«Всё это заметили правоэкстремистские сайты, для них это стало окончательным доказательством того, о чём они любят говорить, — о „Еврабии”, и „теперь они видят, что произошло”. Поэтому меня цитировал каждый второй правоэкстремистский безумный сайт», — отметил Паркваль.

Тем не менее учёный считает, что говорить об изменении языковой картины необходимо.

«В то же время я думаю, что это своеобразный непреложный принцип — говорить о том, как обстоит дело. Вне зависимости от того, используют ли это подозрительные силы или нет. Учитывая, что то, о чём я говорю, я считаю правдой, это можно использовать как в благих, так и злонамеренных целях», — подытожил Микаэль Паркваль.

А другое шведское издание Aftonbladet печально констатирует, что шведы за последние несколько лет привыкли ко всему: и к горящим мечетям и к факельным маршам.

В тот же день, когда в коммуне Хеслехольм в южной шведской провинции Сконе подожгли мечеть, на площадь одноимённого города на демонстрацию вышли нацисты.

Развернув свои знамёна, они встали у статуи девочки, носящей красивое имя Весна; атмосфера вокруг была неприятная. А спустя несколько часов мечеть уже пылала. Шведская полиция не нашла никакой связи между этими двумя событиями, пишет Петер Кадхаммар для Aftonbladet.

Кто-то совершил поджог жилого дома, который по совместительству выполнял функции мечети. В опасности оказались жизни находящихся там людей. Подобное происшествие должно было вызвать споры, возмущение, политические комментарии и интенсивное медийное освещение.

Пару лет назад всё так бы и было. Однако пожар в Хеслехольме остался в Швеции незамеченным: новостная заметка в Svenska Dagbladet, пара сообщений агентства TT и колонка в Aftonbladet. В национальных СМИ больше ничего об этом не написали.

Марш шведских националистов

«Когда я летел в Сконе, чтобы посмотреть на мечеть, я встретил в аэропорту Арланда двух руководителей ведущих СМИ — двух человек, которые постоянно следят за новостями и которые различными способами задают повестку дня в нашей стране. Ни один из них о пожаре не слышал: «Что? Кто-то поджог мечеть? Где? Когда?» — делится автор статьи.

Это произошло вечером Троицкой субботы, 19 мая. Заведующий исламского культурного центра Исмаил Дарраги услышал звонок. На проводе был его друг Алла, который жил в том же доме, где располагалась мечеть.

«Исмаил! Исмаил! Пожар!» — крикнул он в трубку.

Когда Дарраги подошёл к мечети, он увидел клубы дыма. Вдохнув гарь, он как будто вновь оказался в родном Ираке. Американская бомба угодила прямо в его дом в Самарре. Четверо сыновей погибли, а у дочери остались ужасные ожоги по всему телу. Та бомбардировка была ошибкой — тем, что военные в докладах называют «сопутствующим ущербом».

Американские военные отвезли Дарраги, его жену и дочь на вертолёте в Дубай. Там о нём позаботились. Затем для дальнейшего лечения его отвезли в Германию, после чего тот вместе с семьёй перебрался в Швецию. Спустя 15 лет после падения бомбы его дочь по-прежнему регулярно посещает врач.

Служба спасения уже прибыла на место происшествия и потушила пожар. Дарраги заглянул в разбитое окно: сквозь него он увидел огонь, дым и битое стекло. Всё, что Исмаил построил с момента своего приезда в Швецию, было уничтожено.

«Это короткое трагичное описание можно было бы развить до рассказа об угрозах (нацисты) и ненависти (горящая мечеть), — замечает Кадхаммар. — Но это было бы неправдой. За восьмилетнюю историю исламского культурного центра Исмаил Дарраги не получил ни единого враждебного письма и не имел ни одного неприятного разговора».

Как будто в подтверждение слов Исмаила, проходящая мимо сгоревшего здания местная жительница сказала: «Это было ужасно, просто ужасно. Почему люди не могут ужиться друг с другом»? И в этот же миг послышался крик ещё одной женщины с балкона этажом выше: «Я христианка! Они мусульмане! У нас друг с другом никогда никаких проблем не было!»

Эту женщину звали Алина, и она приехала в Швецию из России пять лет назад.

