На объект где сорокатрёхлетний Николай Петрович, а для друзей и коллег просто Петрович, работал электриком, кто-то подкинул котёнка. Маленького, на дрожащих и тонких как веточки лапках, с отчаянно задратым вверх хвостиком и огромными для такой маленькой острой мордашки жёлтыми глазами. Редкий пух на крохотном тельце явно не смог бы согреть своего обладателя холодной осенью в траншее и котёнок явно был обречён погибнуть если не от холода, то от собак, которые ночью охраняли стройку. Но, к большому кошачьему счастью он был услышан, спасён и принесён в бытовку. Кто-то из строителей пожертвовал ему старые штаны на подстилку, кто-то налил молока, а кто-то дал кусок холодного варёного мяса. Насытившись, зверёк довольно заурчал, начал гладиться о грубые заскорузлые ладони рабочих и моментально стал общим любимцем, вызывая приступы нежности даже у самых хмурых и немногословных. Так сварщик Максимов, который матом не ругался, а говорил и думал, гладя котенка, назвал его милашкой. Затем, видимо смутившись порыва, добавил пару смачных эпитетов от которых на даче преждевременно краснели помидоры, а иногда и огурцы. Все облегчённо выдохнули, но на Максимова поглядывали удивлённо ещё ни один день… Зашедший вечером прораб тоже умилился, погладил зверька и, почесав ему пузико, грустно констатировал.
- Мужики, кошака нужно куда-нибудь деть. Техника безопасности, так её разтак, не позволяет тут его содержать! – и, заметив возмущение у коллег, пояснил – инженер если штраф выпишет за него, то кто платить будет? Мне он ни куда не упёрся… Может кто зверя домой заберёт?
Так Николай Петрович и стал обладателем беспородного полосатого урчальника. Однако ни жена, ни сын, ни даже дочь, пополнению в семье не обрадовались. Реакция сына была самой мягкой: «Фу! Что это за дрянь уличная? Выбрось его!» Увещевания о том, что это же живое существо семья восприняла в штыки. Дочь, скривившись, потребовала: «Чтобы в моей комнате этой мерзости блохастой не было!» Возражения, что, мол, это братья наши меньшие породили только сарказменную усмешку: «Раз это ТВОЙ брат, ты ему судьбу и устраивай!» И как последний гвоздь в крышку гроба прозвучал вердикт жены: «Котёнка куда хочешь, туда и девай, твоё дело. Нам он тут не нужен! Как вернёшься, сперва в ванну иди, и только потом можешь дальше! Устроил за пазухой живой уголок, Мичурин недоделанный!»
Николай молча вышел на улицу, сел на лавку у подъезда и закурил. Мысли стремительно проносились одна за одной, впрочем, их бег больше напоминал не лошадиные скачки, а тараканьи бега.
- При чём тут Мичурин? Он же не животных выводил, а деревья… Как же я раньше то не видел этого? В них же совсем нет ни добра, ни любви… Как же та милая смешливая девушка стала такой циничной мегерой? И кто в этом виноват? Я. Я, потому что не увидел этих изменений? Или это в ней было всегда? А дети? С чего они-то такие? А как давно я с ними разговаривал? Давно… Нет, всё таки я Мичурин… Во каких баобабов вырастил! И когда же я стал в своей семье лишним? – размышлял мужчина. Сигарета давно уже докурилась до фильтра, чуть оплавила его и потухла. Николай этого не замечал. Он продолжал держать бычок во рту и думал о семье. Телевизор, нагло вторгаясь в душу, вытеснял осознание краха собственной семьи, заставляя сопереживать чужим, выдуманным страданиям…
Но реальность напомнила о себе шебуршанием за пазухой и негромким писком испуганной кошачьей мордашки. Николай тряхнул головой, отгоняя наваждение голубого экрана, и сразу же всё вернулось на свои места, придавив мужчину тяжестью осознания, будто бетонной плитой. Возвращаться домой совсем не хотелось, хоть и идти было тоже некуда. Спавшая с глаз пелена беззастенчиво обнажила всю неприглядную изнанку семьи и быта Николая. В памяти всплывали обрывки разговоров, ссор и мелкие незначительные поступки, которые сейчас уже выглядели не так невинно… И в том, что родные люди оказались потребительски жестоки и чужды ему, глава семьи винил только себя. В памяти всплыла формулировка из учебника по истории: «Трагедия Робеспьера – якобинец без народа» - мужчина негромко усмехнулся:
– Вот и я также, глава семьи без семьи.
Душа металась между двумя главными сейчас проблемами: «Куда деть котёнка?» и «Как жить дальше?» И там и там ответы были очевидны, но не приемлемы.
- Выбросить котёнка с моста и вернуться домой. Вытравить из памяти сегодняшний вечер и жить дальше, будто бы ничего и не случилось. Но ведь это не честно, это не правильно! – возражал он себе. - Ведь душа загнивает с малого. Сегодня котёнок, а завтра кто? Человек? - И что-то щемящее душу зашевелилось в памяти Николая, будто тень былой подлости, но он постарался быстрее отогнать эти воспоминания, пока они не проросли раскаянием и ещё сильнее не отравили его сегодняшнее состояние. Но неприятное осознание всё же успело прозвучать в его голове спокойным осознанием: А ведь душа то давно гниёт!
Мужчина поёжился от вечерней прохлады и дождя. Котёнок опять почувствовал движение и замурчал. Николай, машинально поглаживая животное, поднялся в лавки и немного постояв, побрёл по тротуару вдоль своего дома мимо стоянки и детского городка в сторону старого сквера.
- Котёнка можно подкинуть. В подъезд, в ветклинику, просто на крыльцо, наконец. А сам вернусь в семью и займусь их перевоспитанием. Заставлю детей читать умные добрые книги, окружу жену заботой и вниманием, заново познакомлюсь с ними… Нет, Колик, за такое тебя самого выбросят, как этого котёнка. А если и не сейчас, то позже, когда ты станешь для них совсем не полезным… - пришло новое, ещё более грустное осознание.
- Или, может быть, вернуться сейчас вместе с котёнком? И начать диктовать свои условия? Показать им, кто в доме хозяин? Нет, не смогу, я же их всё же люблю. А люблю ли я их? Или просто привык? Привык к этой жизни, к своему месту в ней? И просто боюсь что-то менять? Так это не любовь, а даже страх? Хотя, если прислушаться к себе, то я их теперь уже точно и не люблю и не боюсь. Я ими… брезгую! - от удивительного открытия мужчина даже остановился посередине тротуара.

Окончание следует...

© Copyright: Тимофей Клименко,