Представим себе следующий сценарий. В  нескольких российских местах взрываются бомбы, подложенные исламскими террористами (или подозрение будет направлено на них). В ответ начинаются антиисламские и антииммиграционные протесты, к которым присоединяются российские футбольные фанаты, а также радикальные националистические боевые группировки. Протесты превращаются в беспорядки, и дело доходит до погромов кавказских и среднеазиатских  гастарбайтеров. В конце концов, ОМОН берёт ситуацию под контроль, но из Москвы, Петербурга и других российских городов  начинают убегать тысячи работающих там экономических иммигрантов, среди которых находятся также джихадисты, в том числе сторонники Аль Каиды и так называемого Исламского государства, а также люди, которые выехали воевать в Сирии и Ираке и вернулись в Россию или въехали на Украину. Волна эта направляется из России через Украину на границу Польши.
Альтернативно (или параллельно) происходит дестабилизация ситуации в одной из бывших советских среднеазиатских республик. Удачная или неудачная попытка свержения одного из тамошних диктаторов приводит к кровавым репрессиям или к гражданской войне. Это опять-таки приводит к массовому исходу  в Россию, где российские спецслужбы специально канализируют это движение в сторону польской границы (через Украину).
В последнем варианте этой первой части российской  атаки оружием D  на Польшу и Европу происходит эскалация войны на Украине, что приводит к тому, что на польскую границу движутся сотни тысяч граждан Украины. Так же, как это было в случае с сирийцами, мигрирующими из Турции в Европу, к ним присоединяются другие мигранты. В этом случае это были бы жители среднеазиатских республик, пронизанные российской агентурой, а также джихадистскими террористами. Сирийцы составляли всего 40% всех мигрантов, которые в 2015 году двинулись в Европу  как «сирийцы», и многим совсем не мешало в этом  то, что в действительности они были, например, чернокожими африканцами.
Хотя представленный сценарий гипотетичен, о его потенциальной реальности свидетельствует тот факт, что всего его элементы уже существуют, хотя и в ином масштабе, в иных обстоятельствах и не координированным образом. Теракты джихадистов в России имеют место давным-давно и будут усиливаться в связи с распространением исламского экстремизма в этой стране.  Также и националистические антииммигрантские протесты в прошлом уже преображались в беспорядки, а также  реваншистские убийства кавказских или среднеазиатских гастарбайтеров. Так было, например, в 2010 году во время беспорядков на Манежной площади в Москве. В то же время использование волны мигрантов  как механизма дестабилизации Европы, а также давления на неё с целью получения определённых политических и экономических выгод, применила в 2015 году Турция. Раз турецкие спецслужбы могли перебрасывать мигрантов на Эгейское побережье и облегчать им аренду лодок, на которых они плыли в Европу, то российские спецслужбы тоже смогут стимулировать такое передвижение людских масс. Трудно также ожидать, что Украина справится с коррупцией и контролем границ настолько, чтобы помешать мигрантам пересекать границу, а также торговать украинскими паспортами. Впрочем, граждане Российской Федерации, также граждане таких постсоветских республик, как Узбекистан и Таджикистан (откуда родом несколько тысяч террористов Исламского государства) не нуждаются в визах для въезда на Украину.

Стимуляция наплыва среднеазиатских и кавказских беженцев или мигрантов в сторону польской границы была бы только первой частью плана. На втором этапе речь шла бы о том, чтобы устроить беспорядки в Польше. А потому представим себе следующую ситуацию. На польско-украинской границе собирается толпа в несколько сот тысяч беженцев и мигрантов, которых польская Пограничная Служба  не хочет впустить в Польшу. Мигранты эти начинают реагировать агрессивно, так же, как это было на границе с Венгрией, пытаясь силой прорваться через границу. Одновременно происходит блокирование работы польско-украинских пограничных переходов, что вызывает протесты украинцев, желающих легально пересечь границу. В результате начинаются столкновения между украинцами и среднеазиатскими мигрантами на польской границе.  В то же самое время происходит активизация сил, поддерживающих впуск в Польшу  мигрантов  и противостоящих этому. С одной стороны у границы собираются националистские силы, которые требуют заблокировать границу и провозглашают антиисламские, антииммигрантские и антиукраинские лозунги. С другой – сторонники приёма, причём кроме левых организаций есть также группировки крайне русофобские, утверждающие, что угроза джихадизма со стороны этих беглецов из России – это выдумка российских спецслужб. Парадоксально – российская агентура могла бы сама провоцировать такие действия, стремясь к конфронтации на границе. Кроме того русские были бы заинтересованы в том, чтобы вытолкнуть своих джихадистов в Польшу, так что если бы это способствовали русофобские настроения, то они служили бы интересам России. Конечно, Россия этого не признала бы и официально предостерегала бы Польше перед приёмом джихадистов, зная, что это вызовет прямо противоположную реакцию со стороны многих социальных и политических кругов.

