Изначально ЕБРР был создан 61 страной и двумя международными организациями, доля России в капитале банка составляет 5%, и до введения всех ограничений треть операций банка приходилась именно на активы в России. Поэтому прибыль сейчас так стремительно падает.

ЕБРР традиционно предлагал жесткие условия для российских заемщиков (высокие ставки, залоги, строгие требования), поэтому прибыль от российского подразделения была высока.

Заменить деньги ЕБРР удается за счет коммерческих и государственных банков, а также ВЭБа, банка БРИКС и других институтов развития. На ЕБРР приходилось всего 2,5% прямых инвестиций в Россию, так что национальная экономика не заметит эту потерю.

Весной 2017 г. глава МЭР Максим Орешкин отмечал, что «в нынешнем финансовом положении банк не заслуживает рейтинга на уровне ААА», поскольку его прибыльность падает, а показатель «издержки к прибыли» достиг 42%, что заметно выше целевого значения в 33%.

«Строительство трубопровода („Северный поток — 2“. — Прим. ред.) означает диверсификацию существующих путей, дополнение и расширение имеющихся сетей. Именно это соответствует целям европейского энергосоюза и устойчивого европейского газового внутреннего рынка. Nordstream2 связывает и укрепляет Европу, поскольку в итоге будет создан надежный путь транспортировки газа в Европу.

А тот, кто выступает против „Северного потока — 2“, способствует ослаблению конкуренции и энергобезопасности ЕС».

…В общем, это даже не «бунт на корабле». Это прямое решение «совета капитанов», ибо подобного рода заявление просто физически невозможно без согласия на него хозяев вышеуказанных структур.

Что это означает.

Крупный энергетический бизнес Старой Европы окончательно и бесповоротно определился в вопросе о русских газопроводах. Он прекрасно осознает все обстоятельства и возможные препятствия, равно как и все «инструменты противодействия» на всех возможных и невозможных уровнях. И решение принято.

Все.

Точка.

Дальше — «кто не с нами — тот против нас».

И неслучайно «Еврокомиссия должна задаться вопросом, почему она в дискуссиях вокруг „Северного потока — 2“ не действует объективно». То есть, прозрачно намекают крупнейшие концерны Европы, Еврокомиссии стоит помнить, на чьи деньги вся эта брюссельская говорильня вообще живет.

Несмотря на то, что позиция европейского мегабизнеса и ранее была ясна, тут важно другое. Приведенное выше заявление вполне можно считать не только экономическим, но и политическим.

Европейский «реальный сектор» прекрасно понимает, что сейчас стоит на кону. Там стоит само его существование. Дело в том, что помимо знаменитого на весь мир «немецкого качества» очевидным преимуществом крайне энергоемкой продукции европейской промышленности является и ее вполне конкурентная цена. А она достигается в том числе и за счет доступности именно трубопроводного («русский» он или нет — дело десятое) газа.

И зависеть в подобных условиях от «украинской трубы» Европа хочет еще меньше, чем Российская Федерация. Для той же германской «химии» или электротехники — это вопрос банального выживания в сверхконкурентной среде.

И если крупный европейский бизнес еще может понять позицию США и решает эту проблему с помощью традиционно сильных в Вашингтоне «немецких лоббистов», то позицию евробюрократов, которых он банально содержит, а также позицию Варшавы и Киева он просто склонен расценивать как «никчемную».

И одним «решением вопроса Nordstream 2» европейский бизнес вряд ли сможет ограничиться. Ибо если ты встаешь на какой-то путь, то на нем все равно будет определенная последовательность шагов.

Что ж.

У нас нет ни малейших сомнений в том, что в конторах, подобных Uniper, Wintershall и OMV, люди умеют считать и делают это довольно неплохо.