«Более половины мировой торговли между странами проходит в долларах. В них же хранится 2/3 всех резервов Центробанков. Это все дает американскому Министерству финансов право вето в вопросах глобальной торговли», — пишет британский The Economist. «Сегодняшняя глобальная экономика проходит через американскую финансовую систему, которая, в свою очередь, является основным инструментом влияния Соединенных Штатов. Доллар в качестве мировой валюты и Уолл-Стрит в качестве ключевого финансового центра мира помогают США влиять на друзей и запугивать врагов», — развивает эту же мысль издание The Bloomberg. Соответственно, стимулирование двусторонней торговли и открытие американского рынка влияло на друзей, а санкции или угрозы санкций в финансовой сфере являлись средством запугивания врагов. И средством весьма эффективным — никто не хотел попадать под бойкот со стороны контролируемой США мировой экономики, лишаться возможности торговать в долларах или терять доступ к американскому рынку.
Множество американских президентов успешно применяло данный финансовый инструмент и благодаря ему сохраняло американское влияние в столь динамичном, стремящемся к многополярности мире. Не исключением стала и администрация Дональда Трампа. Вопрос, однако, в степени использования. «Нынешняя администрация, такое ощущение, опьянела от своих возможностей в санкционной политике, — говорит старший научный сотрудник Фонда Карнеги Джарретт Бланк. — Она не понимает, что санкции – это очень ограниченный и хрупкий инструмент воздействия».
Вместе
У санкционного инструмента есть четкие условия и ограничения. Во-первых, санкции должны быть коллективными. Они должны приниматься совместно всеми или подавляющим числом членов сообщества — под сообществом здесь понимается не столько весь мир, сколько коллективный Запад.
Да, чисто теоретически для давления достаточно и решения США, однако американцы должны согласовывать свои санкции с интересами союзников, а также через коллективность придавать им международную легитимность. Первым этот принцип начал разрушать еще Обама в своей санкционной войне против России. Экономисты посчитали, что Запад на них потерял почти 44 миллиарда долларов, из которых на долю Германии пришлось 40%, а на долю США – лишь 0,6%. Однако Обама хотя бы не выкручивал союзникам руки и старался согласовывать с ними свои шаги.
Это — в отличие от Трампа, который, демонстративно не считаясь с интересами Европы, ввел сначала односторонние санкции против России, а затем против Ирана. Такой экономический эгоизм ведет к тому, что мир разуверивается в стабильности и надежности контролируемой США финансовой системы. А в результате усиливается запрос на альтернативные американским финансовые институты. Свое предложение в ответ на такой запрос есть, например, у Китая, с его юанем и глобальными банками. Не спеша, но формируется механизм взаимодействия денежных систем всего объединения БРИКС. А наличие альтернатив, в свою очередь, нивелирует американский финансовый инструмент. Естественно, ни завтра, ни послезавтра никто от доллара отказываться не будет. Однако процесс уже пошел, и обратить его вспять американцам будет крайне сложно.
За что?
Во-вторых, санкции должны преследовать четкую цель, которая не просто понятна противоположной стороне, но и считается ею хотя бы минимально справедливой. Например, если целью санкций США является принудить Иран вывести войска из Сирии, то часть иранцев будет готова как минимум рассмотреть обмен этого вывода на снятие санкций. Далеко не все жители Исламской Республики понимают геополитическую важность сирийского фронта для выживания Ирана, поэтому недовольны спонсированием Тегераном правительства Башара Асада, а также регулярно приходящими из Сирии гробами с иранскими военнослужащими.
Однако топ-чиновники администрации Трампа и не скрывают, что целью американских санкций является смена режима в Тегеране. Как целью антироссийских — позиционируется избавление Москвы от Путина, а северокорейских – спасение КНДР от Кима. А тут уже ни на какое сочувствие со стороны местного населения надеяться не приходится, скорее наоборот, происходит консолидация людей вокруг своих лидеров и элит. Поэтому санкции и не могут быть эффективными, становясь, по сути, самоцелью. Что, в свою очередь, ведет к бессмысленной конфронтации Соединенных Штатов даже не с режимами, а с целыми народами.
Понимают ли в администрации Трампа, что слишком грубо используют столь тонкий инструмент, как санкции? Скорее всего, да, однако нужно понимать, что у этой администрации несколько иные приоритеты. Трамп защищает не американский финансовый капитал, а, прежде всего, промышленников и бизнесменов. Все развязанные им торговые войны (те самые, которые вызывают такой гнев союзников и подрывают матрицу американского доминирования) ведут, по мнению Трампа, к защите американского рынка и укреплению компаний в США. Что, в свою очередь, создает рабочие места для трамповского электората. Трамп, по сути, не так уж и ценит финансовое доминирование в мире. Он считает, что для защиты американских интересов достаточно военного преимущества, подорвать которое никто не сможет.
Именно поэтому во внешней же политике грубое использование санкционного инструмента является, по сути, частью видения командой Трампа внешнеполитической реальности. Такой, где американцы должны добиваться своих целей не дипломатией, а силой и угрозой силы. Поэтому остается так мало места переговорам, а расширяется финансово-силовое давление. Порождающее вопросы, ответом на которые может стать окончание самого доминирования.
