Особенности экологических протестов в российских регионах и технологии их организации начали пристально изучаться лишь сравнительно недавно. Между тем, экологический протест давно является удобным инструментом «мягкой силы» для самых разных стран, являющихся основными оппонентами России в геополитической и конкурентной борьбе.

Активно используют экологические протесты для дестабилизации общественно-политической ситуации в российских регионах, а также в целях самопиара и многие представители отечественной несистемной оппозиции.

Наиболее распространённые проблемы, которые выявляются технологами экологического протеста:

Вырубка зелёных зон. Враг — либо деревообрабатывающая промышленность, либо власти, которые «распродают родной лес».

Загрязнение в особо охраняемых природных территориях (ООПТ) — и в черте крупных городов, и в малых городах, и в курортных зонах. В данном случае на щит берется некая «статистика» и «нормы» зеленых насаждений в расчете на каждого жителя, которые «нарушаются».

В данном случае враг — застройщики, владельцы торговых центров, городские власти, которые принимают «не те» генеральные планы городов. Стратегия поведения экоактивистов — навязывать властям мнимую альтернативу планам развития города.

Освоение месторождений: угроза рекам и водоохранным зонам. Одно из самых известных — движение «в защиту Хопра», которое противостоит планам строительства медно-никелевого рудника в Воронежской области. Или протесты против строительства магистральных путе- или трубопроводов (Байкал, Химкинский лес). В Читинской области экологические активисты добились проведения местного референдума и отменили добычу урана в посёлке Красный Чикой.

Угроза «чистому воздуху» как общий принцип борьбы с промышленными предприятиями, в том числе борьбы с реконструкцией этих предприятий согласно новым экологическим нормам и новым технологиям защиты окружающей среды. Громкие процессы в этом направлении связаны со строительством предприятий практически во всех промышленных регионах России. Врагом в этой борьбе объявляются «промышленники и олигархи», которые «загрязняют нашу экологию, чтобы выводить деньги в офшоры».

Освоение земельных участков вблизи природоохранных или водоохранных зон. В данном случае врагами объявляются кто угодно, собственники любого происхождения.

Борьба с девелоперскими проектами через их «экспертную» оценку экологического воздействия, то есть силами самих экоактивистов.

Борьба с коррупцией в природоохранной сфере.

Оказание правовой помощи пострадавшим в результате аварий в промышленности и атомной отрасли.

Юридические технологии экологического протеста стали в 2017 году и в первые три месяца 2018 года одним из ключевых инструментов в руках политических экологов.

На применение подобных технологий политические экологи натаскивают свой актив, начиная со студенческой скамьи. В связи с особой важностью для себя юридического инструментария зарубежные и отечественные организаторы экологических протестов скрупулезно отслеживают законодательные новации российских властей в природоохранной сфере и подвергают их критике.

Для анализа в докладе «Экозащита и эконападение: политические экологи в России и мире» экспертами было отобрано шесть российских примеров, в которых политические экологи применяют политические и юридические технологии для противодействия реализации крупных инфраструктурных проектов.

В их число вошли:

Гринпис России, Балтийский фонд природы и «Экоэкспертиза» против строительства российского участка газопровода «Северный поток-2» по территории Кургальского заказника (Калининградская область).

Политические экологи под руководством депутата гордумы Асбеста Натальи Крыловой против строительства Национальной сурьмяной компанией (НСК) завода сурьмяных концентратов в Асбесте (Свердловская область).

Экодвижения «Стоп, никель!» и «В защиту Хопра» против освоения Уральской горно-металлургической компанией (УГМК) Еланского и Елкинского месторождений медно-никелевой руды (Воронежская область).

Движение «Стоп ГОК!» против строительства Томинского горно-обогатительного комбината (Челябинская область).

Экодвижение «Экологическая вахта по Северному Кавказу» против нефтеразведочных работ компании «Роснефть» на Южно- и Западночерноморском участках Черного моря в районе Новороссийска и Геленджика (Краснодарский край).

Движения «Экозащита!» и «Команда-29» против открытия новых угольных разрезов и добычи угля открытым способом в Кузбассе (Кемеровская область).

Все шесть примеров были отобраны для анализа по следующим критериям:

Наличие скоординированной и продолжительной по времени политической кампании по противодействию реализации крупного инфраструктурного проекта в регионе.

Факты применения юридических технологий на базе природоохранного законодательства РФ против компании, которая планирует/реализует крупный инфраструктурный проект в регионе.

Участие в разработке, реализации и в проведении подобной кампании известных зарубежных и отечественных политических экологических организаций, а также факты поддержки подобными структурами инициативных групп граждан в регионе.

Высокий уровень медийной известности экоконфликта в регионе и за его пределами.

