Витёк. Это постоянный пассажир, каждую неделю ездит до больницы, будто бы на работу. Вот и сейчас пьяный в дрова, но приветливый, с шутками и прибаутками, даже развеселил меня малость. Высадил у больницы, простился с ним до следующей пятницы и ходом дальше, меня уже ждут.
Всегда любил частный сектор, хоть с дорогами в таких вот закоулках вечная беда, но... но... Люблю его, короче, и всё тут! Ведь любят, в конце концов, потому что, а не за что то. За что- то ценят, уважают или ненавидят. Но любят всегда бескорыстно. А вот, у калитки, и мои пассажиры стоят, потерянные какие-то. Мужчина средних лет, крепкий, высокий. Одет в пижаму. С ним сынишка, школьник, явно начальные классы, и тоже в пижаме. Интересно, в этом многомиллионном городе, кроме них двоих, кто-нибудь ещё носит пижаму? Почему-то мне думается, что нет. Ну вот, наконец-то меня заметили и спешат скорее в машину, будто бы могу их бросить тут. Вот никого никогда не бросал, а их так брошу. Хотя некоторых, конечно, хочется бросить, особенно пьяных взрослых и избалованных детей. И те, и другие несносны в своей неуправляемости. Но это не тот случай: мужчина держит себя в руках, а мальчишка так и подавно молодец, спокойный такой, воспитанный. Всю дорогу отец его в чём-то убеждает, доказывает, объясняет. Хотя к чему это всё, я не пойму. Мальчишка всё это забудет, едва только выйдет из машины. Все так делают. Подслушивать невежливо, поэтому я вновь стал мечтать об окончании смены, о том как отдохну от руля и беспокойных пассажиров. Вот так мы и доехали до вокзала. Зелёно-белый, вечно переполненный людьми, он видел столько слёз и прощаний, сколько не видело ни одно другое здание в мире. Мужчина чмокнул сына в щёку и порывисто обнял. Сколько раз я подобное видел, никак не могу привыкнуть. Парнишка необычайно серьезно поглядел на отца и спросил:
- Пап, а ты можешь остаться? - И когда отец ответил что нет, решительно заявил: - Тогда я с тобой!
Тут уже и мне пришлось вмешаться, хоть я и не люблю этих разговоров, просто жуть.
- Мальчик, - говорю, - нельзя тебе туда, рано тебе ещё! А если и пройдёшь, а потом захочешь обратно, так и не пустят оттуда, там...
А мальчик перебил меня и говорит:
- Знаю я всё! И про рай, и про ад. Да только куда папа, туда и я. Это ведь я за ним пьяным недосмотрел, значит, виноваты оба!
И вышел из машины вслед за удаляющимся отцом. Я чуток подождал - нет, не возвращается, идёт следом. Ну, я тогда первую включаю - и по газам, тормознул перед самым входом в вокзал, окликнул их:
- Садитесь, обоих до больнички домчу. Живите!
Они сели, благодарить принялись, но я это не люблю, тут же велел прекратить. И добавил:
- Если уж, говорю, обоих обратно в жизнь везу, то живите достойно. С больнички выход только один, в жизнь. А вот с вокзала уже два: в Ад или в Рай, так что спешите делать добро, чтобы его на билет на небеса хватило.
Они ушли, а я вот что подумал: пока есть в мире любовь и самопожертвование, рано мне Харону, смену закрывать. Ведь вместе с моей сменой закончится и жизнь на Земле, а этого я допустить никак не могу!