ли вы всю значимость своей работы?
— Периодически ко мне приходит это понимание. Это работа колоссальной важности.
И ты реально видишь это, когда разговариваешь с генералами о мировых проблемах. А у нас действительно есть проблемы в мире. Большие проблемы. И я осознаю масштабы своей работы. Осознаю масштабы.
Вчера я встречался с людьми из компании Ford. И из General Motors. Это высшее руководство, важные люди. И они собираются провести огромную работу в США. Они намерены построить в США новые заводы. Когда видишь этот размах, даже как бизнесмен, видишь объемы инвестиций, которые намерены вложить эти компании, поражаешься еще больше. Мы намерены вернуть в Америку рабочие места, как я и обещал во время предвыборной кампании.
— Мы еще поговорим об этом.

— Хорошо.
— Господин президент, я хочу начать с того, что вы пятый день в должности. Поговорить о ваших предвыборных обещаниях. Я сегодня узнал, что вы планирует подписать распоряжение о строительстве стены.
— Верно.
— Вы будете строить эту стену на американские деньги? За нее заплатят американские налогоплательщики?
— В конечном итоге все зависит от того, что произойдет с Мексикой. В ближайшее время мы планируем начать переговоры. И мы получим некую компенсацию от Мексики, о которой я бы сказал…
— То есть, они нам заплатят?
— Совершенно верно, на сто процентов.
— Но сначала за стену заплатят американские налогоплательщики?
— В любом случае позднее мы получим возмещение от Мексики на основе той или иной договоренности. Конечно, я могу подождать год, могу отложить строительство стены. Но я хочу ее построить. Мы должны ее построить. Мы должны остановить приток наркотиков в нашу страну. Мы должны остановить приток людей в нашу страну.
Мы понятия не имеем, откуда они приезжают. Во время кампании я говорил о стене. Это очень важно. Но стена не будет нам стоить ни цента.
— Но вы говорили, причем часто, что за стену заплатит Мексика. А теперь вы говорите о компенсации. Мексиканский президент в последние дни заявлял, что его страна ни в коем случае не будет ничего платить. Он говорит: «Это ущемление нашего достоинства как страны и нашего достоинства как мексиканцев». Он говорит…
— Дэвид, ему приходится так говорить. Он вынужден так говорить. Но я говорю вам, что они заплатят. В каком виде? Наверное, это будет сложная форма выплаты. Вы должны понять: то, что я делаю, — на пользу США. И это также пойдет на пользу Мексике.
Нам нужна очень стабильная и очень крепкая Мексика. Более крепкая, чем сейчас. И им это тоже необходимо. Через Мексику проходят многое, что им совершенно не нужны. Я думаю, это будет полезно обеим странам. И я думаю, что отношения будут лучше, чем прежде.
Знаете, у нас в Мексике пару лет назад был один заключенный, и мы хотели его оттуда вытащить. А Мексика нам не помогала. Эти дни закончились, скажу я вам. Думаю, отношения между США и Мексикой станут намного лучше. Мы построим стену, а Мексика вполне серьезно заплатит за нее.
— Что вы скажете своим сторонникам, которые заявляют: «Погодите, мы думали, что Мексика заплатит за нее в самом начале»?
— Что ж, я отвечу очень просто: они за нее заплатят. Я никогда не говорил, что они заплатят в самом начале. А своим сторонникам я скажу вот что: «Вы хотите, чтобы я подождал два — три года, прежде чем заключать эту сделку?» Дело в том, что нам нужна договоренность по Североамериканскому соглашению о свободной торговле. Нам нужна новая торговая сделка с Мексикой, потому что сегодня нам из-за нее сильно достается.
У нас торговый дефицит в 60 миллиардов долларов. Так что, если хотите, я могу подождать пару лет, а потом мы все сделаем красиво и легко. Но я хочу начать строительство стены немедленно. Я говорю это всем своим сторонникам — а их у меня очень много, люди звонят мне, пишут в «Твиттере», пишут письма, где говорят, что очень этим довольны. Я хочу начать строительство стены. И мы получим компенсацию за эту стену.
— Когда начнется строительство?
— Как только у нас появится возможность. Как только сможем это сделать физически. Мы…
— В ближайшие месяцы?
— Я бы сказал, через несколько месяцев. Да, именно так — через несколько месяцев. Конечно, планирование начнется незамедлительно.
— Людям кажется…
— У нас будут очень хорошие, очень солидные планы уже в ближайшее время.
