Я достал телефон из кармана, чтобы поставить будильник, ведь именно от этой остановки и до работы ехать ровно 42 минуты. Странно, правда, что связь изредка пропадала, но не это важнее всего в поездке, когда нет цели пообщаться с кем-то при помощи всемирной паутины или сотовой связи. В очередной раз меня порадовала фотография моего питомца Васьки, поставленная в качестве обоев на телефоне. Черный, пушистый и необычайно ласковый кот, которого я подобрал, будучи школьником, и с которым я переехал от родителей, начав взрослую жизнь. Сколько мы всего вместе пережили, он – точно мой талисман. Только что-то отрывочно я помню, что ночью он залез на окно балкона, а я пытался его снять… А может, это просто был сон?

На следующей остановке зашла грузная женщина с очень бледным лицом, множеством сумок и дешёвым парфюмом, наподобие Красной Москвы, и села рядом со мной:
– Молодой человек, вы не против, если я расположусь рядом? – проговорила она, растолкав меня.
– Да мне без разницы, только, если не затруднит, разбудите меня на Чкаловской, – тихо, с недовольным лицом, будто заговорчески, ответил я.
– Ну, если мы остановимся, то разбужу, – сказала она, нагнувшись и шурша пакетами, пытаясь снять свои красные резиновые сапоги и заменить их на белые тапочки с мехом.
Чего только не увидишь в транспорте: порой мужчины меняют носки, чтобы поехать к любовнице не в дырявых, а мамашки переодевают своих детей, крича на всех, чтобы не подглядывали. Так что такой жест соседки меня не удивил, только вызвал смех: ведь на улице дождь, зачем меховые домашние тапочки надевать?
«Впрочем, не моё дело, – отрезал свои мысли я внутренним голосом, – один фиг, но очень бы хотелось поспать перед работой».

Я закрыл глаза и погрузился в дрёму. Сзади слышался храп кондуктора. Очень хорошо, что подъехал такой автобус. В нём очень удобные сиденья, комфортная температура в салоне, шторки на окнах, мягкий свет и хорошая подвеска, судя по тому, что мы не скачем по неровной дороге, как обычно.

Спустя 40 минут прозвенел будильник, я открыл глаза и, посмотрев в окно, тут же раздраженно обратился к соседке:

– Почему вы меня не разбудили на Чкаловской, как я просил? И вообще, где мы сейчас едем? Почему мы за городом?
Вокруг простирался бескрайний лес, отсутствовали какие-либо знаки, по которым можно было определить местность. За окном отсутствовал дневной свет, и создавалось ощущение, что уже наступили сумерки.
– Просто на Чкаловской не было пассажиров, поэтому и не остановились, – спокойно произнесла она, шевеля своими синими губами. – А вы там кого-то хотели увидеть?
– В смысле увидеть? Что вы несёте?! — я был разгневан и уже перешел на крик. — Я еду на работу, а не на отдых или для того, чтобы повидаться с кем-то. Там находится моя ра-бо-та!
– Вы ошибаетесь. Этот автобус не предназначен для того, чтобы развозить людей. Пассажиров здесь, как правило, не выпускают. Вы что, головой ударились?

И правда, что-то голова болела, но всё легко можно было списать на недосып.

– В смысле? Зачем тогда выводить на маршрут автобус, если забирать пассажиров и не выпускать, когда их остановка?
– Вы серьёзно не знаете, молодой человек? – она округлила свои глаза. – Значит, вы ошиблись маршрутом. Этот автобус – новинка у смерти. Раньше было что-то наподобие метрополитена, поэтому люди часто говорили, что видели свет в конце тоннеля. Но у проводников возникла неувязка: из всех районов города и пригорода надо было доставлять души умерших пешком, а это крайне неудобно. Поэтому и приобрели универсальный автобус. Пассажиров выпускают лишь в том случае, если их реанимируют, за них кто-то отдаст жизнь или их воскресят, что, впрочем, редко бывает.
– Так как мне отсюда выбраться? Я по ошибке сел ведь, – уже чуть тише заговорил я, чтобы другие не услышали.
– Боюсь, что никак. Ошибки здесь исключены. Хотя, если честно, я уже не в первый раз еду на нём, всегда доставали с того света; сегодня, правда, что-то долго. Наверное, не успеют, – с досадой проговорила женщина. – Но на моей памяти один старичок, когда загружали других пассажиров, выскочил. Потом, в следующую свою поездку, я увидела, что его тело привязано верёвкой к бамперу автобуса и волочится по дороге. Как мне объяснили, он так работает, глядя, всё ли в порядке с выхлопной системой автобуса. Так что если сбежать – переход будет мучителен, если вообще когда-то окончится. Давайте пройдём в конец салона и посмотрим, а то даже мне самой интересно, отмучался он или нет.

Женщина выпустила меня, чтобы мы подошли к окну вместе. По пути я заметил, что все пассажиры, включая кондуктора, сменили свою обувь на белые тапочки: кто-то на резиновые, кто-то на меховые, кто-то на кожаные. В самом конце салона, куда мы прошли, располагалось окно. Женщина взглянула и с грустью заговорила:
– Вот, что от него осталось. Бедный-бедный Вениамин!
По дороге болталась верёвка с какой-то непонятной массой чёрного цвета.
– А что это с ним? – спросил я.
– Комично, конечно, но он «сгорел» на работе. Видите, как закоптился. Грустное зрелище, – слегка улыбнулась женщина. Спустя несколько минут мы развернулись и пошли обратно к своим местам.

– Эх, впервые вижу этот отрезок маршрута. Обычно меня звали на выход куда раньше.
В динамике послышалось шуршание, затем из него раздался голос:
– Владимир Нестеров, подойдите к водителю.
Зачем? Зачем меня зовут? Соседка повернулась, чтобы дать мне выйти. Я встал и прошёл по салону к кабинке водителя.
– Нестеров, да? – грубо проговорил мужчина средних лет. – В общем, за тебя кто-то отдал жизнь. По рации передали, что звали его Василий или, кажется, Васька — точно не помню. Короче, готовься с вещами на выход.

Я подошёл к своему месту, хотя и не брал с собой никаких вещей . Соседка была ещё бледнее прежнего. Теперь у неё разрослись синяки под глазами, а губы начали чернеть. Автобус плавно затормозил, распахнулись двери. За секунду до того, как поставить ногу на подножку для выхода, я почувствовал, что моё лицо словно протыкают множество игл. Невыносимая боль сменялась шорканьем, будто проводили наждачной бумагой по носу, губам, лбу.

– Нестеров! Выходите! – прокричал голос из динамика. Я зажмурился и шагнул в неизвестность.

***

Господи, как болит голова, как холодно и тяжело в груди.
Я лежал на бетонном полу, на мне сидел Васька, покусывая и облизывая лицо. Лишь только я открыл глаза, как он начал мурлыкать. Кажется, за то время, что я был в отключке, мой кот поседел: на его мордашке и теле появились белые волоски.

– О, Васька! – проговорил я. – Угораздило же меня упасть на ровном месте! Еще и сон какой-то странный приснился... Рассказать тебе?
– Мяу! – подмигнул мне кот.

Большой Проигрыватель