Золушка из Туниса

Первым опытом 15-летней Клаудии в кино была маленькая роль девочки, выросшей среди тунисских моряков. Волны, соленое море, запах рыбы, нравы далеко не аристократические. Не сказать, чтобы режиссер Рене Вотье сразу положил глаз на красавицу. Нет, просто он отчаялся найти на роль арабскую девушку. Само собой, тунисских девочек сниматься в кино не пускали родители. Вотье согласился на европейскую. Затем фильм «Золотые кольца» увидел Омар Шариф и уговорил своего друга, режиссера Жана Баратье, присмотреться к молоденькой актрисе. Впрочем, актрисой она еще и не была. Тот даже присматриваться сильно не стал – схватил и забрал на съемки своего фильма.

Вскоре в Тунисе устроили конкурс красоты среди североафриканских девушек итальянского происхождения. Клаудиу признали самой красивой, как бы сказали у нас, «соотечественницей за рубежом». Главным призом стала поездка в Венецию. Дальше – натуральная сказка. Съездила. Вернулась в Тунис. Через месяц зачем-то включила радио, хотя, как признается, практически никогда этого не делала. Что ее дернуло – неизвестно. И слышит там знаменитого итальянского режиссера Марио Моничелли, который обращается через радиоэфир… к ней, к Клаудии Кардинале!

Моничелли, правда, не знал, как ее зовут, но, как принц из сказки Шарля Перро, разыскивал девушку, с которой познакомился на ходу. Правда, не на балу, а в Венеции. Просил ее откликнуться. Как тут не откликнуться – все как в кино. И зовет не кто-нибудь, а сам Моничелли, живой классик. Завороженная Клаудиа отправилась к классику, снялась в одной из главных ролей в фильме «Голубь».

Итальянские режиссеры словно проснулись и помчались наперегонки – кто скорее ухватит красавицу. Сказать совсем уж откровенно: выдающегося таланта у нее не было. Но была потрясающая внешность, была порода, характер и тот самый полускрытый огонь в глазах. За ним-то режиссеры и побежали.

Тайна Патрицио

Клаудиа подписала контракт с продюсером Франко Кристальди, и все было бы великолепно, если бы не одно препятствие на пути к немедленному успеху. Клаудиа была на сносях. Фантастическим образом ей удавалось это скрывать, и на съемочной площадке даже сомнений ни у кого не зародилось – все ли о’кей с девушкой? Оставался месяц до родов, и вконец расстроенная, загнавшая себя в тупик девушка явилась к Кристальди. «У меня тут проблема…» – залепетала она. «Вы что, беременны?» – не отрывая глаз от бумаг, спросил Кристальди.

Продюсер отправил Клаудиу с матерью в деревню, где юная актриса произвела на свет Патрицио. Кто его отец – тайна. До сих пор. Пятидесятилетний дизайнер Патрицио Кардинале давно не задает матери ненужных вопросов. Он вообще до 19 лет рос в полном неведении. Не то что относительно отца, но и относительно матери. Согласно контракту, подписанному Клаудией с Кристальди, новорожденного следовало представить ее младшим братом. Долго-долго мальчик называл маму сестренкой, а бабушку – мамой. Все в лучших традициях мыльных опер. Но в жизни бывают, как известно, навороты покруче, чем в любом «мыле». Такая же история, кто помнит, была у Джека Николсона. Только он вообще узнал правду после смерти бабушки, которую всю жизнь называл мамой.

Молодая мама, честно сказать, не очень переживала из-за условий контракта. Ну называет ее собственный сын сестренкой – да какая разница. Она сама такая молоденькая, и у них с сыном, получается, одна мама на двоих. Здорово! Гораздо мучительнее были другие пункты контракта. Скажем, то, что ей нельзя было стричься. А так хотелось сделать на голове какое-нибудь торчащее чудо. Но нельзя. Поправляться тоже нельзя. Впрочем, с этим всю жизнь проблем не было. И еще ей было запрещено озвучивать себя в картинах – голос хрипловатый. Интересно, что у птички кардинала тоже негромкий и хрипловатый голосок, который прорезается время от времени.

Регистрировать свои отношения Кристальди и Кардинале не стали. Просто начали жить вместе. Кристальди готов был жениться, но этого не хотела Клаудиа. Ей вообще было очень неуютно со своей популярностью и со своей красотой. Хотя, наверное, поверить в это трудно. Но она действительно комплексовала. Ей казалось, что для Кристальди она лишь помощь в карьере, своего рода бренд и предмет гордости. В красоту она вообще долго не верила. Считала себя хорошенькой и полагала, что этого вполне достаточно. Клаудии вообще было надо не так уж много – зачем чего-то еще желать, если у тебя прелестный сын, любящий муж, а лучшие режиссеры планеты приглашают тебя в свои картины?

Одиночество и свобода выбора

Клаудиа и жила как-то не по-звездному. Ее стремление к одиночеству вызывало удивление публики и недовольство продюсеров. Без конца сбегающая с глаз долой звезда – не лучшее средство для раскрутки фильма. Клаудиа бережно охраняла свое одиночество, потому и замуж не пошла. Боялась – а вдруг любимый, став мужем, начнет предъявлять права и на ее одиночество тоже? Даже сейчас, когда покуситься на свободу и одиночество Клаудии Кардинале равносильно самоубийству, она предпочитает жить с Паскуале Скуитьери, отцом ее дочери Клаудии-младшей, не только в разных квартирах, не только в разных городах, но и в разных странах. Клаудиа живет в Париже, Паскуале – в Риме. Они созваниваются по десять раз на дню, но представить себе его, даже такого обожаемого, рядом денно и нощно выше ее сил. И замуж за него, сколько он ни просил, она тоже так и не вышла.

