Новая Большая Игра сдвигается из азиатско-тихоокеанского в индо-тихоокеанский регион
В контексте Новой «Большой Игры» в Евразии, Новые Шёлковые Пути, известные как Инициатива «Пояса и Пути», интегрируют все инструменты национальной власти Китая — политические, экономические, дипломатические, финансовые, интеллектуальные и культурные — для выстраивания геополитического и геоэкономического порядка XXI века. Инициатива представляет собой организационную концепцию внешней политики Китая на обозримое будущее; и сердце того, что концептуализировалось ещё даже до президента Си Цзиньпина — это «мирный рост» Китая.
Реакция администрации Трампа на существование и масштаб Инициативы несколько минималистична. На данный момент все вылилось в терминологический сдвиг от того, что раньше называлось азиатско-тихоокеанским к «индо-тихоокеанскому». Администрация Обамы вплоть до последнего визита в Азию бывшего президента в сентябре 2016 года всегда говорила об азиатско-тихоокеанском регионе.
Индо-тихоокеанский регион включает в себя Южную Азию и Индийский океан. Итак, с американской точки зрения подразумевается восхождение Индии к статусу растущей глобальной сверхдержавы, способной «сдерживать» Китай.
Госсекретарь США Рекс Тиллерсон не мог выразиться резче:
«Мировой центр притяжения сдвигается к сердцу индо-тихоокеанского региона. США и Индия — с нашими общими стремлениями к миру, безопасности, свободе навигации и свободной и открытой архитектуре — должны служить восточным и западным маяками индо-тихоокеанского региона. Как левые и правые отличительные огни, ориентируясь на которые регион может достичь своего величайшего и наилучшего потенциала».
Попытки представить это, как «единый подход» могут маскировать явное геополитическое отклонение, где индо-тихоокеанский звучит ремиксом «разворота к Азии» времён Обамы, расширенном на Индию.
Индо-тихоокеанский регион прямо касается протяжённости Морского Шёлкового Пути в Индийском океане, представляющего собой один из основных маршрутов связности Китая, с явными признаками «глобализации с китайскими характеристиками». Как и Вашингтон, Пекин целиком и полностью за свободные рынки и открытый доступ к общему столу. Но с китайской точки зрения это не обязательно подразумевает единственную обширную организационную сеть, контролируемую США.
«Евразифрика»?
Что касается Нью-Дели, использование индо-тихоокеанской концепции повлекло за собой практически ходьбу по натянутому канату.
В прошлом году и Индия, и Пакистан стали официальными членами ШОС, ключевого элемента российско-китайского стратегического партнёрства.
Индия, Китай и Россия — члены БРИКС, президент Нового Банка Развития БРИКС со штаб-квартирой в Шанхае — индус. Индия ещё и член возглавляемого Китаем Азиатского Банка Инфраструктурных Инвестиций. И до недавних пор Индия принимала участие в Инициативе.
Но затем в прошлом мае ситуация начала меняться, когда премьер-министр Нарендра Моди отказался присутствовать на саммита Инициативы в Пекине, поскольку Экономический Коридор Китай-Пакистан с ключевым узлом Инициативы, как оказалось, пересекает Гилгит-Балтистан и чувствительный регион, который Пакистан называет Азад Кашмир, а Индия — оккупированным Пакистаном Кашмиром.
И тут же на встрече Банка Африканского Развития в Гуджарате Нью-Дели раскрыл то, что может представлять собой соперничающий проект Инициативы — Азиатско-африканский коридор роста (AAGC) в сотрудничестве с Японией. AAGC не мог бы быть более «индо-тихоокеанским» проектом, на самом деле очерчивая индо-тихоокеанский коридор свободы и открытости, финансируемый Японией и использующий знание Африки Индией, этот коридор способен соперничать — ну с чем же ещё — с Инициативой.
На данный момент это не более чем объявленный документ-концепция» разделяемых Моди и его японским коллегой Синдзо Абэ намерениях создать нечто вроде Инициативы, вроде развития качества инфраструктуры и цифровой связности.
