Все дело в экономике, которая, как известно, традиционно служит основой для любой политики. На протяжении веков, по крайней мере с момента начала великих географических открытий в конце XV века, экономика Европы процветала благодаря торговле.
На первый взгляд все выглядит не особенно масштабно. Вклад внешней торговли составляет примерно четверть ВВП Евросоюза. Совокупный оборот этой торговли в 2014 году, перед введением санкций, составлял 4,7 трлн долларов. Из общего объема ключевым торговым партнером являются США (16,9 %), за ними следуют Китай (15,3%), Швейцария (7%), Россия (6,2%), Турция (4,1%) и Япония (3,5%). Дело, как водится, меняют детали.
Структура торговых отношений Европы неоднородна. Она в приблизительно равных долях состоит из товаров и услуг. Причем услуги в подавляющем большинстве носят финансовый характер – это инвестиции или банковское обслуживание денежных потоков. Когда речь заходит о 47% торговых отношений ЕС, приходящихся на 150 прочих стран мира, то там подавляющее большинство как раз и создают банковские операции. Тогда как 86% всего промышленного экспорта направляется преимущественно в шесть вышеперечисленных стран, формируя тем самым подавляющую долю доходов.
Приведем пример. Самолет Airbus А380 весит около 160 тонн и продается в среднем за 489 млн долларов – грубо говоря, по 3 млн долларов за тонну общего веса. При средней рентабельности в 26-27% с нее получается около одного миллиона прибыли. Тогда как тонна твердой пшеницы HRS на торгах в Миннеаполисе стоит 223 доллара и приносит только 33,45 доллара прибыли. Потому для ЕС отношения с ключевыми потребителями промышленной продукции многократно важнее всего остального.
По той же причине при всех санкциях на алюминий, сталь, автомобильный импорт Европа в целом и Германия в частности не торопятся резко разрывать торговые отношения с США. При всех нынешних проблемах в 2017 году германских товаров в Америку было продано на 113 млрд долларов, тогда как в Россию - только на 22,7 млрд.
Боливар не вынесет двоих
Другой вопрос, что вся эта дружба формировалась в условиях непрерывной экспансии во внешний мир, казавшийся бездонным. С тех пор его емкость исчерпалась. Больше нет возможности наращивать продажи за счет освоения стран, ранее рыночной экономикой не охваченных. Теперь залогом благоденствия становятся успехи в конкуренции только на существующих рынках, и острота этой конкуренции возрастает.
Стремясь вернуть Америке былое величие, Трамп прилагает титанические усилия по выталкиванию с американского потребительского рынка всех иностранных производителей.
Например, той же стали за океаном в течение 2017 года потребили 108 млн тонн, из которых 35 млн были импортными, в том числе 2,8 млн – европейскими. За счет повышения импортных пошлин на сталь на 25% Белый дом намерен поднять в течение ближайших двух лет уровень загрузки американских сталелитейных предприятий с 76% до 82%, а к 2025 году снизить долю импорта с нынешних 32,8% до, по крайней мере, 25 – 23%. Европе эти планы грозят падением продаж той же стали на сумму примерно в 448 млн долларов в год.
К «стальным» потерям добавляются аналогичные по характеру убытки от закрытия американского рынка для алюминия, автомобилей и длинного списка прочей высокотехнологичной продукции, включая станки и промышленное оборудование. То есть все то, где в пересчете на обобщенную тонну веса выручка и прибыль выходят максимальными.
Иными словами, нынешний объем немецкого экспорта в Америку демонстрирует устойчивую тенденцию к снижению. Да, пока что темпы невелики – за первые шесть месяцев действия новых пошлин поставки европейской стали за океан снизились на 1,7%, но суть в том, что перспективы отыграть падение когда-либо в будущем однозначно отсутствуют.
Трамп и стоящие за ним финансово-промышленные группировки своей главной целью провозгласили возврат Америки к временам, когда US Steel являлась крупнейшей корпорацией по размеру фондовой капитализации. То есть эта война – не случайная размолвка между добрыми друзьями, она ведется по принципу «Боливар не вынесет двоих». Вашингтон решительно нацелился на широкое импортозамещение, судьба проигравших его не волнует. Даже если речь идет о союзниках.