На основе этой сцены можно было бы с таким же успехом выстроить повесть о толерантности и единстве. Но и это не было бы правдой. «В Швеции сгорело много мечетей. Но я никогда не думал, что это случится здесь», — сообщил Дарраги.

«Крайность стала рутиной. Как же это произошло?» — задаётся вопросом автор.

Исмаил Дарраги не знает шведского. Объясняться ему помогает его 11-летний сын Заид — мальчик удивительно способный и сообразительный. «Но его папа не может общаться на языке своей новой родины. Он прожил здесь 12 лет», — отмечает Кадхаммар.

Дарраги с женой родили в Швеции трёх детей — Заида и ещё двух дочерей. Старшая дочка, которая всё ещё страдает от ожогов, учится в университете. Заид собирается стать врачом. Но отец Исмаил не работает — после той бомбардировки он до сих пор страдает от звона в ушах и головокружений. Семь месяцев назад из-за инфаркта он оказался на операционном столе.

По описанию автора, это сильный человек с хорошим чувством юмора. Он рассказал, что у себя на родине был крестьянином. «Когда я спрашиваю его о подробностях, он рассказывает о 80 рабочих и о четырёх фермах, о выращиваемых помидорах, огурцах, баклажанах, кукурузе и сундуке с деньгами — и всё это в буквальном смысле обратилось в прах.

И вот теперь он слабый человек, зависящий от помощи шведского общества, он вынужден присесть на тротуар, потому что у него закружилась голова», — пишет журналист.

Мимо проходит девушка. Надпись на её сумке гласит: «Моё тело — мои правила». На этой улице постоянно соприкасаются две культуры. Хеслехольм, как и большинство шведских коммун, принял очень много беженцев.

По оценке муниципального советника Лены Валлентейм, 25% жителей коммуны родились за пределами страны. Приток беженцев во время кризиса 2015 года привёл к напряжённости и проблемам, особенно в школах, однако, по большому счёту, с ситуацией удалось справиться.

Тем не менее иногда, по словам её коллеги Ларса Йонссона, железнодорожная станция превращается в совсем неблагополучное место. Бездомные. Наркоманы и алкоголики. Банды мигрантов. Коммуна наняла охранников правопорядка, потому что полицейских не хватает.

«Здесь всё, как и в остальной Швеции. Конечно, есть проблемы, но нет никакого острого кризиса. Когда есть возможность пообщаться с муниципальными советниками, люди хотят обсудить не мигрантов. По большому счёту, общество работает как надо. Люди привыкают к переменам и проблемам. Так параллельные реальности существуют бок о бок. С одной стороны, это страна с высокой конъюнктурой, в которой уровень жизни большинства населения вырос до рекордного уровня», — пишет автор.

Но это и страна с различными культурами, где даже нет общего языка. Горит мечеть — и национальные СМИ даже не обращают на это внимание, продолжает Кадхаммар.

«Мы также привыкли к нацистам на площадях», — добавляет журналист. Северное движение сопротивления изредка собирается в этом месте — где-то каждый второй месяц. Они разворачивают свои знамёна и раздают листовки. Если их больше 20, они ходят маршем.

19 мая их было всего лишь 5–10 человек. Заведующая обувным магазином Анн-Бритт Альберг видела, как они стояли около «Весны». Клиенты, которые заходили к ней, казались раздражёнными и напуганными. Затем приехала полиция и попросила нацистов показать документы.

«Всё как обычно. Люди привыкают. Мы все к этому привыкли», — подводит итог Петер Кадхаммар.

Стратегию Трампа, вернее говоря – Новый курс США нам поможет понять книга одного из самых знаменитых «эффективных менеджеров» США – Ли Якокки. Эта икона американского бизнеса, бывший президент компаний Форд и Крайслер. Ли Якокка прославился тем, что спас компанию Крайслер от банкротства в начале 80-х годов.

Книга Ли Якокки «Карьера менеджера» написана в 1984 году. Автор задает вполне резонные вопросы американскому правительству по поводу протекционизма, японской угрозы (более дешевые автомобили), госдолга, процентных ставок, увеличения роли биржевых спекулянтов, по сравнению с реальным сектором экономики и  т.д. Очень интересно, что в тот момент ставки по кредитам в США были двузначными! Следовательно, и инфляция была большой. Все это было следствием политики «дорогих денег», которую тогда проводила ФРС во главе с Полом Волкером.