— Люди сегодня узнают новости о стене, и слушать эти новости будут очень многие. А я хочу задать вопрос об иммигрантах без документов, которые живут в нашей стране. Сейчас выросших здесь детей — их называют мечтателями — защищают родители, как вам известно. Надо ли им беспокоиться о том, что их депортируют? И что вы можете сказать, чтобы успокоить их, заверить, что им разрешат остаться?
— Сильно беспокоиться им не нужно. Они здесь нелегально. Но сильно беспокоиться им ни к чему. У меня большое сердце. Мы позаботимся обо всех. У нас будет очень крепкая граница. Очень прочная граница. Если живущие здесь люди хороши, если они хорошо работают, им вообще не нужно беспокоиться. Мы разработаем политику по этим вопросам в ближайшие четыре недели.
— Но, господин президент, разрешат ли им остаться?
— Я вам скажу через четыре недели. Но я подчеркиваю, мы работаем над этим, изучаем всю эту ситуацию с иммиграцией, мы приняли ее близко к сердцу. Да, здесь есть преступники. Да, здесь есть очень плохие люди. Вот им как раз надо беспокоиться, потому что они будут выдворены. Мы их депортируем. Мы вышлем их очень быстро. Генерал Келли — я поставил ему такую задачу в качестве приоритета номер один.
— Как вы знаете, сенатор Джефф Сешнс, которого вы решили назначить генеральным прокурором, при утверждении в должности сказал, что надо положить конец иммиграционной политике президента Обамы, которая защищает нелегальных иммигрантов, и отметил, что такое решение «определенно будет конституционным». То есть вы можете отказаться от защиты «мечтателей». Такое возможно?
— Мы поговорим с генеральным прокурором. Он скоро станет генеральным прокурором. Он очень хорошо показал себя, просто фантастически. Мы все очень им гордимся. Думаю, с ним обошлись очень и очень несправедливо. Он — умный и очень хороший человек. Он прекрасно будет делать свою работу. Я поговорю с ним, как только его утвердят.
— То есть, такое возможно.
— Мы поговорим с генеральным прокурором.
— Я хочу спросить вас о том, что вы говорили на этой неделе в Белом доме. Вы пригласили в Белый дом лидеров конгресса. Вы подробно говорили с ними о президентских выборах. Вы рассказали им, что проиграли всенародное голосование из-за миллионов незаконных голосов, сказали, что таких незаконных голосов — от трех до пяти миллионов. Это можно назвать величайшей фальсификацией на выборах за всю историю Америки. А где доказательства?
— Позвольте прежде всего сказать, что мои слова были искажены. Планировалась конфиденциальная встреча. Ее участники не должны были говорить с прессой сразу после окончания разговора. Однако демократы посчитали, что она не конфиденциальная.
— Но вы написали в «Твиттере»… о миллионах нелегалов…
— Конечно. Да, я очень… я говорю вполне серьезно. Но эта встреча должна была остаться конфиденциальной. А они превратили ее в… Во-вторых, разговор на эту тему длился около минуты. А они — кто-то говорил, что 25% времени. Это не так. Этот вопрос почти не обсуждался.
Я сказал об этом. Я сказал об этом резко, потому что обман избирателей — это ужасно. Это первое. Во-вторых, я бы победил на прямых выборах, если бы проводил избирательную кампанию в рамках всенародного голосования. Я бы поехал в Калифорнию, где вообще не вел кампанию.
Я бы посетил еще пару мест, где не был. И я бы одержал победу гораздо легче, чем с выборщиками. Однако, как вам известно, коллегия выборщиков — это самое главное. Но никакой разницы нет. Я бы победил очень и очень легко. Но это иная форма победы. И кампанию я бы провел совсем иначе. Совсем по-другому. Но… вы же задали вопрос. На всеобщих выборах мне было бы гораздо проще одержать победу, чем с коллегией выборщиков. Я побывал в 19 штатах. Например, штат Мэн я посетил четыре раза. Так было нужно.
Я поехал в М… — и, между прочим, я там победил. Но оказалось, что эта победа даже не была нужна, так как мы победили с большим преимуществом, получив 306 голосов. Мне требовалось 270. А мы получили 306. И вы, и все прочие говорили: «Да они ни в коем случае не наберут 270». Ваша телевизионная сеть это говорила, почти все это говорили: «Нет, это невозможно». Поэтому я четыре раза ездил в Мэн. Я ездил в разные места. И в этом прелесть системы выборщиков. Но при этом, если посмотреть на регистрацию избирателей, на умерших людей, которые были зарегистрированы для голосования, на тех, кто регистрировался сразу в двух штатах, станет понятно, сколько у нас странностей с регистрацией. Если внимательно взглянуть на процесс регистрации, то обнаружится — станет ясно — что здесь необходимо тщательное расследование.
