chaichyts
Моя маленькая крестница Ярослава, она мне как дочка, я скучаю по ней, а она даже больше, она такая умная и чистая, моя сестра лучшая в мире мама, ведь даже когда я хотел выслать ей подарок купленный в сша, она так ждала его, не согласилась принять его из чужих рук, аргументируя это тем, что ей не сам подарок важен как я с подарком, а без меня он ей не нужен! Это так тронуло меня, в магазине я всегда говорю, что ты хочешь, Ярославка, все бери , что хочешь! А она отвечает: у меня все есть! Но это не правда , она из обычной семьи с небольшим доходом, но она развита не погодам, моя гордость, @annashylkovskaya , сестра, скучаю по тебе, всегда благодарю тебя мысленно за твое воспитание которое ты вложила в меня, ты мне и сестра и подруга и психолог и хиромант , всегда говорю, что моя сестра очень умная и именно она вложила в меня многие правильные мысли и манеры! Хочу что бы и мои дети , моя дочка была первой, и после помогала братику .

как бы то не было нам всегда весело рядом, всегда уютно и только на тебя я не могу долго злиться , твои глаза котика из Шрека всегда красноречивее слов, что бы не случилось я поддержу, я выслушаю и приму, моя хорошая😌

gleb_zhemchugov
Счастье-наивысшая награда за правильность действий в жизни...как жаль , что понимание ,что такое истинное счастье, приходит только со временем , через глубокие душевные раны.. #ПапаСын

«Некоторые из них педерасты»

Скандальный балет Серебренникова «Нуреев» собрал в Большом всю российскую элиту

Вокруг театра в этот вечер стояли уличные решетки, которые обычно ограничивают напор толпы на демонстрациях. Масса полиции. Билеты на «Нуреева» продавали только в кассах (никакого интернета) и только по паспортам, чтобы оставить без работы перекупщиков. (Их действительно не было на площади, но в сети можно было найти предложения от 60 тысяч за билет при официальном максимуме в 10.) Партер в кассах не продавался вообще — его отдали по брони депутатам и спонсорам; балетоманы свисали с ярусов. В день премьеры в Большом можно было встретить и Ксению Собчак, и Дмитрия Пескова, который назвал спектакль «мировым событием». Событие? Событие. Несомненно, главная премьера года.

Хореограф Юрий Посохов, сделавший в свое время для Большого сказочную «Золушку» и не менее волшебную «Магриттоманию», и режиссер Кирилл Серебренников, дебют которого в Большом состоялся шесть лет назад — он ставил оперу «Золотой петушок», вместе работают второй раз. В 2015 году они сотворили вместе балет «Герой нашего времени» — спектакль получил три «Золотые маски» и успешно прокатывается театром. Но ажиотажа по его поводу нет: например, сейчас спокойно можно купить билеты на февраль, и самый дорогой из них стоит четыре тысячи. Но Печорин в этом балете не показывается с голой попой, он одет и ведет себя так, что это устроит даже школьную учительницу. А Нуреев? Судя по снимкам, что появились в соцсетях накануне июльской премьеры и, по слухам, стали одной из причин скандала, — таки да. В реальности премьеры — нет.

Хореограф и режиссер подробно рассказывают биографию знаменитого балетного беглеца. Начинается спектакль с аукциона. Нуреева уже нет на этом свете, его имущество распродается с молотка — от рубашек до картин старых мастеров и от личного острова до школьного дневника, и после называния лота возникает картина, связанная с этой вещью. Вот тот самый школьный дневник: аукционист — Игорь Верник — рассказывает о происхождении каждой вещи, и мы узнаем, что дневник, вероятно, был подарен Нурееву, когда он, уже очень больной, приезжал в Петербург.

Вот серия снимков знаменитого фотографа Ричарда Аведона — и Нуреев (роль досталась премьеру Большого Владиславу Лантратову) позирует перед камерами. Получающиеся в этот момент фотографии появляются на заднике в виде проекции.

В июле в соцсетях бурно обсуждали то, что среди снимков есть такой, где Нуреев совершенно обнажен; сейчас проекция сделана такой блеклой и так наведена на декорацию, что разглядеть что-то шокирующее невозможно. (Конечно, если взять морской бинокль... Это как в анекдоте о том, что в окне возмутительно хорошо видна женская баня — если залезть на шкаф.) Фотосессия превращается в азартный танец героя — он все более раскрепощается и в конце концов пляшет на столе; черным осиным роем вокруг летают фотографы.

Танец на столе — под черным халатом на герое как бы ничего нет, на самом деле на танцовщике телесное трико — становится символом того эпатажного Руди, которого узнала Европа после его эмиграции. Нуреев с журнальных обложек — усмехающийся, наглый, самодостаточный, презирающий само понятие «хорошего вкуса» и уверенный, что ему принадлежит весь мир. Но и Серебренников, и Посохов хорошо понимают, что журнальные обложки и реальная жизнь, внутреннее ощущение счастья или несчастья, успеха или неуспеха не имеют ничего общего. И в спектакле возникает дуэт Нуреева с Эриком Бруном — датским танцовщиком экстра-класса, сделавшим многое для того, чтобы яростный и неукрощенный даже Вагановским училищем гениальный татарский парень стал ценить не только напор, но и чистоту танца. Роман Нуреева и Бруна (точная и виртуозная работа Дениса Савина) представлен в спектакле поразительным дуэтом, где артисты почти не касаются друг друга. Одновременные упражнения с внимательными взглядами друг на друга, с одинаковым чувством музыки — и отчаянное финальное объятие, когда аукционист выставляет на продажу записку, написанную Нуреевым Бруну в больницу, где тот умирал от рака легких.

Галина Князева