Ростислав, минский формат, как к нему стоит относиться? Он умер или работает? Кто в состоянии реанимировать активный и конструктивный диалог в минских переговорах?‬

— К минскому формату необходимо относиться как к объективной реальности. Он может умереть только в том случае, если из него официально выйдет одна из сторон конфликта (Украина или самопровозглашённые ДНР/ЛНР), которыми были подписаны минские соглашения. Но даже в этом случае, его смерть не обязательна, поскольку страны-гаранты (Россия, Германия, Франция) + ОБСЕ могут с такой постановкой вопроса не согласиться и принять меры, принудительного характера (санкции), направленные на возвращение отказника за стол переговоров.

Если мы говорим о качестве диалога, то он достаточно активен (постоянно идёт экспертная работа в группах). Что же касается конструктива, то, очевидно, что Украина изначально не желала вести конструктивный диалог, рассматривая минские соглашения, как паузу, позволяющую ей преодолеть последствия военного поражения и вернуться к вооружённому подавлению Донбасса.

Этот расчет оказался неверным. За последние два года поддержка Западом украинской власти не усилилась (как полагали в Киеве), а критически ослабла, и шансов на новый всплеск позитивного интереса к Украине практически нет. Кроме того, ухудшилась внутриполитическая ситуация. Постепенно нараставшее противостояние Порошенко и оппонирующих ему партий майдана (легальной параментской опозиции) радикализировалось и перешло в активную фазу. Момент, когда достижение стабилизирующего режим компромисса майданных сил было реально, упущен. Теперь кто-то должен победить, а кто-то крупно проиграть.

В этих условиях Украина потеряла (и до того не очень большое) пространство для манёвра в рамках минских соглашений. Фактически её переговорная позиция свелась к ультиматуму: "Или все читают Минск, как этого желает Киев, или Киев оставляет за собой право на выход из соглашений" (в мирной – со сменой формата, или военной – введение военного положения форме).

Данный ультиматум невозможно реализовать без однозначной поддержки Запада (а её нет). Поэтому, в рамках внутриполитической борьбы на Украине, в процессе давления на Порошенко, его оппоненты всё активнее используют требование перехода к военной форме выхода из минских соглашений. Согласие с этим требованием означает для Порошенко фактическую утрату власти (при формальном сохранении президентских полномочий на какой-то срок). Отказ от согласия ведёт к дальнейшей радикализации позиций сторон и, в конечном итоге, к силовой попытке отстранения его от власти. Она может быть замаскирована под добровольную отставку, но, чтобы вынудить у Порошенко такое решение, надо предъявить конкретную вооружённую силу, которой он ничего не сможет противопоставить.

Победитель внутриполитического противостояния (будь это Порошенко или его оппоненты) окажется в той же вилке: продолжать "великое минское стояние" или резко радикализировать ситуацию при помощи односторонних военных шагов Украины.

Военная самодеятельность, без готовности Запада однозначно поддержать такое решение, приводит к непредсказуемым последствиям. Как я уже говорил, это не значит, что Россия будет захватывать Украину, или немедленно присоединять к себе какие-то её части. Это значит, что Украина исчезнет с политической карты мира, а соседям придётся решать, что делать дальше с территорией и остатками населения.

Таким образом, у России нет никаких причин разрушать минский формат. Наоборот, Москве выгодно начать как можно более широкое обсуждение (со своими союзниками) собственного видения Минска. С тем, чтобы Запад имел дело не с изолированной российской позицией по спорному вопросу, но с позицией группы стран, поддерживающих российский взгляд на предмет.

Очевидно, что продолжение активных, хоть и не конструктивных (по вине Украины), контактов в рамках минских групп нисколько не противоречит подобному подходу. Наоборот, чем больше будет у России времени для продвижения своей позиции, тем лучше для Москвы.

Что же касается Киева, то его роль в минском формате стала абсолютно страдательной (зависимой от не им принимаемых решений). Пространство возможных решений сжалось для него в одну точку. В рамках этого решения, военный кризис в Донбассе и гражданский конфликт внутри киевской власти абсолютно взаимозависимы. Вопрос только в том, что произойдёт раньше.

По итогам визита Порошенко в США, политической повестки в Германии накануне выборов и во Франции после выборов, как вы оцениваете перспективы Нормандского формата и, чего стоит ждать Украине и Донбассу с вашей точки зрения от встречи "нормандской четверки", если она произойдет, скажем, до конца лета?‬

— Рассматривая нормандский формат в рамках сегодняшних реалий, целесообразно выводить Порошенко за скобки. От позиции Украины и её президента мало что зависело уже летом 2014 года (когда формат был основан). Сейчас от нее не зависит вообще ничего. Тем более что "большая нормандская тройка" (Россия, Германия, Франция) прекрасно понимает и трезво оценивает реальные возможности как действующей украинской власти, так и того, что может прийти ей на смену.

Фактически сейчас переговоры в рамках нормандского формата свелись к двусторонним контактам, в ходе которых, каждый из субъектных (Россия, Франция, Германия) участников пытается занять более выгодную позицию к тому моменту, как возникнет необходимость решать не проблему Донбасса, а проблему всей Украины. С этой же целью стороны пытаются не предпринимать активных шагов, чтобы на более длительный период сохранить исчезающую иллюзию стабильности в Киеве. Чем дольше удастся продлить агонию режима Порошенко, тем свободнее будут руки высоких договаривающихся сторон.

Достаточно хотя бы того, что с введением в строй "Северного потока – 2" и "Турецкого потока", которое намечено на 2019 год, исчезает критическая зависимость Европы от украинского газового транзита.

После этого украинская проблема будет иметь для соседей чисто гуманитарное значение (как руандийская во время конфликта тутси и хуту). Следовательно, и решать её можно будет вдумчиво, не торопясь и жёстко защищая свои интересы.