— Но от трех до пяти миллионов незаконных голосов?
— Что ж, мы это выясним. Но такие цифры вполне возможны. Абсолютно.
— Но…
— Мы все выясним.
На самом деле, я слышал, как противоположная сторона говорила, что их не три — пять миллионов. Я тогда сказал: «Трамп ведет речь о регистрации». А тот человек заявил: «Знаете, мы не хотим говорить о регистрации». Вот так, они не хотят говорить о регистрации.
Регистрировали умерших, регистрировали нелегалов, регистрировали сразу в двух штатах. Да, люди регистрировались в двух штатах. Скажем, в Нью-Йорке и в Нью-Джерси.
И голосовали дважды. На мой взгляд, таких голосов миллионы.
— Но опять же…
— Я проведу расследование. Дэвид, Дэвид, Дэвид…
— Знаете, вы теперь — президент США, а говорите…
— Естественно, я хочу, чтобы процесс голосования был легитимным.
— Но я спрашиваю…
— Люди, которые…
— Я спрашиваю другое. Когда вы высказываете свое мнение о том, что нелегальных голосов — миллионы, это нечто чрезвычайное для системы нашей демократии, для свободных и честных выборов.
— Конечно. Конечно, Конечно.
— Вы говорите, что проведете расследование.
— Естественно.
— Однако то, что вы представили на сегодняшний момент, было опровергнуто. Названо фальшивкой.
— Нет, ничего подобного. Посмотрите на доклады Pew.
— Вчера вечером я звонил автору этого доклада. И он сказал, что они не нашли доказательств… фальсификации результатов голосования.
— Неужели? Зачем же он тогда написал этот доклад?
— Он сказал: доказательств фальсификации результатов голосования нет.
— Извините, зачем же он тогда написал этот доклад?
Согласно докладу Pew… Значит, он снова пресмыкается. Знаете, я всегда заявляю о репортерах, которые подхалимничают, когда хотят написать что-то такое, что вы хотите услышать. Но вовсе необязательно, что это хотят и должны слушать миллионы людей.
— Итак, вы начали расследование?
— Мы собираемся начать расследование и все выяснить. И я скажу так об этих голосах: в результате расследования станет ясно, что все эти фальшивые голоса были отданы не за меня. Ни один из них не был отдан за меня. Они были отданы за противоположную сторону. Но, опять же, нам надо внимательно все проверить насчет регистрации: умерших, незаконных избирателей, тех, кто голосовал в двух, а может, и в трех штатах.
— Спикер палаты представителей Пол Райан сказал: «Я не увидел доказательств. Я заявляю об этом предельно четко и ясно». Сенатор Линдси Грэм сказал: «Президенту не пристало говорить такие вещи без доказательств. Он одержим мыслью, что при прямом голосовании набрал бы большинство голосов, если бы не обман и мошенничество». Я хочу задать вам более важный вопрос. Важно ли это сейчас…
— Нет ничего важнее. Нет ничего важнее.
— И это важно, потому что…
— Позвольте вам сказать: вы знаете, что важно. Миллионы людей соглашаются со мной, когда я говорю об этом. Если посмотреть тот или иной канал, там множество людей звонят и говорят: «Мы согласны с господином Трампом. Мы согласны». Это очень умные люди.
Люди, голосовавшие за меня, многие из них говорят, что сталкивались с такими вещами. Я слышал рассказы об этом. Но вы не говорите о миллионах. Говорите, что это лишь ничтожно малая часть. А я вам скажу: хорошо, что мы это делаем, так как в итоге нам станет ясно, что происходит. Вот вы говорите, что доклад Pew внезапно изменился. Но есть и другие доклады, есть другие сообщения. Вы смотрите на регистрацию, на то, сколько умерших людей были зарегистрированы? Посмотрите на нее и с другой стороны, взгляните на другие моменты, о которых я уже говорил.
— И вы говорите…
— И вы поймете…
— Эти люди в списках проголосовавших, там что, миллионы незаконных голосов?
— Я не говорил, что их там миллионы, но я думаю, что такое вполне возможно. Все правильно.
— Но в «Твиттере» вы пишете…
— И я также говорю это…
— Вы пишете в «Твиттере»: «Если вычесть миллионы людей, которые проголосовали незаконно, получится, что всенародное голосование я выиграл».
— Дэвид, я могу повторить. Если бы были прямые выборы, всеобщее голосование, я бы победил очень легко. Но я бы поехал в Калифорнию и в Нью-Йорк. Я бы не поехал в Мэн. Я бы не поехал в Айову. Я бы не поехал в Небраску и во все те штаты, где мне нужно было выигрывать ради победы на выборах. Я бы поехал в Калифорнию и в Нью-Йорк. А я туда даже не ездил.