Рассматривая этот этап, следует вспомнить мини-кризис беженцев, который имеет место на белорусском железнодорожном вокзале в Бресте, где группа из нескольких сот чеченцев и таджиков пытается попасть  в Польшу. Ситуация эта активизировала, с одной стороны, левые промиграционные силы, а также правые русофобские круги (отрицающие джихадистскую угрозу со стороны чеченских беженцев), а с другой стороны – иные правые круги, которые с всё нарастающей неприязнью относятся к приёму каких бы то ни было беженцев (не только таких, относительно которых часть СМИ навязывает определение «беженец», несмотря на то, что они не удовлетворяют этим критериям, но также и настоящих беженцев, удовлетворяющих этим критериям). Эта ситуация может быть репетицией перед значительно более масштабным кризисом.Третьим этапом этой атаки оружием D на Польшу было бы доведение ситуации до столкновений  по польскую сторону  границы между радикальными левыми организациями и националистами, что тоже могло бы быть инспирировано иностранной агентурой. В ходе этих столкновений мог бы быть совершён теракт на польской стороне около границы с Украиной или на украинской стороне против какого-нибудь польского объекта.  Мог бы также произойти обстрел польской границы или попытка контрабанды оружия с Украины в Польшу с целью совершить в Польше какую-нибудь диверсию. Конечной целью этого этапа было бы вызвать хаос, в ходе которого начался бы штурм польской границы, а также принуждение польских властей к применению силы. Это, в свою очередь, должно было бы послужить компрометации Польши Украины в Европе. Кроме того в Польше происходили бы демонстрации сторонников и противников действий польского правительства.

В контексте последнего этапа этой провокации стоит напомнить о недавнем обстреле из гранатомёта польского консульства в Луцке в марте этого года. Происшествие это до сих пор не выяснено, и никакие виновники не  найдены. Другим фактором, который может способствовать реализации этого сценария, является отмена виз для украинцев. При этом я не имею в виду критику этого шага, но о том, чтобы показать некие потенциальные вызовы, которые могут быть с этим связаны в определённом, гипотетическом контексте. Да, конечно, отмена виз касается исключительно владельцев биометрических паспортов, однако это не исключает возможности использования безвизового движения российскими спецслужбами.  В варианте минимум речь шла бы о проникновении в волну беженцев пророссийских граждан Украины (хотя бы и родом с сепаратистских территорий) с целью организации беспорядков по обе стороны границы.

Хотя это ситуация гипотетическая, польские власти должны быть подготовлены к такому сценарию. Однако уже сейчас видно, что любые действия, обостряющие миграционную политику и укрепляющие охрану нашей восточной границы, вызывают сопротивление. Примером может служить критика проекта распоряжения министра внутренних дел, касающегося фильтрационных лагерей для мигрантов и беженцев на случай критической ситуации. Стоит заметить, что в Ираке, как на курдских территориях, так и на правительственных, введены весьма строгие принципы фильтрации беженцев, и они дают желаемый результат в виде многочисленных выловленных террористов среди беженцев.

Последним аспектом, связанным с представленным сценарием, является вопрос об интересах России. Кроме попытки дестабилизации Польши, а опосредованно также и Европы, речь шла бы об обезвреживании  мусульманской демографической бомбы на территории Российской Федерации.
В 1989 году на территории Российской Федерации жило 146,8 миллиона жителей, а в 2010 году уже только 142,9 миллиона. Согласно некоторым, наиболее пессимистическим прогнозам, число граждан Российской Федерации могло бы упасть в 2050 году до 98 миллионов. Однако в то же время, согласно данным  последней официальной переписи, в 1989 году в России было 11,8 миллиона этнических мусульман (граждан Российской Федерации), в то время как в 2010 году их было уже 14 миллионов. В 2010 году этнические русские составляли 80,9% граждан Российской Федерации (111 миллионов), а в 1989 году 120 миллионов (81,5%). Между тем в 1989-2002 годах число чеченцев увеличилось с 899 тысяч до 1,361 тысячи, а также мусульманских башкир с 1,34 миллиона до 1,67 миллиона. В 1989-2001 годах только девять народов федерации показали количественный рост, из них шесть – это мусульманские народы (чеченцы, авары, ингуши, кумыки, лезгины и дагестанцы), а остальные три – это буряты, якуты и осетины. Также и среди 12 этнических компонентов федерации, у которых средний возраст ниже 30 лет, девять – это мусульманские народы. Между тем общий средний возраст в Российской Федерации составляет 37,6 лет.

Правда, с 2009 года российские статистические данные снова показывают рост числа жителей Российской Федерации, но он невелик, кроме того это не данные переписи, так что можно сомневаться – не следует ли это из факта получения российского гражданства мигрантами их среднеазиатских бывших советских республик. Согласно подсчётам, количественный потенциал этих гастарбайтеров огромен – их около 10-12 миллионов, причём большинство из них – мусульмане.  Только в 2014 году в Россию прибыло 578,5 тысячи легальных мигрантов, в том числе 130,9 узбеков, 59 тысяч казахов и 54,6 таджиков. Кроме того мигранты эти сконцентрированы в больших городах – в Москве их количество оценивалось в 2013 году в 3,3 миллиона при 18,6 миллиона росси1ских жителей, а в Петербурге – в 2,5 миллиона при 6,6 миллиона российских жителей.

Эти показатели ведут к тому, что часть россиян не только не хочет уже силой удерживать Чечню в составе российской Федерации, но прямо желает избавиться от неё. С другой стороны, значительно легче было бы избавиться от гастарбайтеров, вот только это парализовало бы совершенно Москву и Петербург, поскольку именно эти экономические мигранты давно взяли на себя выполнение основных коммунальных услуг. Кроме того старение этнически русского общества ведёт к тому (точно так же, как в Германии), что там нужны мигранты. Но они и так уже начали двигаться дальше в Европу. В январе 2015 года число иностранцев в Российской Федерации уменьшилось на 1 миллион по сравнению с июлем 2014 года. Тогда также начали отмечать выезд с территории Российской Федерации граждан бывших советских республик, таких, как Узбекистан и Таджикистан, что было связано с девальвацией рубля и падением окупаемости работы в России. Работы, которой нет и у них на родине, в связи с чем легко было бы склонить их к походу на Запад. Через Польшу.