Как собака на сене
Европейские сложности усугубляются еще и тем, что рикошетом по Европе бьет экономическая война, развернутая Америкой со всем прочим миром. Наглядным тому примером может служить ситуация вокруг «иранской ядерной сделки». Выход из нее США автоматически поставил целый ряд европейских компаний перед сложным выбором.
На 2017 год бизнес в Иране вели 10 тысяч немецких компаний, в том числе Siemens, Volkswagen и Daimler, 120 компаний имеют там штаб-квартиры. Союзники Германии не отстают: «Рено» строит завод мощностью на 350 тыс. автомобилей в год. Peugeot заключил контракты на общую сумму в 400 млрд долларов. Airbus намеревается продать там около ста своих самолетов примерно на 20 млрд только в первой очереди. Общая потребность страны в самолетах, с учетом старения ее имеющегося парка, оценивается минимум в 500 бортов. Siemens и итальянская FS предполагают модернизировать железные дороги Ирана на 1,4 млрд долларов. Уже заключен контракт на строительство магистрали Кум – Арак и поставку 50 локомотивов.
Для европейской экономики, критично зависящей от размеров внешней торговли, наличие подобного сотрудничества является стратегической основой финансового благополучия. Чем больше таких проектов, тем лучше. А тут ведь еще все указывает, что в скором времени закончится гражданская война в Сирии. Башар Асад официально оценил стоимость восстановления ее экономики в 400 млрд долларов. Так что Дамаску тоже понадобится множество станков, самолетов, автомобилей, металла, промышленного оборудования и электроники, словом, всего того, на чем специализируется Европа.
Однако серьезной проблемой на пути к успеху оказываются американские санкции. Они носят весьма ощутимый характер даже для таких крупных транснациональных корпораций, как французская нефтегазовая Total. Как прокомментировал события председатель совета ее директоров, отказ от участия в проекте по разработке иранского нефтегазового месторождения Южный Парс означает для Total прямые убытки в 400 млн долларов и потерю контракта, сулившего свыше 2 млрд прибыли в течение следующих пяти лет. Однако на другой чаше весов находятся другие проекты компании в 120 странах мира, из которых по меньшей мере 70 тем или иным образом подпадают под американскую юрисдикцию.
К этому следует добавить всего два факта. По заемному капиталу для обеспечения оборота текущих операций зависимость Total от американского долгового рынка составляет 64%. И еще по меньшей мере треть из текущего состава совета директоров и списка акционеров этой, формально французской, корпорации представлены американскими финансовыми фондами и крупными частными инвесторами. Так что ее санкционная уязвимость близка к абсолютной.
В аналогичном положении находится по меньшей мере треть крупного корпоративного и как минимум четверть списка ведущего банковского капитала Европы. Впрочем, даже при «правильном поведении» они уже подвергаются серьезным воспитательным ударам. Наглядным тому примером может служить штраф на 8,9 млрд долларов, наложенный Минфином США, кстати, как раз за нарушение «антииранских санкций», на французскую банковскую группу BNP Paribas.
Копейка рубль бережет
Отдельно следует отметить «энергетическую» сторону вопроса. Кто бы там что ни говорил про уникальные особенности устройства постиндустриальной экономики, в реальной жизни она по-прежнему продолжает основываться на энергии.
К примеру, машиностроение в Европе потребляет 17,26 млрд кВт/ч электричества. Или, грубо, по 880 кВт∙ч в пересчете на каждый выпускаемый там автомобиль. При нынешней усредненной стоимости электричества в Германии в 0,56 долл. за кВт/ч это дает примерно 493 доллара расходов на электричество в структуре себестоимости производства каждого автомобиля.
На первый взгляд – немного. Однако стоит учесть, что в 2017 году всеми странами ЕС было выпущено 19,7 млн автомобилей (производство за пределами Европы сюда не входит), и общая сумма затрат на электроэнергию по отрасли составляет 9,7 млрд долларов в год.