18 июня с территории Ирана был осуществлен ракетный удар по территории Сирии — точнее, по провинции Дейр Эз-Зор, где были поражены несколько лагерей «Исламского государства». Согласно официальному заявлению Корпуса стражей исламской революции, это стало ответной реакцией на двойной теракт в Тегеране 7 июня, в котором погибли 18 человек. К слову, в Иране утверждали, что за терактом может стоять… Вашингтон.

Такая диспозиция отнюдь не случайна. Дейр Эз-Зор — нефтеносная провинция, и может в перспективе стать наземным «мостом» между Ираном, Сирией, а затем даже Ливаном (где находится поддерживаемая официальным Тегераном «Хезболла»). Иран, в свою очередь, может получить прямой выход к средиземноморскому побережью (через густонаселенные западные провинции Сирии, которые на протяжении всей гражданской войны контролировались Асадом).

Американцы бьют по Дамаску прицельно
Натовская коалиция, возглавляемая США, превратила в свой укрепленный район местечко Аль-Танф на границе с Ираком и Иорданией (это контрольно-пропускной пункт, который находится на стратегической автотрассе «Дамаск — Багдад». Основная ударная сила здесь — это повстанцы из Сирийской свободной армии (те, что воюют против Башара Асада), подготовку которых ведут американские военные советники и спецназовцы. По разным данным, сегодня здесь находится до тысячи солдат из США и Великобритании.

9 июня сирийские войска объявили о выходе к границе с Ираком всего в 27 километрах северо-восточнее Аль-Танфа: фактически, это означает, что повстанцам отрезан дальнейший путь на север страны). Этот маневр войск Асада вызвал особое беспокойство в Вашингтоне, поскольку означает значительное укрепление Ирана, откуда войска Асада беспрепятственно получают боевое пополнение в виду шиитских ополченцев.

Именно Аль-Танф сегодня и становится краеугольным камнем в войне за Сирию. Натовская коалиция объявила территорию вокруг этого базы «зоной деэскалации», что не было согласовано с Россией, Ираном и Турцией, которые месяц назад также создали в разных частях страны «зоны деэскалации» с целью защитить мирное население.

И за последние месяцы в окрестностях Аль-Танфа американцы нанесли три воздушных удара по сирийским военным, которые оказались в их «зоне» (не признанной, напомним, ни Москвой, ни Дамаском).

В прошлое воскресенье, 18 июня, в окрестностях Аль-Танфа американский истребитель F-18 Hornet сбил сирийский самолет (судьба летчика неизвестна), который, по сообщению официального Дамаска бомбил позиции «Исламского государства».

На этот инцидент крайне жестко отреагировал министр иностранных дел Сергей Лавров: в беседе со своим американским коллегой Рексом Тиллерсоном он назвал атаку на сирийский военный самолет «циничным нарушением суверенитета Сирии» и потребовал принять «конкретные меры», чтобы такие инциденты не повторились впредь.

Кроме того, Россия пообещала сбивать любые самолеты натовской коалиции, которые будут появляться к западу от Евфрата (это снова провинция Дейр-эз-Зоэр — вблизи сирийско-иракской границы, за контроль над которой сегодня сражаются все силы).

Именно этот «обмен ударами» и дал возможность для военных аналитиков сравнить мощность военных группировок, созданных США и Россией на Ближнем Востоке. В частности, в интервью Business Insider военный советник компании Stratfor Омар Ламрани даже высказал мнение, что Россия в случае прямого конфликта не будет иметь превосходства ни в воздухе, ни в ПВО.

Вместо холодной войны — гибридная
«Около 25 российских самолетов (в том числе Су-35 и Су-30) будут вынуждены столкнуться с исребителями-невидимками пятого поколения, десятками ударных самолетов, F-15, F-16, а также бомбардировщиками B-1 и B-52. И, конечно же, с мощью ВМС США и почти сотней Tomahawk», — рассуждает Ламрани из Stratfor.

И подобных выступлений американских экспертов все больше. Риторика, согласитесь, такая, словно бы военное столкновение и вправду неизбежно. Так возможен ли сегодня военный конфликт между Россией и США на Ближнем Востоке? Этот вопрос «Свободная пресса» адресовала исламоведу Раису Сулейманову, эксперту Института национальной стратегии и главному редактору научного журнала «Мусульманский мир»:

— Такое все-таки исключено. До открытого официального объявления войны друг другу ни в Москве, ни в Вашингтоне не пойдут.

В XXI веке крупные державы предпочитают сражаться методом «гибридных войн». При этом они формально не объявляют войну друг другу, но, снабжая ту или иную сторону конфликта в каком-то регионе как военной техникой, так и личным составом (например, под видом добровольцев), реально воюют именно друг с другом. События на Украине или в Сирии в разной степени тому подтверждение.

«СП»: — В Сирии, формально, Россия и США воюют по одну сторону баррикад — против «Исламского государства».

— Москва в гражданской войне поддерживает законное правительство Башара Асада, а США — Свободную сирийскую армию. Хотя обе державы и воюют против ИГИЛ. Даже после поражения ИГИЛ и Россия, и США сохранят свою поддержку тем сторонам этого многолетнего конфликта (он длится по времени уже столько, сколько шла Вторая мировая война), которым помогают в Сирии.

Вопрос, останется ли территория Сирии в составе одного государства, остается открытым. Нельзя также не учитывать, что на сентябрь 2017 года объявлен референдум о независимости Курдистана, который инициируют иракские курды. А это повлечет собой изменение конфигурации этой части Ближнего Востока. И опять же «курдский вопрос» станет полем для противостояния мировых и региональных держав.