— Позвольте задать вам вопрос. Вы победили. Вы президент. Вы сидите…
— Это так.
— …сидите прямо напротив меня.
— Это так.
— Не кажется ли вам, что теперь ваши слова стали гораздо значимее?
— Да, это верно.
— Не кажется ли вам, что эти разговоры о миллионах незаконных голосов опасны для нашей страны, если не представлены доказательства?
— Нет, ни в коем случае.
Ни в коем случае, потому что многие думают так же, как и я. А…
— Не кажется ли вам, что отсутствие доказательств подрывает доверие к вашим словам?
— Вовсе нет, потому что эти голоса были отданы не за меня. Поверьте мне. Они достались Хиллари. Все они голосовали за Хиллари. Все за нее. За меня не голосовали. Думаю, я ни одного такого голоса не получил. И если бы они не голосовали, по всеобщему голосованию результат был бы другой.
Вы должны понять, что я сосредоточил внимание на этих четырех или пяти штатах ради победы. Наверное, она действовала иначе. Ей надо было поехать в Мичиган. Она думала, что этот штат у нее в кармане. Ей надо было поехать в Висконсин. Она думала, что победит там, потому что демократы побеждали в нем 38 лет. Не получилось. А я был в Мичигане, был в Висконсине. Я все время ездил в Пенсильванию. Я ездил во все эти штаты — во Флориду, в Северную Каролину. Вот на чем я сосредоточился.
— Господин президент, меня удивляет, что мы продолжаем этот спор по поводу кампании, по поводу выборов…
— Нет, нет. Мы поговорим об этом в другой раз. Вы должны понять, я одержал колоссальную победу, одну из величайших побед. Если считать по округам, то у меня их наибольшее количество за всю историю или почти наибольшее. Посмотрите на карту, она вся красная. А красное — это мы, республиканцы.
Одна из величайших побед. Но опять же, это была коллегия выборщиков. Это не было всенародное голосование. Я хочу сказать, что у нас много проблем, и что многие люди согласны со мной в этом. Вспомните, восемь лет назад Барак Обама, когда он в первый раз вступил в гонку, баллотировался в Чикаго.
И он смеялся над системой, потому что знал, что все эти голоса пойдут к нему в копилку. Посмотрите на Филадельфию, посмотрите, что там происходит. Взгляните на письмо, которое мне написал Барак Обама, которое лежит в ящике этого стола. Кстати, прекрасное письмо. Просто великолепное. И я его ценю. Но опять же, посмотрите, что он сказал, это есть в записи. Что он сказал о голосовании в Чикаго восемь лет тому назад.
Ничего не изменилось. Ничего не изменилось, поверьте мне. Чикаго, посмотрите, что там происходит. Ситуация там стала только хуже.
Но он в Чикаго улыбался и смеялся над голосованием. А став президентом, он уже так не поступал. Внезапно оказалось, что это основа нашей страны. В этом весь смысл.
Возможно, там было всякое. Я говорю, возможно. Но мы доберемся до сути и все выясним.
А потом мы сделаем так, чтобы это не повторилось. Чтобы люди не регистрировались с нарушениями, чтобы проживающих у нас незаконно не вносили в списки для голосования, чтобы не регистрировали умерших, как сейчас происходит. Такое случается. Я не знаю, насколько часто. Мы постараемся это выяснить, как и разобраться в других нарушениях, скажем, когда люди голосовали в двух штатах. Мы доберемся до сути происходящего, потому что должны это прекратить. Я согласен, это важно. Но другая сторона пытается принизить значимость. Скажу так: если бы этого не было, было бы замечательно. Но мне кажется, что такое случалось. И мне кажется, если бы этого не было, результаты голосования были бы другими.
— И вы считаете, что миллионы незаконных голосов…
— Мы это выясним.
— Позвольте спросить…
— Мы выясним. И кстати, когда я говорю «мы», я и вас тоже имею в виду. Безусловно, всего мы не узнаем, но каковы бы ни были цифры, таких людей много. И мы будем выяснять, потому что нам нужна более совершенная система, где такого не бывает.
— Господин президент, у меня еще один вопрос на эту тему. Об общей картине. Вас критиковали после вашего визита в ЦРУ, в этот священный зал со 117 звездами, которые символизируют погибших сотрудников ЦРУ. Вы говорили о другом. Но также вы говорили о количестве присутствовавших на инаугурации, о количестве присутствовавших на ваших митингах, об обложках журнала Time. Я хочу спросить: неужели это так важно? Когда вы перестанете об этом говорить, ведь вы теперь президент?