В Штатах тогда был большой и затяжной кризис, который закончился… сразу, как рухнул СССР!

Отрывки из книги Ли Якокки наглядно пояснят вам, что сегодня делает президент Трамп. Заключительная глава так вообще называется «Возродим былое величие Америки», что очень напоминает, кстати, предвыборный слоган Трампа.

Тут много пищи для размышлений…

Источник:Ссылка   Вернуть Америке былое величие

---------------------------

Вот некоторые интересные выдержки

(за них отдельное спасибо Виктору Иванову из Риги).

Итак, в августе 1982 года мы не сократили бюджетный дефицит. А теперь он ещё увеличился и превысил 200 миллиардов в год. Когда я пишу эти строки весной 1984 года, мы все ещё ломаем голову над тем, что же надо делать.

К несчастью, бюджетный дефицит – лишь верхушка айсберга. Если кто-нибудь ещё сомневается в том, что мы потеряли часть нашего былого экономического могущества, давайте рассмотрим следующие вопросы.

Почему страна, давшая нам Уолтера Крайслера, Альфреда Слоуна и первого Генри Форда, сталкивается с такими большими трудностями в обеспечении конкурентоспособности в области производства и сбыта автомобилей?

Почему страна Эндрю Карнеги сталкивается с такими трудностями в обеспечении конкурентоспособности своей сталелитейной индустрии?

Почему стране Томаса Эдисона приходится импортировать большинство потребных ей проигрывателей, радиоприемников, телевизоров, видеомагнитофонов и других потребительских электронных приборов?

Почему у страны Джона Д. Рокфеллера возникают проблемы с нефтью? Почему стране Эли Уитни приходится импортировать так много станков? Почему страна Роберта Фултона и братьев Райт сталкивается с такой острой конкуренцией на рынке средств транспорта?

Что сталось с индустриальным механизмом, который некогда служил предметом зависти и надеждой для всего остального мира? Как это нас угораздило менее чем за сорок лет демонтировать «арсенал демократии» и довести свою экономику до такого состояния, что она на многих решающих участках оказалась совсем слабой?

Мы утратили свое лидерство не в одночасье. Постепенная эрозия нашей мощи и влияния началась ещё в безмятежные дни, последовавшие за второй мировой войной. Но ни на одном отрезке своей истории Америка не обнаружила такой уязвимости, как в последнее десятилетие.

Во-первых, однажды утром мы проснулись и узнали, что нечто, называемое ОПЕК, обладает способностью поставить Америку на колени. Подобно Павлову, звонившему в колокольчик, чтобы добиться ожидаемой им реакции подопытных собак, ОПЕК ударила в свой колокол, и мы тут же среагировали. А сегодня, десять лет спустя, мы все ещё не располагаем реальным механизмом для предотвращения такой колоссальной угрозы нашей экономике.

Во-вторых, во имя соблюдения принципа свободы торговли мы тихо сидим и безмятежно наблюдаем, как Япония методично захватывает наши индустриальные и технологические позиции. Сочетая традиционно присущие её культуре ловкость и усердие с целым рядом недобросовестно используемых экономических преимуществ, Япония явно в состоянии безнаказанно захватывать наши рынки. В Вашингтоне все это считается экономикой свободной конкуренции, и она им вполне по душе. В Японии это считают экономикой Veni, Vidi, Vici и, поверьте мне, она им даже ещё больше нравится. Японцы пришли, увидели и теперь побеждают. И наша зависимость от Японии будет продолжать усиливаться до тех пор, пока мы не установим какие-то реальные пределы для их проникновения на наши рынки.

В-третьих, Советский Союз догнал нас по общей ядерной мощи. Америка уже не обладает решающим военным превосходством. Мы теперь наметили программу восстановления нашего превосходства, но эта программа заняла такие доминирующие позиции во всей жизни страны, что я начинаю задаваться вопросом: а что, собственно, все эти новые виды оружия станут защищать? Без мощной, жизнеспособной индустриальной инфраструктуры мы будем страной, ощетинившейся ракетами, которые окружают землю с бездействующими заводами, лишенными занятости рабочими и приходящими в упадок городами. В чем состоит мудрость такой политики?