Ну а довеском к AAGC идёт «Четырёхугольник» (Индия, США, Япония и Австралия), эдакий выверт японского министра иностранных дел с проектом «свободного и открытого международного порядка, основанного на верховенстве закона в индо-тихоокеанском регионе». Что это ещё раз противопоставляет «стабильность индо-тихоокеанского региона» и восприятие Токио «агрессивной внешней политики Китая» и «воинственность в Южно-Китайском море», подвергающую опасности то, что США всегда представляют, как «свободу навигации».
Как бы не расхваливали недавно Си и Абэ новое начало китайско-японских отношений, реальность говорит обратное. Япония, ссылаясь на угрозу со стороны КНДР но на самом деле опасаясь быстрой военной модернизации Китая, закупит больше американского оружия. В то же время Нью-Дели и Канберра тоже весьма встревожены стремительным экономическим/военным ростом Китая.
По сути AAGC и «Четырёхугольник» связывают Закон о Восточной политике Индии с японской «Стратегией свободы и открытости Индо-Тихоокеанского региона». При сличении обоих документов вовсе не выглядит натянутой характеристика индо-японской стратегии как нацеленную на «Евразифику».
На практике, помимо экспансии в Африку в сотрудничестве с Индией Токио стремится расширить инфраструктурные проекты в Юго-Восточной Азии — некоторые из них конкурируют или пересекаются с Инициативой. Между тем Азиатский банк развития (ADB) рассматривает варианты финансирования инфраструктурных проектов вне рамок Инициативы.
Как выясняется, «Четырёхугольник» всё ещё в процессе создания, с его «стабильностью индо-тихоокеанского региона», противопоставленной признанному желанию Пекина создать «сообщество общего будущего» с Азиатско-тихоокеанском регионе. Есть причины тревожиться, что эта новая конфигурация может на деле развиться в резкую экономическую и политическую поляризацию Азии.
Раскол в сердце БРИКС
Согласно данным Азиатского банка развития на инфраструктурные проекты Азии необходимы ошеломляющие $1.7 триллиона в год. В теории Азия в целом получила бы выгоду от ряда проектов Инициативы вкупе с некоторыми другими, которые Азиатский Банк развития финансирует и которые связаны с AAGC.
Учитывая крайне амбициозное существование и масштаб всей стратегии Инициатива довольна существенным стартовым рывком. Обширные ресурсы Пекина уже направлены на инвестиции в инфраструктуру по всей Азии в тандеме с экспортом излишних строительных мощностей и улучшением связности всего вокруг.
И наоборот, Нью-Дели обладает достаточными промышленными мощностями для нужд самой Индии. На самом деле Индия отчаянно нуждается во вложениях в инфраструктуру, по данным расширенного доклада Индии необходимо по меньшей мере $1.5 триллиона в следующем десятилетии. И помимо всего прочего, у Индии сохраняется постоянный дефицит в торговле с Китаем.
Осязаемый возможный успех — индийские инвестиции в иранский порт Чехбехар, как части афганской торговой стратегии (см. часть вторую доклада). Но хватит об этом.
Чехбехар
Помимо энергетических и структурных проектов, вроде национальной цифровой системы идентификации граждан и резидентов AADHAAR (1,18 миллиарда пользователей) и инвестиций в ряд производств солнечной энергии, Индии ещё много надо пройти. По недавно опубликованному Общему определителю голода (GHI) Индия занимает 100 место из 119 стран, где была произведена оценка детского голода на основании следующих компонентов: плохой уход, детская смертность, недоедание ослабление роста среди детей. Это крайне тревожно — на семь позиций ниже КНДР. И лишь на семь позиций выше Афганистана, в конце списка.
Нью-Дели вряд ли что потеряло бы, если бы осознанно сделало ставку на выстраивание сотрудничества Индии и Китая в рамках БРИКС. А сюда входит признание, что инвестиции Инициативы полезны и даже очень важны для развития инфраструктуры Индии. Двери остаются открытыми. Всё внимание приковано к 10-11 декабря, когда Индия принимает трёхстороннюю встречу на уровне министров России, Индии и Китая — все они члены БРИКС.