— Хорошо, я рад, что вы спросили об этом. Да, я поехал в ЦРУ, это был мой первый шаг. Я с большим уважением отношусь к людям из разведки, из ЦРУ. Правда, я не очень уважаю одного из руководителей. Но это ничего. Я с большим уважением отношусь к людям из ЦРУ.
Та речь попала прямо в яблочко. Посмотрите Fox, посмотрите, что они сказали. Они сказали, что это было одно из самых замечательных выступлений. Они показали, как люди аплодировали, кричали — и все они были из ЦРУ. Кто-то спросил Шона (пресс-секретарь Трампа — прим. пер.): «Это не подставные люди Трампа?» У нас нет подставных людей Трампа. Это были сотрудники ЦРУ.
Мне сказали, где будет проходить встреча. Майк Пенс поехал передо мной, отдал дань уважения погибшим в ЦРУ. Затем я выступил перед собравшимися. Мне аплодировали стоя. Сказали, что это была самая продолжительная овация с тех времен, как Пейтон Мэннинг завоевал Суперкубок. Мне аплодировали стоя. Аплодировали долго. Возьмите записи, вы наверняка вели трансляцию. Я знаю, когда у меня получаются хорошие выступления. И знаю, когда выступления — плохие. Та речь была стопроцентным успехом. Им понравилось. Я бы…
— Вы бы сказали то же самое, если бы это произошло снова?
— Безусловно.
— Перед той стеной?
— Народу она понравилась. Очень понравилась. Мне еще долго аплодировали стоя. Большинство ни разу не присели во время моей речи. В зале чувствовалась атмосфера любви. Вы и другие каналы вели очень неточные репортажи. Мне неприятно это говорить вам, да вы, наверное, вырежете это, но просто включите Fox, посмотрите их репортаж. Посмотрите, как люди реагируют на эту речь.
Это была хорошая речь. А вы и пара других каналов пытались преуменьшить ее значение. И зря вы так сделали. Сотрудникам ЦРУ она понравилась. Если бы я проводил голосование в этом зале, а там было около 300-350 человек, около тысячи хотели туда попасть, но не смогли. Все они были из ЦРУ. На мой взгляд, я бы получил все 350 голосов «за», вот какой был бы результат голосования. Эта речь стала большим хитом, огромным успехом. Потом я вернулся и посмотрел ваш репортаж и пару других.
— Не лично мой.
— Они пытались унизить меня. Что вы сказали?
— Не лично мой.
— Да, не лично ваш, но в репортаже на вашем канале пытались меня унизить. Я могу отличить хорошее от плохого. Только что вышел опрос по поводу моей инаугурационной речи, и подавляющему большинству людей она понравилась. Очень понравилась. Опрос показал замечательный результат.
— Наверное, об этом я и хотел вас спросить. Вы говорили об опросе, что людям понравилась ваша инаугурационная речь, масштаб вашего…
— Нет, потому что вы сами завели об этом разговор.
— Я хотел спросить, в первый день вы…
— Ну, вы сами об этом заговорили. Не я. Я не хотел говорить об инаугурационной речи. Я думаю, я хорошо выступил, и людям это понравилось. Вы видели опрос. Он вышел сегодня утром. Вы сами заговорили на эту тему. Не я.
— Так, значит, опросы, количество собравшихся людей, репортажи в Time — все это до сих пор имеет значение, когда вы уже стали президентом.
— Да, но вы сами настаиваете на этой теме. Там было огромное количество людей. А показывали совершенно неприглядные фотографии, они были сделаны с определенных ракурсов, их сняли рано, да и много всего остального. Я покажу вам потом фотографию, какая там толпа собралась, если хотите.
Если говорить обо всех зрителях, в том числе о телезрителях и все остальных, то мы собрали самое большое количество народа в истории. Зрители смотрели это шоу. Думаю, даже вы с этим согласитесь. Говорят, что я собрал больше всего публики за всю историю инаугурационных речей. И я горжусь этим. Но тему эту начал не я. Это вы сами об этом заговорили.
— Понимаете, меня не интересует количество собравшихся на инаугурации. Я думаю, американцы могут посмотреть на фотографии, сделанные с разных ракурсов, и сами для себя все решить. Мне интересно, как вы провели свой первый полный день здесь в Белом доме, почему решили отправить пресс-секретаря в конференц-зал, собрали журналистов, чтобы поговорить с ними о количестве собравшегося на инаугурацию народа. Вы хотите сказать американцам, что это гораздо важнее, чем некоторые весьма насущные проблемы?