Наконец, в какой-то момент в нашем недавнем прошлом Америка упустила из виду подлинный источник своего могущества и величия. Из страны, чья мощь проистекала из инвестиций в производство и потребление товаров, мы как-то превратились в страну, увлеченную инвестированием в ценные бумаги. В результате наши крупнейшие компании направляют гигантские суммы на приобретение акций других компаний. Во что превращается в конечном итоге весь этот капитал? В новые заводы? В новое производственное оборудование? В создание новых изделий?

Какая-то доля этих средств, конечно, направляется на эти цели, но лишь очень небольшая. Большая их часть оседает в банках и других финансовых учреждениях, которые пускают их в оборот и ссужают таким странам, как Польша, Мексика и Аргентина. Америке это приносит мало пользы. Однако когда страны-должники обанкротились и банки подняли тревогу, они добились лишь того, чего «Крайслер», «Интернэшнл харвестер» и жилищно-строительные компании никогда бы не добились: они убедили Федеральную резервную систему отступить от политики «дорогих» денег.

Каждый месяц рождается какой-то новый вид финансового инструментария с явной целью урезать покупательную способность потребителей и обогатить брокерские фирмы. Оглядываясь на этот период массового обесценения одних бумаг и отмены процентных платежей по другим, я не могу избавиться от мысли, что никогда прежде в истории так много капитала не производило столь мало долговременных ценностей.

Я, разумеется, нисколько не преуменьшаю значение высокой технологии для индустриального будущего Америки. Но одна лишь высокая технология нас не спасет. Она именно потому важна для нашей экономики, что ее потребителями выступает так много других отраслей американской индустрии. Особенно это относится к автоиндустрии. Именно здесь эксплуатируется весь парк роботов в стране.

Мы в большей степени, чем автоиндустрия какой-либо другой страны, компьютеризировали конструкторские работы и производственные процессы. Мы используем компьютеры для разработки способов экономии горючего, очистки выхлопных газов, обеспечения точности и повышения качества процессов строительства автомобилей.

Немногие знают, что тремя крупнейшими клиентами компьютерной индустрии выступают корпорации «Дженерал моторс», «Форд мотор» и «Крайслер». Силиконовая долина[53] была бы немыслима без Детройта. Если кто-то производит кремниевые чипы, то кто-то другой должен их применять. И это делаем мы. Сегодня каждый автомобиль оснащается как минимум одним компьютером. На некоторых наших самых изысканных моделях их число доходит даже до восьми!

Кремниевые чипы нельзя продавать в мешках из оберточной бумаги в ближайшей скобяной лавке. Они где-то должны найти применение. А покупают их базовые отрасли американской индустрии. Закрыть эти отрасли – значит лишиться покупателей. Свертывание автоиндустрии влечет за собой свертывание сталелитейной и резинотехнической промышленности, а совокупным результатом такого процесса явится ликвидация 1/7 всех рабочих мест в стране.

К чему это нас приведет? Мы превратимся в страну, в которой населяющие её люди будут продавать друг другу гамбургеры, а кремниевые чипы – остальным странам мира.

Не поймите меня неправильно: высокая технология имеет решающее значение для будущего нашей экономики. Но как бы важна она ни была, предприятия, создающие высокую технологию, никогда не обеспечат так много рабочих мест, сколько сегодня обеспечивают базовые отрасли промышленности. (это и про нашу цифровую экономику)*

В моем представлении промышленная политика означает реконструкцию и возрождение так называемых увядающих отраслей – оказавшихся в беде старых отраслей индустрии. Правительству следует активнее помогать американской промышленности встречать вызов иностранной конкуренции и меняющегося мира.

…Между тем государственное планирование отнюдь не должно означать социализм. Оно означает лишь наличие продуманной стратегии, сформулированных целей. Оно означает согласование всех аспектов экономической политики вместо разрозненного их выдвижения по частям, негласной их разработки людьми, преследующими лишь свои узкогрупповые интересы.

Можно ли считать планирование антиамериканским понятием? Мы у себя в корпорации «Крайслер» ведем большую плановую работу. И так же действует любая другая преуспевающая корпорация. Футбольные команды планируют. Университеты планируют. Профсоюзы планируют. Банки планируют. Правительства во всем мире планируют – исключение составляет лишь правительство США.

У нас не будет прогресса, если мы не откажемся от нелепой идеи, будто всякое планирование в масштабе страны представляет собой наступление на капиталистическую систему. Эта идея внушает нам такой страх, что мы остаемся единственной развитой страной в мире, не имеющей своей промышленной политики.