Высокая частота митингов протеста и одиночных пикетов против реализации инфраструктурного проекта.

Ставшие достоянием гласности факты попыток «экологического» шантажа против компании, которая планирует\реализует инфраструктурный проект, со стороны организаторов протеста.

Наличие фактов координации организаторами протестов своих действий с иностранными НКО, а также проведение в других странах синхронно с протестом в данном регионе политических кампаний по противодействию данному инфраструктурному проекту.

Обращает на себя внимание факт связи практически всех заметных организаций экоактивистов с зарубежными странами, организациями и международными программами поддержки НКО. В подавляющем большинстве случаев речь идёт о США и странах ЕС.

Совершенно очевидно, что формы и идеология экопротестного движения в основном является результатом своеобразного «экспорта» зарубежных установок и опыта в этой сфере. Сами экоактивисты подтверждают, а иногда и бравируют фактами координации своих действий с разного рода зарубежными коллегами. Однако координация действий и идеологическая общность обычно подразумевает и общность целей и задач.

В этой ситуации возникает закономерный вопрос — могут ли российские экопротесты быть полностью свободными от влияния нынешнего внешнеполитического контекста сложных отношений, складывающихся между Россией и сообществом стран Запада?

Цели США и их союзников в отношении РФ на данном историческом этапе декларируются ими прямо и совершенно однозначно — препятствовать экономическому росту (в том числе, с помощью широкой программы санкций) и дестабилизировать внутриполитическую обстановку с целью смены власти. Не желая бросать тень на всех людей, участвующих в экологическом движении, всё же нельзя не отметить явную и порой очевидно избыточную политическую окраску большинства крупных экологических протестов последнего времени.

Суть глобальной экозащитной протестной активности сводится к подмене понятий: протест возбуждается как ответ на некую экологическую угрозу, но в итоге сам превращается в угрозу, которая не имеет отношения к экологии, а относится уже к вопросам промышленной и социальной политики государства, что является серьезным сдерживающим аргументом для правительств атакуемых государств и их суверенитета.

Вольно или невольно, российские экоактивисты встроились именно в эту повестку дня. Их яростная борьба с крупными инфраструктурными и промышленными проектами объективно вписывается в стратегию создания препятствий для экономического роста российской экономики, а деструктивное политическое позиционирование работает на дестабилизацию внутриполитической ситуации по любому удобному поводу.

Кроме того, «классикой» экологического движения во всём мире, к сожалению, является и участие в нечистой конкурентной борьбе между разными субъектами бизнеса. Такие факты имеют место как на национальном, так и на международном уровне.

Создание препятствий для конкурентов, с использованием экологической тематики и экоактивистов широко применяется как транснациональными корпорациями, так и более мелкими игроками. Нельзя исключать, что подобные сюжеты присутствуют и в российской предпринимательской среде.

Можно возразить, что все эти элементы в той или иной степени присущи экопротестам в любой стране мира, вспомнив, например, историю превращения экоактивистов в многочисленные партии «зелёных», давно ставших политическими лоббистами во многих странах.

Однако, во-первых, констатация этого факта никак не оправдывает самого явления. А, во-вторых, влияние первого и второго факторов в случае с Россией в нынешнем внешнеполитическом контексте, без сомнения является настолько серьёзным, что несравнимо с другими случаями и превращается зачастую в проблему безопасности и борьбы за суверенитет.

В результате происходит концептуальная подмена понятий. Объективно Россия нуждается в восстановлении экономического потенциала, новых рабочих местах и создании новой инфраструктуры. Развитие науки, техники и экономики невозможно остановить. Но его, несомненно, необходимо оптимизировать и привести в соответствие с потребностями охраны окружающей среды и создания комфортных условий жизни людей.

Представляется, что настоящей задачей экоактивистов должно являться способствование абсолютно неполитизированному и честному диалогу общества, бизнеса и власти с целью добиться выработки оптимальных вариантов такого развития.

Но в реальности в большинстве случаев всё стало сводиться к разрушительным призывам — «всё закрыть и ничего не строить», а также к откровенным политическим спекуляциям с целью использования экологической проблематики для стимулирования социального протеста, не имеющего ничего общего с решением проблем охраны окружающей среды.

Более того, такой деструктивный подход будет создавать предпосылки для новых проблем, так как неизбежно вызовет сокращение рабочих мест, инвестиций и доходов бюджета.

Представляется, что развитие подобной тенденции в дальнейшем приведёт к полной деградации самого экологического движения, торможению экономического развития и созданию угроз безопасности страны.

В этой ситуации главной задачей экологов, общества, предпринимателей и государства является нахождение такого работающего компромисса, который обеспечивал бы оптимальное разрешение конфликтных ситуаций с выходом на новое качество работы экономических проектов.