— Одним из результатов моей победы стало то, что мужчины и женщины этой страны, которые прежде были забыты, никогда больше не будут забыты снова. А это отчасти происходит, когда меня пытаются несправедливо дискредитировать, так как у нас собралась огромная толпа зрителей. Собралась такая толпа, что я взглянул на это море людей и сказал: «Ух ты!»
Я и прежде видел толпы народа. Огромные толпы. Но эта толпа была невероятная. Когда я посмотрел на цифры, по оценкам разных источников, мы собрали самую большую аудиторию за всю историю инаугурационных речей. Я сказал, что те мужчины и женщины, с которыми я разговаривал и которые пришли и проголосовали за меня, никогда не будут забыты. Поэтому я не позволю ни вам, ни другим людям унижать эту толпу, унижать тех людей, которые приехали в Вашингтон издалека, потому что я им нравлюсь. И, что еще более важно, им нравится то, что я говорю.
— Я лишь хочу сказать, что не унижал никого из этой публики. Мы вели репортаж в течение нескольких часов…
— Нет, вы унижаете их, на мой взгляд, тем, как вы говорите. Я считаю, что вы унижаете их. Поэтому, я думаю, многие стали нападать на вас и на многих других. Поэтому вас одобрили всего 17%, что довольно плохо.
— Господин Трамп, давайте поговорим обо всем, что произошло на этой неделе. Чикаго. Вчера вечером вы написали сообщение в Twitter о количестве убийств в Чикаго, в нем говорилось: «Если Чикаго не остановит эту жуткую резню, мне придется отправить туда федералов».
— Точно.
— Вы действительно отправите туда федералов? Что вы хотите этим сказать?
— Там происходит резня. Знаете, в моей речи я дошел до чрезвычайного, это слово «резня» от некоторых людей. Это резня. Ужасная резня. Это Афганистан, то есть в Чикаго происходит другое. Людей убивают направо и налево. Тысячи людей за небольшой отрезок времени.
В этом году, который едва успел начаться, ситуация хуже, чем в прошлом, который уже был катастрофой. Они не выполняют свою работу. Поэтому если им нужна помощь, я бы с радостью им помог. Я отправлю к ним те силы, которые следует отправить. Быть может, им придется перестать вести себя столь политкорректно. Быть может, там что-то нечисто. Но нельзя допустить, чтобы эти убийства в Чикаго продолжались. Чикаго уже похож на зону боевых действий. Ситуация в Чикаго хуже, чем некоторые люди, о которых вы сообщаете, в некоторых местах, о которых вы сообщаете каждый вечер…
— Значит, я отправлю…
— …на Ближнем Востоке.
— …вы упомянули помощь со стороны федералов. Существует содействие со стороны федералов и меры по отправке федералов на место. Мне просто любопытно, будете ли вы принимать это решение самостоятельно?
— Я хочу, чтобы они разобрались с этой проблемой. Нельзя, чтобы в каком-то городе расстреливали тысячи людей, в стране, где я занимаю пост президента. Быть может, для кого-то другого на этом посту это было бы нормально. Я хочу, чтобы они решили эту проблему. Перед ними стоит проблема, которую легко решить.
Пусть они будут вести себя жестче, сильнее, умнее. Но они должны решить эту проблему. Я не хочу, чтобы тысячи людей убивали в городе, где я, по сути, являюсь президентом. Я люблю Чикаго. Я знаю Чикаго. Чикаго — прекрасный город, он может быть замечательным городом.
— А если они окажутся неспособны решить эту проблему?
— Чикаго может стать прекрасным городом. Прошу прощения. Он никак не может быть прекрасным городом, если людей там могут убить на улице просто за буханку хлеба. Так он не станет чудесным городом.
— Если им не удастся разобраться с этим, тогда вы и отправите туда федералов?
— Раньше им и не удавалось. Это продолжается уже многие годы. Но не я был президентом. Смотрите, когда две недели назад президент Обама произносил свою речь, очень хорошую речь, двух людей во время его речи застрелили насмерть. Так не должно быть.
— Позвольте спросить…
— Их застрелили не на его речи. Их застрелили в городе Чикаго во время его речи. Что же такое происходит? Я говорю только, что ко мне недавно обратился мэр города, а я сказал: «Вам нужно вести себя умней, надо ужесточить меры, нельзя позволять, чтобы такое происходило. Это просто зона боевых действий».
— Это предупреждение?
— Я хочу, чтобы они разобрались с этой проблемой. Это большая проблема.