Если Америка каким-либо образом все же сумеет «остановить экспансию «Газпрома» в Европу», хотя бы просто добившись сокращения объемов российского газового экспорта вдвое, то эксперты Министерства энергетики полагают реальным, за счет повышения средних котировок газа, рост цен на электричество в Европе на 10-12%. В самых «идеальных» условиях – до 18%.
Реализация такого сценария грозит Евросоюзу только в автомобильной отрасли ростом издержек по меньшей на 1,16 млрд долларов ежегодно. Фактически это станет прямым убытком, так как производитель, что бы он ни выбрал – компенсировать издержки из своего кармана или повышать на их размер розничную цену, – в конечном итоге все равно получит падение прибыли.
Впрочем, только автопромом дело явно не ограничится. Увеличатся издержки всего промпроизводства, а оно в сумме потребляет в Европе свыше 1 млн ГВт∙ч электроэнергии в год. Так что даже десятипроцентное повышение расценок в указанных масштабах выливается в весьма существенные суммы. Таким образом, только по электричеству перед Брюсселем (а значит и Берлином) стоит простой вопрос – потерять эти 72 миллиарда (разница нынешних и возможных в будущем цен на этот объем) или нет. Если уступить американцам – это станет прямым убытком Европы. Если найти способ «поддержать русских», убытков удастся избежать, таким образом сохранив общую рентабельность экономики на прежнем уровне.
Заглянуть по-соседски
Вот, собственно, и весь исходный расклад. Европа находится буквально между двух огней. По инерции привычки и ввиду многочисленных финансовых, технических, культурных и лоббистских связей она по-прежнему пытается сохранить текущую «дружбу» с Америкой. Но динамика глобальных процессов вынуждает задумываться о собственном будущем. В Вашингтоне уже не скрывают планов фактической колонизации Европы ради экономического выживания США.
Белый дом на днях реанимировал идею Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства. На этот раз вроде как «честного», без корпоративных трибуналов, зато с очень жесткими лимитами на продажу европейских товаров на внутреннем рынке США. В то же время доступ американских товаров и услуг в Европу должен быть расширен. Совершенно очевидно, что в забеге на длинную дистанцию по предложенным правилам Европа проиграет.
Значит, геополитический курс необходимо менять. Но плавно, без резких рывков, чреватых фатальными потрясениями. Для этого нужно искать варианты восстановления отношений с Россией. И как крупнейшим поставщиком недорогих энергоносителей, и как источником других видов необходимого сырья, и как рынком сбыта промышленной продукции и технологий. Россия для Европы – идеальный партнер для экономического (пока только экономического) союза в противостоянии не только с США, но и с Китаем. Более того, партнерство с Россией поможет на хороших условиях входить в бизнес на Ближнем Востоке, где сегодня позиции Москвы однозначно превосходят вашингтонские.
В свою очередь, нам сближение с Европой интересно в не меньшей степени. Две трети российской внешней торговли и три четверти ее прибыли обеспечивает торговля со странами ЕС. Это уже само по себе более чем важно, даже если не рассматривать прочие моменты большой геополитики.
Другое дело, что четыре года спровоцированных американцами санкционных войн не прошли даром. Былые отношения порядком испорчены. Принято изрядное количество всевозможных «ограничивающих и наказывающих» законов. Сформировался негативный общественный информационный фон.
Отменить все это легким движением руки невозможно. Требуется обстоятельная и методичная работа, которая всегда начинается с взаимного понимания взглядов, формирования одинаковых подходов, осознания пользы от общих стратегий и одинакового отношения к рискам. К рискам – потому что наивным будет полагать, что российско-европейское (или даже только российско-германское) сближение мер противодействия со стороны Америки не вызовет.
Вот об этом лидеры двух стран три часа и говорили. Ибо дело ведь не на рубль мелочью. Тут надо заходить издали, рассматривать самые разные варианты, так сказать, мозговой штурм устраивать. На официальных межгосударственных встречах подобные вещи не делаются – там, как правило, только фиксируется результат уже состоявшихся переговоров. А начинается работа вот так – заглянув, так сказать, по-соседски, перекусить по дороге.