Она всегда прислушивалась к себе. Долгие годы не снималась: не нравилось ничего из того, что предлагали. Зато когда еще на заре ее карьеры сразу два гения – Лукино Висконти и Федерико Феллини – в один день пригласили ее в свои картины, она не стала слушать ничьих советов. «Конечно же, Феллини, – уговаривали одни. – С ним ты войдешь в историю». «Конечно же, Висконти, – уговаривали другие. – С ним ты войдешь в историю». «Только Феллини – он так бережен с актерами…» «Только Висконти – он так бережен с актерами…» Клаудиа заткнула уши и ответила «согласна» обоим, даром что съемки должны были проходить одновременно.

В «Леопарде» Висконти Кардинале играла вульгарную напористую плебейку – из того племени, что пришло на смену аристократии после победы Гарибальди. Ее партнерами в фильме стали великолепные Берт Ланкастер и Ален Делон. В «8 1/2» Феллини Клаудии досталась поэтическая, эфемерная роль мечты, идеала, той гармонии, к которой стремится герой Марчелло Мастроянни. Кардинале понимала, что, если откажет кому-то из двоих, будет всю жизнь жалеть. Съемки проходили в разных городах. К тому же у Висконти Клаудиа была брюнеткой, у Феллини – блондинкой. Примерно раз в три дня она летала из города в город и перекрашивала волосы.

Висконти ругался – он был очень экспрессивен. Феллини было все равно – он был поэт. Висконти немного настороженно относился к Кардинале, хоть и восхищался ею открыто и громко. «Смотрите, – предупреждал он, – эта кошечка еще вырастет в тигрицу и растерзает своего укротителя». «Она такая мягкая, женственная, настоящее воплощение мечты», – радовался Феллини. Словом, каждый видел в ней то, что хотел видеть. И каждый был прав.

Как ее только не называли! Моравиа – «богиней любви», Феллини – «волшебницей», Висконти – «самой обворожительной актрисой в мире», актер Дэвид Найвен – «лучшим изобретением итальянцев после спагетти». Один только Марлон Брандо, скривившись, обозвал ее «мегерой». Но у него были на то причины. Совсем молоденькая Кардинале обожала Брандо. И всем подряд рассказывала, что, вот если бы она с ним встретилась и познакомилась, было был здорово и интересно. Желание юной красавицы – закон для такого любвеобильного итальянца, как Брандо.
Когда они оказались оба в Лос-Анджелесе, Брандо позвонил Клаудии в гостиницу и предложил встретиться. Она доверчиво метнулась ему навстречу и попала в распростертые объятия, не оставляющие сомнений в его намерениях. Клаудиа была наивным и чистым существом. Неизвестно, как конкретно она себя повела, зато известно, как отреагировал Брандо. Потом, правда, он смягчился и даже снизошел до того, чтобы признать: «Мы с тобой похожи. Ты тоже Козерог. Тебя так просто не возьмешь». А Кардинале (правда, гораздо позднее, когда Брандо уже не было на свете) призналась, что всю жизнь жалела о несостоявшемся романе.

В конце 60-х Михаил Калатозов задумал серьезный философский фильм. Сюжет вертелся вокруг неудачной экспедиции Умберто Нобиле на Северный полюс, а фильм должен был быть о суде совести, о высшем смысле жизни, если таковой имеется, о нравственном выборе… Калатозов словно чувствовал, что «Красная палатка» станет его последним фильмом, и хотел вместить туда свои долгие и непростые размышления. Он хотел глубины и размаха одновременно. На размах «подписался» Франко Кристальди, который пообещал Калатозову 10 миллионов долларов – сумму по тем временам, да еще для Советского Союза, просто немыслимую.
За эти 10 миллионов Кристальди просил немного: вписать в сценарий роль для Клаудии Кардинале. Калатозов придумал героиню, единственный вымышленный персонаж, возлюбленную одного из полярников. Десять миллионов сделали из персонажа главную героиню, привлекли в фильм Шона Коннери, обеспечили фильму неописуемой красоты видеоряд, но не спасли «Красную палатку» от провала в прокате. Калатозов был страшно подавлен и до конца жизни старался не вспоминать про этот фильм.
Кардинале не хотела сниматься в «Красной палатке», но перечить Кристальди хотела еще меньше. К тому же манила северная российская экзотика. С собой она привезла 23 чемодана и непомерных размеров сундук, который не влез в машину. Пришлось оставить его в аэропорту и на следующий день подгонять грузовичок. Съемочная группа схватилась за голову и приготовилась ждать капризов звезды. Но звезда великодушно отказалась от личного туалета на съемочной площадке, умудрилась забыть про оставленный в аэропорту сундук и через пару дней научилась согреваться от русских морозов русским национальным напитком.
Узнав об этом, Кристальди пришел в ужас. «Кино сломает тебе жизнь! – ругался он. – Вспомни, когда Висконти заставлял твою героиню курить одну сигарету за другой, ты тоже говорила: ничего страшного, – а теперь не можешь бросить».

Курит она и правда всерьез, не меньше пачки в день, а от водки Бог миловал.
Екатерина Барабаш
НГ Антракт