— Позвольте спросить о новой информации, будто вы думаете снять запрет с так называемых секретных тюрем ЦРУ по всему миру, которые использовались в прошлом. Это правда?
— Я буду говорить об этом через два часа. Вы будете присутствовать и сможете сами все понять.
— Вы собираетесь снять запрет?
— Вы узнаете об этом через два часа.
— Предыдущий президент, президент Обама утверждал, что США не используют пытки. Сможете ли вы сказать то же самое?
— Знаете, есть один весьма уважаемый мною генерал, генерал Мэттис, он сказал (я был даже несколько удивлен этим), что он не верит в пытки. Как вы знаете, господин Помпео только что получил одобрение Сената. Это фантастический человек, он и возглавит ЦРУ.
Он — совершенно потрясающий человек, в отличие от того, кто только что покинул это место и не был потрясающим ни в каком отношении. Он, мне кажется, отлично справится со своей работой. Он… ну, знаете, я совсем в детали не вдавался, но скажу вам, что я поговорил с другими в разведке. И они верят, например, в пытки водой.
— Вы действительно говорили мне…
— Потому что они говорят, что это реально работает. Действует.
— Господин президент, вы говорили мне как-то раз во время дебатов, что могли бы вернуть пытки водой и кое-что похуже.
— Я бы их вернул…
Этого было бы достаточно — я хочу, чтобы наша страна была в безопасности. Хочу, чтобы наша страна была в безопасности.
— Что это означает?
— Когда они стреляют, когда они отрубают головы нашим и другим людям, когда они отрубают головы людям за то, что они — христиане на Ближнем Востоке, если «Исламское государство» (запрещенная в России организация — прим. пер.) делает такие вещи, о которых никто не слышал со времен Средних веков, то будет ли меня сильно волновать вопрос об использовании пыток с применением воды?
На мой взгляд, мы должны отвечать огнем на огонь. Но теперь, сказав это, я будут работать с генералом Мэттисом. Я буду работать вместе со своим министром, потому что Помпео, как я думаю, будет феноменальным директором. Я буду действовать в соответствии с тем, что они скажут. Но всего 24 часа назад я побеседовал с самыми высокопоставленными руководителями разведки. И я задал им вопрос: «Это работает? Пытки приносят результат?» И они ответили: «Да, абсолютно».
— Теперь вы — президент. Вы хотите, чтобы применялись пытки водой?
— Я не хочу, чтобы отрубали головы гражданам или кому-то еще на Ближнем Востоке. О'кей? Только потому, что они христиане, мусульмане или кто-то еще. Я не хочу… послушайте, вы — достаточно взрослый человек, вы видели время, когда все было совсем иначе. Головы начали отрубать всего несколько лет назад.
И теперь они рубят головы и все это снимают на камеру, а потому распространяют запись по всему миру. Вот что у нас теперь происходит, и нам не разрешают ничего предпринять. Мы играем в разных условиях. Еще раз скажу: я доверяю Помпео, и Мэттису, и моей группе. И если они не захотят этого делать, то и хорошо. Но если они действительно захотят, то я буду работать для достижения этой цели.
Я хочу действовать в рамках того, что разрешено по закону. Считаю ли я, что это принесет результат? Я абсолютно уверен, что это работает. Говорил ли я с людьми на высшем уровне, которые видели, как это работает? Я сам не видел. Но я думаю, что это работает. Говорил ли я с людьми, которых это сильно беспокоит? Конечно.
— То есть, вы не будете возражать против…
— Я хотел бы сохранять…
— Вы не будете возражать как президент?
— …нет, я хочу… я буду полагаться на генерала Мэттиса. Я буду полагаться на этих двух людей, а также на других. И если они не захотят это делать, то я на 100% согласен. Но считаю ли я, что это работает? Несомненно.
— Господин президент, я хочу спросить вас о беженцах. Вы собираетесь подписать масштабный акт исполнительной власти относительно приостановки иммиграции в эту страну.
— Это так.
— О ком мы в данном случае говорим? Это запрет в отношении мусульман?
— Мы говорим… это не запрет в отношении мусульман. Речь идет о странах, где царит ужасный террор. Мы назовем эти страны в ближайшее время. Это те страны, из которых к нам приезжают люди, создающие огромные проблемы. У нашей страны — достаточно проблем и без того, чтобы разрешать въезд людям, которые нередко или в некоторых случаях пытаются причинить огромные разрушения.
Посмотрите, что происходит…
— О каких странах мы говорим?