Возникновение проблем должно стимулировать к нахождению наиболее выгодного для всех сторон решения, а не заводить ситуацию в тупик.

Одним из способов нахождения такого решения является совершенствование экологического законодательства РФ с одной стороны, а также законодательное упорядочивание деятельности экоактивистов, с другой.

В идеале необходимо стремиться к нахождению собственной, российской модели оптимального сочетания «зелёного движения», государственного регулирования и активности бизнеса, — считают авторы доклада.

Такой модели, которая бы отвечала задачам и принципам суверенного развития России в условиях сложных вызовов современности, в сочетании с задачами создания комфортной среды обитания для населения страны и охраны окружающей среды.

Почему так говорит бывший дипломат, которому запретили въезд в Россию, понятно: чего не сделаешь для продвижения своей книги. Тем более что дорожка эта проторенная: небезызвестный бизнесмен Билл Браудер, заочно осужденный в России за финансовые махинации, в свое время уже написал книгу «Как я стал врагом Путина № 1». Так что претендентов на эту «должность» на Западе достаточно.

Однако за вопросом «Кто виноват?» неизменно следует «Что делать?». Судя по большинству дискуссий с участием основных кремленологов, их ответ — «ждать». Разумеется, «смены режима в Москве».

Мол, уйдет Путин — и мы получим «прозападную» страну, следующую единственно правильным, с точки зрения американского истеблишмента, курсу. Правда, «на это потребуется смена поколений», — считают некоторые «специалисты по России».

Очень активно эту тему развивает немецкий политолог Андреас Умланд, базирующийся последние годы в Киеве. На днях в газете Die Welt он опубликовал статью, призвав уже сейчас готовиться к уходу Владимира Путина для создания затем «демократической и прозападной России».

По его мнению, «дни Путина сочтены» (ну да, «всего-то» шесть лет осталось), и этим надо воспользоваться. «Россия слишком слаба, чтобы сформировать самостоятельный полюс в многополярном мире», — уверен Умланд.

На этом основании он считает, что после «смены режима» неминуемо возвращение страны на «прозападный» путь, чему Запад должен активно способствовать уже сейчас.

Видимо, немецкий кремленолог не готов доверить российскому народу право выбора собственного курса. Ведущую роль в «вестернизации послепутинской России» он отводит Германии.

Статью Умланда обсуждают эксперты. Жаль, не все из них знают, что немецкий политолог уже высказывался об этом в украинской прессе, причем более конкретно и откровенно.

В киевской газете «Зеркало недели» Умланд подробно описал, «как сделать Россию постимперской». Он считает, что «будущую неимпериалистическую Россию» необходимо включить в «евро-атлантическую систему экономического сотрудничества и военной безопасности».

Москве следует предложить членство в «Восточном партнерстве», план по достижению безвизового режима с Евросоюзом и даже с США, соглашение об ассоциации с ЕС, а в дальнейшем — план действий по членству в НАТО.

Вот такие «пряники», по мнению Умланда, надо посулить Кремлю.

Взамен Россия должна совершить «пустяковые» шаги. Например, отдать некоторые свои территории (само собой, речь о Крыме) и фактически полностью отказаться от самостоятельной внешней политики.

Умланд даже снисходительно разрешает оставить базу в Севастополе при условии, если Украина согласится на это. Но Москва обязана полностью отказаться от поддержки Донбасса, Южной Осетии, Абхазии, Приднестровья, Сирии. Да, и еще «покаяться за зверства» на Украине и в Сирии. И вот после всего этого Запад может постепенно предоставить России упомянутые выше «пряники».

Читая все эти прожекты, невольно задаешься вопросом, в какой реальности живут западные кремленологи? Ведь все, что перечислил Умланд, — это путь, неблагоразумно выбранный Украиной. Едва ли он не понимает, что у нас перед глазами украинский пример.

Мы уже знаем, к чему привел данный эксперимент: все условные «пряники» на деле оказались «морковкой», за которой безропотно последовал послушный украинский осел.

В итоге украинцы получили распад государственности как таковой, кровавую бойню, развал экономики, массовое бегство обнищавшего населения из страны, утрату любых намеков на демократию.

Умланд выражает надежду на то, что Запад окажется «лучше подготовленным» к третьей попытке «вестернизации» России. Под первыми двумя он подразумевает февраль 1917 года и август 1991-го.

Возможно, на Западе и позабыли уже, чем закончились две предыдущие попытки, — все тем же развалом, гражданской войной, обнищанием населения, разгулом бандитизма.

Нет уж, херр Умланд и мистер Макфол, если вспомнить, во что превращалась Россия тогда и во что превратилась нынешняя Украина, последовавшая вашим сценариям, остается вежливо ответить: «Спасибо, не надо».