А что можно сказать по поводу Международного валютного фонда (МВФ)? Он бросается на выручку странам, которые берут займы не по средствам, а затем оказываются не в состоянии по ним расплачиваться. Недавно Пол Волкер предоставил Мексике ещё один миллиард долларов, чтобы поддержать её кредитоспособность и успокоить некоторые крупные банки США, первоначально предоставившие ей займы.

Этот заем Волкер выдал мгновенно, без всяких слушаний. А вот чтобы получить 1,2 миллиарда долларов для спасения корпорации «Крайслер» – американской компании, – нам пришлось неделями обивать пороги в конгрессе. А это что за промышленная политика?

В прошлом правительство США предоставило Польше займы из восьми процентов годовых, а мы предлагаем американским гражданам польского происхождения покупать дома и платить за кредит 14 процентов годовых. Если демократы не смогут воспользоваться этим обстоятельством, они заслуживают поражения на выборах.

В начале 1984 года «комиссия Киссинджера» потребовала выделить восемь миллиардов долларов на экономическое развитие Центральной Америки. А я всегда полагал, что Центральная Америка – это такие места, как штаты Мичиган, Огайо и Индиана. Вот какой я простак! Ну, а как же быть с нашей Центральной Америкой?

Как можно позволить себе израсходовать восемь миллиардов долларов для укрепления экономики других стран, забывая при этом о хиреющих отраслях у себя дома?

Кое-кто утверждает, что промышленная политика – это не что иное, как зловредный социализм. Если это социализм, я готов провалиться на этом месте. Между тем, если мы станем медлить, наше индустриальное сердце превратится в индустриальные задворки.

Любая реалистическая промышленная политика для Америки должна будет включать в себя кредитно-денежную и бюджетную политику.

Стабильная, здоровая экономика невозможна при высоких процентных ставках или при процентных ставках, меняющихся каждые десять минут. Высокие процентные ставки – это рукотворные катастрофы. А то, что человек создает, он может сам и ликвидировать.

Я вспоминаю день 6 октября 1979 года как день позора для нашей страны. Именно тода Пол Волкер и Совет Федеральной резервной системы объявили учетную ставку для первоклассных заемщиков – «прайм-рейт» – плавающей. Вот когда монетаристы провозгласили: «Единственным способом затормозить инфляцию является осуществление контроля за денежной массой, и черт с ними, с процентными ставками».

Как всем нам, испытавшим на себе этот губительный способ, известно, принятое тогда решение породило гигантскую волну экономических катастроф. Следовало найти более подходящий способ борьбы с инфляцией, а не возлагать её бремя на плечи рабочих автоиндустрии и жилищно-строительной промышленности. Когда будущие историки станут изучать наши методы лечения инфляции и тяжкие муки, которые причиняло это лечение, они, вероятно, будут сравнивать их с кровопролитиями средневековья!

Несмотря на предвыборные обещания президента Рейгана, национальный долг страны стал неуправляем. В далеком 1835 году дефицит федерального бюджета составил лишь 38 тысяч долларов. В 1981 году его годовой дефицит впервые в истории превысил 100 миллиардов долларов. Сегодня он находится на уровне около 200 миллиардов долларов. Ожидается, что через пять лет он превысит один триллион долларов]

За период с 1776 по 1981 год лишь однажды в нашей истории мы имели бюджетный дефицит такого масштаба. Подумайте только! Нам понадобилось 206 лет, пережить восемь войн, два глубочайших кризиса, десяток спадов, предпринять две космические программы, осуществить открытие Запада и пройти через правление 39 президентов, чтобы дойти до такого состояния.

Теперь мы собираемся вдвое превзойти этот рекорд лишь за пять лет – и это в мирное время, в период так называемого экономического подъема. Иначе говоря, в стране имеется 61 миллион семей, и мы намерены повесить на каждую из них годовой долг в три тысячи долларов без их согласия.

Это все равно как если бы «дядя Сэм» стал без разрешения пользоваться вашей кредитной карточкой. В результате мы отдаем в заклад будущее наших детей и внуков. Поскольку большинство из них ещё не имеет права голоса, они это право доверили нам. А мы не очень хорошо оправдываем их доверие. В этой книге парни в Вашингтоне – все без исключения – по бюджету получают двойку.