Кроме продуктов в машине лежат лопаты, тяпки и другие полезные на огороде железяки. Отдельным подарком едут два эмалированных ведра — гордость любой деревенской хозяйки. Лязгают в деревянной коробке гвозди, дверные петли и шпингалеты.

Короче, приезд городских внуков в деревню — зрелище веселое и грохочущее!

Привозили нас всегда сначала к Бабанисе — папиной маме.

…Мы визжим и бежим обнимать бабушку, идем в хлев смотреть корову Кнопку, начинаем тискаться с котами и кошками, живущими у бабушки в задней избе. Обнимаемся с волкодавом Букетом, который бегает на длинной, на весь двор, цепи. Букет визжит и радуется нам громче всех — свобода!.. Ему теперь будет позволено сопровождать нас на речку и в лес.

Отец вместе с любопытными соседями, которых набилось преизрядно во двор, носит из машины поклажу.

Потом бабуля зовет нас за стол, «покушать с дороги». Стол ломится от всяких пирогов, ватрушек и разных сортов варенья. Наверно, там и другие разносолы присутствовали, но память сохранила только вот эту бабушкину стряпню, восхитительно пахнущую детством!

И когда мы садимся за стол, на пороге избы возникает Бабтаня, со своими ватрушками и пирогами. Ни минутой раньше, ни минутой позже!

Опять визг, обнимашки и веселая кутерьма. «Мнуки» приехали!

А отец идет ремонтировать бабушкино хозяйство — где подбить, где подтянуть, где калитку перевесить на новые петли…

Вечером — дележка продуктов и гостинцев.

И уже ближе к ночи отец везет Бабтаню к ней домой, с ее долей харчей и подарков. Бабтаня по дороге берет с зятя «Микалая» честное-пречестное слово, что доступ к внукам у обеих бабушек будет абсолютно одинаковым и равным.

Переночевав, утром отец уезжает, увозя нехитрые бабушкины гостинцы — масло, сметану, яйца, каравай домашнего хлеба, пироги, ватрушки и варенье. А на переднем сиденье, рядом с ним, в той же льняной скатерти, едет теперь четверть самогона — подарок Бабтани. Зятя Бабтаня уважала!.. ))

И начинается наша вольная жизнь в деревне!

Но, речь я веду не о ней.

Живем мы в деревне просто. Утром на завтрак чугунок вареной картошки, крынка молока, испеченный в печи хлеб и всякие «цацки», как зовет их бабуля. Цацки — это всякие добавки к основному блюду, картошке. Это могут быть и соленые огурцы или грибы, и моченые яблоки, и квашенная капуста, и соленые помидоры, и каленные в печи яйца, и даже мед или варенье — не все из нас любили картошку.

Днем — мясные «шти» или «борч» (у Бабтани «борш»). Вечером — какая-нибудь каша. И неизменная крынка молока. И конечно же «цацки».

По воскресеньям нам жарят картошку и макароны с яйцами. «Шти» разрешается не есть… И обязательно пироги — это праздничная еда, но внуки для обеих бабушек это и есть праздник. Ложки на столе у обеих бабушек деревянные. Металические прячутся «до особого случАя».

Деревянные мы любим больше — ими не так больно получать по лбу. )))

…Иногда вся детвора привлекалась к прополке грядок и огорода. Меня, как старшую, учили доить корову, топить печь или «голландку», учили ставить тесто и вязать на спицах. Но, большую часть лета мы просто заполыскивали на улице.

…Так живем мы до воскресенья. В воскресенье происходит «ротация» бабушек. Бабтаня появляется около дома Бабаниси после вечерней дойки. Но в дом не заходит, а начинает взывать под окнами,

— Аниська!.. Мнуков собира-ай!.. Моя очередь чичас!

В деревне странным образом присутствовали две разновидности местного говора. На одном конце деревни говорили — цаво, цай, цашка. На другом «чавокали» — только «ч» было не мягким, и буква «а» в словах «чаво, чай, чашка» звучала именно как «а», а не «я», что было более привычно для нас.

Бабтаня была из «чавоколок», а Бабанися «цавокала». ))

Поорав «для порядку» под окнами, Бабтаня садилась на скамейку около крыльца, ожидая «мнуков». Мнуки выходили с узелками, в которых хранились наши простенькие пожитки.

И происходила душераздирающая сцена прощания. Хлюпая носами, мы обнимались с двоюродными. Хотя завтра мы вместе с ними же и играли на улице.

Бабанися рыдала в голос, как будто провожала нас на войну. «Война» находилась в двухстах, примерно, метрах от ее дома — только перейти огородами на другую улицу.

Бабтаня в прощании дипломатично не участвовала и стояла возле телеги, с запряженный в нее Ночкой.

Ночка, пожилая уже кобыла, досталась Бабтане в качестве колхозной премии за какие-то фантастические надои молока.

Обе бабушки работали когда-то в колхозе доярками. Обе были вдовые — наши деды погибли в Великой Отечественной войне. Обе жили примерно одинаково — те же «шти» и каши, те же чугунки с картошкой, те же «цацки» на столе. Даже домотканные половики на некрашенных полах были одинаковой расцветки — ткацкий станок был один на всю деревню, у тетки Домны, и она, не заморачиваясь, ткала один и тот же рисунок всем заказчикам.

Но, было у Бабтани одно несомненное преимущество — кроме коровы, курей, поросят и овец, как у всех, у нее была лошадь в хозяйстве! Хотя, я сейчас подозреваю, что подарив бабушке Ночку, председатель колхоза просто избавился от головной боли — куда девать престарелую колхозную кобылу, если на живодерню отдавать было жалко.

Бабтаня ужасно форсила Ночкой. Как-никак, собственный транспорт!

И утром каждого воскресенья «таксовала» на ней до областного центра и обратно, подвозя односельчан «на ярманку». Народ расплачивался продуктами — парой яиц или литром молока, по таксе, в оба конца. Автобусы туда тогда не ходили.

Мы, дети, любили Ночку — скоблили и чистили ее так, что нас приходилось гонять от нее.

…И вот эта Ночка везла нас от Бабаниси на «войну». Чтобы через неделю, под рыдания уже Бабтани, вернуть нас со второй «войны» на первую.

Ритуал повторялся до мелочей, только бабушки менялись ролями. Тем более, что у Бабтани летом гостили еще одни наши двоюродные — две дочки маминого старшего брата. Так что, сценарий был один и тот же.

Нам, главным героям этой драмы, полагалось проникнуться печалью момента и участвовать в общей скорби. Если кто-то из нас начинал хихикать, бабуля, не прерывая рыданий, отвешивала ему подзатыльник.

И это все при том, что независимо от места ночевки, мы по несколько раз за день забегали к обеим бабушкам. Да и бабули часто шастали к друг другу в гости — «цаю с баранками» похлебать у самовара и «тыквишные» семАчки полузгать.

Но, ритуал есть ритуал — и его строго блюли обе соперничающие стороны. ))

Так и кочевали мы каждую неделю от одной любящей Души к другой, совершая круговорот Любви в природе…

***

…Давно уже нет на свете наших бабулечек… У нас, у всех троих, уже свои «мнуки»…

Но, как же хочется порой вернуться за тот некрашенный, скобленный стол, на котором стоит картошка с «цацками»…

© Лидия Лёсина-Киян