— …Вы услышите об этом через два часа, потому что у меня целый список. Вы будете весьма удивлены. Вы видите людей, которые приезжают сюда и часто, либо в некоторых случаях имеют недобрые намерения. Я не хочу этого. Это «Исламское государство». Они приезжают под ложным предлогом. Я не хочу этого.
Я буду президентом безопасной страны. У нас достаточно проблем. Я считаю, что Европа совершила огромную ошибку, разрешив миллионам людей приехать в Германию и другие страны. Просто посмотрите. Это… это катастрофа, вот что там происходит.\
Я не хочу, чтобы то же случилось здесь. Однако президент Обама и Хиллари Клинтон разрешили — и Керри разрешил — въехать в нашу страну десяткам тысяч человек. ФБР сегодня собирает информацию об огромном количестве подозреваемых в причастности к терроризму. Они… и они из числа приехавших в нашу страну. Слушайте, у нашей страны много проблем. Поверьте мне. Я знают об этих проблемах больше, чем вы. Это большие проблемы, серьезные проблемы. Дополнительные проблемы нам не нужны.
— Позвольте спросить вас о некоторых странах, которых не будет в этом списке, — я имею в виду Афганистан, Пакистан, Саудовскую Аравию. Почему мы собираемся разрешить людям приезжать к нам в страну…
— Вы увидите… вы увидите. Мы будем проводить самое тщательное расследование по каждому делу. Самое тщательное расследование. И мы не станем впускать человека в страну, если увидим даже самый незначительный риск возникновения каких-то проблем.
— То есть вы вообще…
— Мы исключаем определенные страны. Но в отношении остальных стран будем проводить самое тщательное расследование. Будет очень сложно въехать в страну. Именно сейчас это очень просто. А будет очень и очень сложно. Мне не нужен терроризм в этой стране. Посмотрите, что происходит в Сан-Бернардино. Посмотрите, что произошло в разных других местах. Посмотрите, что произошло со Всемирным торговым центром. О'кей, я хочу сказать, посмотрите на это как на пример.
— А вы вообще обеспокоены… вас вообще беспокоит, что это вызовет еще большее недовольство среди мусульман…
— Недовольство?
— …всего мира?
— Сейчас уже немало недовольства. Как его может стать еще больше?
— А вам не кажется, что это…
— Послушайте, Дэвид…
— …усугубит проблему?
— Дэвид, я знаю, что вы — искушенный парень. Мир пребывает в состоянии хаоса. Недовольство в мире достигло предела. И что? Вы считаете, что добавится еще немного недовольства? Мы живем в недовольном мире. Все это уже происходило. Мы вошли в Ирак. Мы не должны были входить в Ирак. И нам не надо было оттуда уходить так, как мы это сделали.
Мир сегодня — это тотальный хаос. Посмотрите, что происходит в Алеппо. Посмотрите, что происходит в Мосуле. Посмотрите, что происходит на Ближнем Востоке. И люди бегут оттуда, и они пытаются попасть в Европу или в другие места. Мир — это хаос, Дэвид.
— Вы упомянули Ирак и еще что-то, что, по вашим словам, может повлиять на американские военные контингенты в ближайшее время. Вы сказали: «Мы должны были сохранить контроль над нефтью, но ладно, возможно, у нас еще будет шанс». Что вы хотели этим сказать?
— Ну, нам нужно было сохранить контроль над нефтью, когда мы уходили. Знаете, это очень интересно: если бы мы сохранили контроль над нефтью, то не было бы «Исламского государства», ведь они подпитывают себя нефтью. Вот откуда они получают деньги. Они получают деньги из-за того, что мы ушли… когда мы ушли, когда мы ушли из Ирака, там не было правительства. Там и сейчас нет правительства.
И, кстати, я сказал кое-что еще. Мы имеем две нации — Ирак и Иран. И они были примерно равны по военной силе. Они воевали друг с другом десятки лет. Все время воевали. И они продолжили бы воевать, и все бы так и оставалось — это был просто образ жизни. Но войдя туда, мы обезглавили одну из этих наций, Ирак. Я сказал: «Иран возьмет верх над Ираком». По сути, так и вышло.
— То есть вы считаете, что мы можем войти и взять под контроль нефть.
— Мы должны был взять под контроль нефть. Не было бы «Исламского государства», если бы мы взяли нефть под контроль. Но я не говорил об этом с точки зрения «Исламского государства», потому что наш уход был ужасен. Мы создали вакуум, и образовалось «Исламское государство». Но если бы мы взяли под контроль нефть, все вполне могло бы быть по-другому. Они не смогли бы подпитывать свое весьма далекое от реальности стремление разрушать значительные части мира.
-- Я вот думаю, что сила в правде: у кого правда, тот и сильней! --