Она закалывала её длинными, черными шпильками, и получался венок. А для украшения, спереди, и по бокам прически, втыкала шпильки со стеклянными шариками, становилось очень красиво.
- Всё, бегу-бегу, а ты, коли пойдешь на двор, по нужде, так надень галоши, да дождевик с капюшоном, не мочись зря.
- Ладно, - крикнула я.
Как только бабушка ушла, сон куда-то пропал. Я встала, налила молока в кружку, отломила булку. Вкусно! Потом вышла в сени, надела на босы ноги бабушкины галоши, они были велики, и я прошла несколько шагов, волоча галоши за собой.
- Наверное нужно надеть шерстяные носки, - подумала я.
Мама всегда заставляла надевать шерстяные носки , когда я ходила в ботах в школу. Где у бабушки лежат шерстяные носки я не знала. За две недели, что я гостила, дождь пошел первый раз.
- Может в сундуке, - подумала я.
В столовой, под зеркалом, стоял сундук, покрытый тонким, пестрым ковриком, с оленями. Он был закрыт на маленький висячий замок. Я подергала за замок, закрыт крепко, и начала искать ключ. Совсем недавно, я видела у бабушки целую связку ключей, она закрывала чулан, а ключи положила в передник. Я сунула руку в карман передника, который висел за дверью, на крючке, но ключей там не было. Я еще поискала, но так ничего и нашла. Тогда я взяла шпильку от бабушкиной прически и начала ковырять в замке. Я однажды видела, как отец открывал чемодан, точно такой же шпилькой, когда потерялся ключ.
У него получилось открыть очень ловко, а я крутила шпильку и так, и эдак, но замок не поддавался, шпилька уже погнулась, я как могла ее выпрямила, потом еще покрутила и шпилька сломалась, застряв в замке. Я тащила ее назад, но она сидела крепко, хотела вытащить ее ножницами, но отломился еще кусочек, и теперь оставшуюся часть я совсем не могла достать.
- Пойду без носков, - решила я.
Отломив кусок булки, надев полиэтиленовый дождевик с капюшоном, да резиновые бабушкины галоши, я вышла во двор. Мелкий, моросящий дождь смешно стекал по рукавам и по подолу дождевика. Полкан сидел под крыльцом, и только морду было видно в открытую дверцу. Вместо конуры, ему соорудили под крыльцом целый дом, а чтобы было уютнее и теплее, постелили старый, съеденный молью ковер. Полкан, увидев меня, звонко тявкнул, а я покормила его булкой и пошла за ворота. На улице никого не было. Метрах в десяти от дома, у края дороги была проложена траншея под газовые трубы. Бабушка ворчала, что деньги собрали, а трубы всё не везут, что уже полгода ждут, когда же эту траншею зароют. Траншея была глубокая и широкая, кое-где лежали мостики из досок.
Я бегала по мостику туда – обратно и радовалась, что меня не мочит дождь, что здорово придумала бабушка надеть дождевик. На галоши налипала грязь, и я решила ее счистить о край доски, но нечаянно галоша соскочила с ноги и упала в траншею. Никого поблизости не было. Тогда я побежала во двор за лопатой, но и лопатой достать галошу не получилось. Я вернулась во двор. Полкан, все так же радостно тявкал, увидев меня. Не долго думая, я залезла к нему в конуру. Внутри конуры было тепло и сухо. Я обняла Полкана, пожаловалась на упавшую галошу, пригрелась и уснула.
Проснулась я от громкого лая. Бабушка уже давно пришла с работы и не обнаружив меня дома, обошла все дворы, и даже искала на речке, что за оврагом, а когда от отчаяния решила заглянуть в конуру, то Полкан громко залаял, и даже близко не подпустил, будто защищая меня. Когда я наконец выбралась наружу, с грязными босыми ногами, растрепанными волосами, пахнувшая непонятно чем, бабушка сказала:
- Ты меня в могилу сведешь! Надо матери телеграмму отбить, пусть везет тебя домой, в город.
А потом бабушка отмывала меня в бане, хлестала веником на горячем пологе, а я кричала как резаная. Нет, мне было совсем не больно, я притворялась, чтобы бабушка не ругала меня за сломанный замок на сундуке, и за галошу, которая лежит на дне траншеи.

© Любовь Белая